Самая настоящая любовь. Пьесы для больших и малых - Алексей Слаповский

СУЕПАЛОВ. А кто сыпал-то? Ты меня приучила. Сама солеедка, и меня тоже.

СУЕПАЛОВА. У меня бугров нет.

СУЕПАЛОВ. Мало ли. У всех свой организм. У тебя не отлагается, а у меня отлагается. Не сыпь, сказал.

СУЕПАЛОВА. Да не сыпала я ничего!

Эта перепалка – вполне миролюбива.

Входит Павел Рамкин, видит Римму, развешивающую белье.

РАМКИН. Рим, ты извини. Может, потом?

РИММА. Что?

РАМКИН. Белье потом повесишь? А то они придут, увидят условия, подумают: ага, им плохо. И начнут давить.

ЖУЧКОВА. А нам хорошо, да? Ты по свету обещал что-то сделать, Паша.

РАМКИН. Ходил. Показали акт: проводка в аварийном состоянии, эксплуатации не подлежит.

ЖУЧКОВА. Пусть на новую меняют!

РАМКИН. Дом на слом, не положено. Если хотим, меняем сами.

ЖУЧКОВ. Хотим, но не можем! Ты знаешь, сколько это стоит?

РАМКИН. Я продумываю вариант – кабель кинуть через окно. Договориться с электриками частным порядком.

СУЕПАЛОВА. Все равно отрежут.

РАМКИН (Римме, которая застыла в нерешительности). Чего ты? Давай помогу?

РИММА. Я полчаса вешала.

РАМКИН. А снимем за минуту. Помочь?

РИММА. Не надо.

ЖУЧКОВА. Я помогу, а, Рим? (Встает на другой табурет.)

РИММА. Не надо, я сама. (Снимает белье, не выпуская бутылки из руки.)

ЖУЧКОВ (тянется к бутылке). Уронишь!

РИММА. Будешь дергаться – точно уроню. (Сняв белье, остается на табурете.)

МАКСИМ. Они все равно что-нибудь придумают. Вам же будет хуже.

РАМКИН. А тебе-то что? Ты жилец тут.

МАКСИМ. Я просто… Сочувствую.

Входит Куренина.

КУРЕНИНА. Максим, в аптеку не сходите?

РАМКИН. Юлия Юрьевна, в чем дело? Не надо болеть, сегодня не надо, держитесь!

КУРЕНИНА. Да все нормально, просто посмотрела – валокордина нет. А вдруг ночью что-нибудь? (Максиму.) Сходите?

МАКСИМ. Конечно. (Идет из кухни.)

КУРЕНИНА. Деньги возьмите.

МАКСИМ. Да не надо!

КУРЕНИНА. Максим, я этого не люблю!

Дает ему деньги, Максим уходит.

ЖУЧКОВ. Темнят. (Жучковой.) Ты чего встала как постамент?

Жучкова спрыгивает, отхлебывает из бутылки, отдает мужу.

КУРЕНИНА (подходит к окну). Дерево спилили, никакого вида теперь нет.

СУЕПАЛОВ. Паша спилил.

КУРЕНИНА. Зачем?

СУЕПАЛОВ. Машину ставить. Я без обид, Паша.

РАМКИН. С обидой, Николай Иванович, а зря! Дерево сухое уже пять лет, я специалистов вызывал, они четко сказали: дерево мертвое.

ЖУЧКОВ. Площадку можно было сделать детскую.

РАМКИН. Миша, у тебя у самого машина теперь на этом месте стоит.

ЖУЧКОВ. Раз освободилось место, почему не поставить. И моя в два раза меньше твоей.

РАМКИН. Купи больше, я не против.

ЖУЧКОВ. Не наворовал еще.

РАМКИН. Если у кого-то неплохая зарплата, он обязательно ворует?

ЖУЧКОВ (благодушно усмехнувшись). Как правило.

Римма, закончившая собирать белье, выносит таз из кухни. В двери сталкивается с Линой, вернее, почти сталкивается, Лина обходит ее.

ЛИНА. Что, уже собрание?

РАМКИН. Еще нет. Спит?

ЛИНА. Только заснул.

СУЕПАЛОВА. Рано укладываете. А тихий он у вас! Наш орал, помнишь, Коль?

СУЕПАЛОВ (пробует суп). А?

СУЕПАЛОВА. Толик наш как орал, помнишь?

СУЕПАЛОВ. Он и сейчас орет. Сорок лет орет – никак не успокоится. Пересолила!

СУЕПАЛОВА. Вот ни крошки соли не сыпала, вот ни одной! Это тебе мерещится!

Входит Костя Бурский. Длинные волосы, кожаные потертые штаны, джинсовая рубашка. Сохраняющийся уже несколько десятков лет образ рок-музыканта.

БУРСКИЙ. Органолептические галлюцинации?

СУЕПАЛОВ. Чего? (Жене.) Готово уже. Неси, а то не успеем.

СУЕПАЛОВА (берет кастрюлю, Бурскому). Не хочешь тарелочку? А то твоя тебя не кормит совсем, я смотрю.

БУРСКИЙ. Мы в ресторанах обедаем.

ЖУЧКОВ. Оно и видно.

БУРСКИЙ. Как тебе видно, Миша? (Осматривает одежду.) Следы пищи?

РАМКИН. Многолетние.

БУРСКИЙ. Представителю малого и среднего бизнеса мое почтение! (Суепаловой.) Налейте, если не жалко.

Берет тарелку, Суепалова наливает ему суп, Бурский пристраивается у кухонного стола, начинает есть. Суепаловы уходят.

Входит Настя. Заспанная, вялая.

НАСТЯ. Суп?

БУРСКИЙ. Горячий.

Настя достает из стола ложку, садится рядом с Костей, ест из его тарелки.

ЖУЧКОВА. Сутки! Прямо зависть берет. Настя, я серьезно, это надо уметь, ты сутки спала.

НАСТЯ. А ты бы постояла каждый день на ногах.

ЖУЧКОВА. Я не только стою, я бегаю! У нас одна пришла, через три дня сбежала. Говорит, я думала, детский сад это сюси-пуси, а это же, говорит, каторга! Один орет, другой пищит, третий обделался, четвертый ложку проглотить хочет! Ужас!

НАСТЯ. Дети все равно дети. Ну, кричат. А ты послушай музыку по десять часов подряд. Покупатели – как глухие все, ставят на полную громкость.

БУРСКИЙ. Не цивилизованно. В наушниках надо слушать.

НАСТЯ. У хозяина политика такая: чтобы на улице слышно было. Чтобы заманивать.

ЖУЧКОВ. Смени магазин. Иди в автомобильный – вон, за углом который. Тишина, как в музее. Стоят три машины – «Крайслер» и два «мерина». И людей – никого.

РАМКИН. Еще ужинать будет кто-то? Я к тому, что скоро уже придут.

БУРСКИЙ. Пусть приходят. Меня не смутит.

ЖУЧКОВА. А чего вы не поженитесь, Костя, Настя? Устроим свадьбу, а? Сто лет на свадьбе не была, все подруги замуж вышли.

КУРЕНИНА. В браке быть абсолютно не обязательно. Я обошлась без этой формальности и прекрасно себя чувствую.

ЛИНА. Без детей скучно, Юлия Юрьевна.

КУРЕНИНА. До сорока лет я тоже так думала, Линочка. А потом поняла: что бог ни делает, все к лучшему. Я привыкла жить для себя, для своей работы – тридцать лет директором библиотеки, это, согласитесь… Я эгоистка, не умею ни о ком заботиться. Скорее всего, я плохо воспитала бы детей. Вопрос: что лучше – плохие дети или совсем без детей? Я природой обречена на вымирание, я тупиковая ветвь человечества.

БУРСКИЙ. Обожаю! Юлия Юрьевна, такое остроумие в семьдесят лет – преклоняюсь! Есть надежда, что я в семьдесят не буду маразматиком. Если доживу.

НАСТЯ. У тебя уже сейчас маразм.

Темнеет, Лина начинает зажигать свечи. Рамкин тоже зажигает свечи и керосиновую лампу.

ЖУЧКОВ. Каменный век! Телевизор даже посмотреть нельзя!

ЛИНА. А мне нравится. Нет, без света плохо, но когда свечи – красиво.

Все смотрят. Тишина. Свет медленно гаснет.

Через некоторое время. Стемнело, стало сумрачнее, но свечи горят ярче. Все собрались, сидят – кто где, слушают Вадима.

ВАДИМ. Повторяю еще раз: я не представитель риелторской компании. Я режиссер. Я искал дом для проведения съемок реалити-шоу. На тему выживания, ну, вы такие видели.

КУРЕНИНА. Извините, мерзость!

СУЕПАЛОВА. Если хуже не сказать.

КУРЕНИНА. Но вы же смотрите телевизор, Нина Петровна!

СУЕПАЛОВА. Очень редко. Смотрю и удивляюсь – до чего люди дошли, ужас!

ВАДИМ. Мы сейчас не об этом.

РАМКИН. А о чем? Конкретней нельзя?

ВАДИМ. Говорю конкретно. Мне рассказали о вашем доме. Появилась идея: снять настоящих, живых людей. Не подобранных специально.

РАМКИН. Цель? То есть это бред, никто не согласится, мне просто интересно.

ВАДИМ. Цель, как и в жизни, – борьба. «Дом на слом», так и будет называться. Условия, о которых будут знать телезрители: победителю – денежный приз и отличная квартира. За второе место тоже квартира, тоже отличная, в центре, но без денег. За третье – замечательная квартира, но уже не в центре. И так далее – по мере убывания.

МАКСИМ. Кто победителя определит? И как?

ВАДИМ. Вы определите. В конце месяца, а это рассчитано на месяц, вы должны будете проголосовать – начиная с конца. То есть выбрать, кто худший. Он выбывает. Остальные выбирают следующего. В результате остаются, как вы понимаете, две семьи.

РАМКИН. И на этом все кончится. Каждая семья проголосует за себя – и все. Победителя не будет.

ВАДИМ. Будет. Его выберут зрители.

РИММА. То есть – кто больше понравится?

ЖУЧКОВА. О, о, оживела! Победила уже?

ВАДИМ. Да, кто больше понравится. По опыту знаю, что это дело непредсказуемое. Победителем может стать самый вредный и самый наглый участник. И при этом не самый умный. Если уж у нас за таких политиков голосуют, то в такой ситуации – тем более.

МАКСИМ. Миша, у тебя есть шанс!

ЖУЧКОВ. А по морде если? Ты вообще тут ни при чем, ты жилец!

ВАДИМ. Кстати, жильца тоже решено включить в состав участников.

РАМКИН. А гарантии какие? Договор будет?

ВАДИМ. Естественно. С каждым заключается договор на оплату, потому что, естественно, вам за это шоу заплатят.

ЖУЧКОВ. Сколько?

ВАДИМ. По три тысячи в эквиваленте евро.