Русская комедия (сборник) - Владислав Князев

– Знаю, знаю, чем вы огорчены, мои верные соратники, – прервал нашу геройскую грусть врио. – Снова судьба остановила вас в пяти минутах от подвига. Но победу мы с вами все-таки одержали. Славную, блистательную! Нет больше на Самарской Луке гидры серости и угодничества с ее ужасными драконьими головами, набитыми ложными истинами. Ширятся ряды сподвижников благородного Луки Самарыча, вдохновленных вашим легендарным примером. Что же будет завтра, когда вам выпадет счастье пролить кровь во славу эпохи!

Взгляд его поплыл в завтра, то есть на потолок. И тут мы уже не стали более медлить.

Ульк!

* * *

И тут же скорее… Что? Правильно: опровергать небылицы, вымыслы и домыслы.

Небылицу распространило прежде всего, естественно, Общество трезвости. Но ему, что называется, это на роду написано. А вот попробуйте угадать, кто присоединился к трезвенникам. У кого еще язык без костей и как помело? Сроду не угадаете. Представьте себе, что на сей раз язык распустило… Приволжское районное отделение гормилиции. Мы сразу догадались, что это – от зависти к речной милиции, которая находится тут же, в двух шагах.

Короче, небылица беспардонно утверждает, что некто, по паспорту Венедикт Георгиевич Краснощеков, выскочив из «Утеса», помчал как угорелый. Но вовсе не в сторону Волги, чтобы по льдам устремиться навстречу геройской гибели, а совсем в противоположную сторону. В отделение речной милиции, что тут неподалеку.

– Караул! – закричал он с порога. – Спасите меня от ваших сумасшедших из вашего дурдома «Утес»! Они хотят утопить меня в Волге. Спрячьте меня где угодно! Хоть за решеткой.

Дежурный лейтенант проявил истинно колдыбанскую отзывчивость и охотно отвел нежданного гостя в камеру. Жалко, что ли! Все равно в тот день она пустовала, а это, кстати, даже непорядок. Пусть там хоть кто-то будет. Вдруг начальство заглянет, и в камере – пожалуйста: вроде как задержанный. Всё в порядке.

За решеткой Краснощеков быстро успокоился.

– Вы знаете, зачем я пришел? – хитро улыбаясь, спросил он гостеприимного мента. – Чтобы выпить.

– Тогда, наверное, вам лучше пойти в ресторан, в кафе, в рюмочную, – посоветовал тот.

– Я буду выпивать первый раз в жизни.

– Тогда вы точно по адресу, – согласился лейтенант и проверил замок камеры.

Краснощеков на это не реагировал и попросил офицера сходить в магазин за спиртным.

– Коньяк, виски, джин? – поинтересовался учтивый мент-речник.

– О нет, только «Волжскую особую», – пожелал «задержанный».

Лейтенант так зауважал своего нового знакомого, что немедленно выполнил его заказ и даже собственноручно налил ему стакан. Себе, разумеется, тоже.

«Ульк!» – заглотнул первую порцию колдыбанский подданный широкопятого происхождения. Глаза, естественно, – сразу на лоб, рот – варежкой, нос – красным знаменем, из ушей – дым столбом. Но все-таки жив курилка. И уже слышится, даже через меховую шапку, веселый гул. Это катит по извилинам первая волна знаменитой «Волжской».

Лейтенант – вдогонку за гостем.

– Так что за хулиганы напугали вас? – поинтересовался он взамен закуски.

Вместо ответа Краснощеков неожиданно икнул, потом удовлетворенно крякнул и… Левый глаз его вдруг отчаянно замигал, как волжский бакен, на который прет катер с заснувшим рулевым.

– Напугали? Меня? – удивился Краснощеков. – Ха-ха. Я что, разве трус? Да я сам кого хошь напугаю. Ха-ха! Вы знаете, куда я сейчас собираюсь? На ле-до-ход! Ха-ха?

Он вскочил с места:

– Вот так я буду прыгать по льдинам!

– Вот так я буду работать багром!

– А вот так я буду стоять на вершине тороса!

Он вскочил на тюремный табурет, и тот будто бы даже не упал. Хотя имел вредную привычку рассыпаться на части под каждым вторым задержанным. Особенно во время перекрестных допросов. На сей раз, наверное, тюремный табурет проявил особое уважение к пемзенским самодельным чувякам.

– Смерть будет дышать мне в лицо, но я сумею намять ей бока! – заключил с большим чувством Краснощеков и строго вопросил: – Вы верите мне?

– Как вы можете сомневаться! – возмутился лейтенант. – На Самарской Луке всегда верят на слово.

– Ну что ж, в таком случае прошу налить по второму стакану, – распорядился новоявленный удалец.

Ульк!

Стены задрожали от гула: вторая волна «Особой» катила шальным девятым валом.

– Тсс! – поднял палец вверх Краснощеков. – Вы знаете, где я сейчас был? – продолжал он. – На ле-до-хо-де. Ха-ха!

– Смерть дышала мне в лицо! – не давая лейтенанту опомниться, объявил удалец. – Но я… я смело прыгал по льдинам. Ловко работал багром. Твердо стоял на вершине тороса.

Он вскочил было с места, чтобы продемонстрировать, как посрамил грозную стихию. Но вдруг решительно передумал. Дескать, зачем тратить зря время и силы, когда все и так знают, что Краснощеков бегает и прыгает по льдам не хуже истинных колдыбанцев.

Левый глаз бывшего проЗЛИ, а ныне – ледового ковбоя хитро замигал:

– На Самарской Луке верят на слово. А вот в Москве… даю вам честное слово… не верят даже слезам. Ну? Значит, правы мои друзья-истбанцы: нечего ломить шапку перед всякими столичными светлостями. А то ведь они заломят с вас и голову. Ха! Вам нужна моя голова? Тогда сначала поймайте мою шапку!

И он бросил свой нутриевый малахай вверх. Да с такой силой, что даже потолок милицейского участка подтвердит: окажись тут московские светлости – в глазах у них стало бы темно.

– Мне кажется, что я кидаю шапку в небо не хуже колдыбанских удальцов, – похвалил себя Краснощеков. – Но… в кабинетах столичных светлостей потолки – ух, какие! Выше неба. Не докинешь – скажут, слабак. – Он хлопнул себя по лбу и озарился: – О! Шапку в потолок – хорошо, а еще лучше… на пол! Точнее, об пол.

В возбуждении он снова схватил особый знак собственного достоинства:

– Вот так надо бить шапкой об пол, когда всякие московские светлости объявляют вас темным и серым.

– Вот так, когда заставляют вас жить по своим нормам и меркам.

– И вот так, когда вы испытываете восторг и ликование оттого, что делаете все наоборот.

«Особая» гудела все громче, но шапочный лихач перекричал ее:

– Теперь мне есть что порассказать внукам и правнукам. Давайте выпьем по третьему стакану. За меня! И… и… ик… за Луку Самарыча!

Ик! В смысле ульк!

* * *

Вот что утверждает небылица. Внешне, надо признать, все выглядит правдоподобно. И Геракл опять попытался нас на этом поймать.

– Ну что, колдыбанские фальшивобылинники, заврались? – подражая Ехидне, паясничал он. – Но меня на вашей ржаной мякине не проведешь. Я даже знаю, что случилось, когда Краснощеков от восторга подпрыгнул до потолка. Да нет, не сотрясение мозга и не перелом ноги. Боги пьяных берегут. Зато в этот момент явился сменный дежурный, по званию, кстати, старший. Он взашей вытолкал из правоохранительного учреждения своего коллегу-пьянчугу, а Краснощекова, вдрызг захмелевшего, немедленно отправил в вытрезвитель. Вот такие дела, ха-ха. А вы даже не вышли полюбопытствовать, куда запропастился ваш новый сотоварищ-собутыльник.

– Эх, фальшивоаналитик, – вздохнул в ответ Лука Самарыч. – Вы говорите, наверное, со слов Приволжского милицейского отделения, которое буквально взбесилось от зависти, что не ему выпала честь задержать такого выдающегося правонарушителя. Вы бы еще центральной прессы начитались и центрального телевидения насмотрелись. А у нас имеются подлинно исторические и куда более авторитетные свидетельства. Как вам нравится вот этот удивительный документ, от которого ахнула бы центральная печать и облизались бы электронные СМИ?

И он сунул под нос Гераклу какой-то невзрачный клочок бумаги:

– Штрафная милицейская квитанция. Читайте: «Гражданин Краснощеков В. Г. подвергнут штрафу 13 июня с. г. за переход Волги во время ледохода». Это копия. Оригинал, естественно, у самого Краснощекова, по просьбе которого и принес нам оное вещественное доказательство тот самый услужливый лейтенант. Поскольку Венедикт Георгиевич воспользовался услугами нарочного, то мы, естественно, решили, что сам он после ледохода пребывает или в больнице со множественными переломами, или, наоборот, на торжественном приеме у мэра. А может быть, ни тут ни там, а просто плывет на льдине в открытое море.

– Ох, фантазеры, мюнхгаузены, жюль верны! – не унимался Геракл. – Что вы мне очки втираете своими милицейскими квитанциями! А знаете ли вы, коренные-раскоренные, ха-ха, волжане, сто лет не видевшие свою матушку Волгу, что летом ледохода, ха-ха, не бывает? Даже в Ледовитом океане. Супротив это законов природы, кильки вы потрошеные, мойвы маринованные, нототении недожаренные.

– Какой же вы все-таки, Геракл Зевсович, кондовый скептик! – подивился Лука Самарыч. – Ну что нам законы природы, если мы даже наши налоговые законы обходим с закрытыми глазами! Как-нибудь на досуге научим и вас. А сейчас, дорогуша полубог, зарубите себе на носу и покажите эту зарубку своему Олимпу: на Самарской Луке возможно всё.