Прикосновение - Рустам Ибрагимович Ибрагимбеков

стола и садится рядом с ним.

Ж у р а в л е в. Ты должен признать свою телеграмму ошибочной. Я говорил со всеми — это единственный способ ликвидировать ее последствия без особых для тебя неприятностей.

С а л а е в. С кем со всеми?

Ж у р а в л е в (резко). Со всеми, кого твоя телеграмма ставит под удар… Ты должен отказаться от нее до начала обсуждения — там это будет уже поздно.

С а л а е в (улыбаясь). А если я не откажусь?

Ж у р а в л е в. Телеграмму все равно признают ошибочной, но… сам понимаешь, с другими последствиями.

С а л а е в (продолжая улыбаться). То есть?

Ж у р а в л е в (сердито). Слушай, ты станешь когда-нибудь серьезным человеком? Ты что, не понимаешь, чем для тебя может кончиться эта история?

С а л а е в (после паузы, серьезно). Понимаю.

Ж у р а в л е в. Формулировка уже готова.

С а л а е в. Какая?

Ж у р а в л е в. Плохая. Полжизни отмываться будешь. (Смотрит на часы.) Ну, что ты мне ответишь?

С а л а е в. А что я могу ответить? Телеграмма послана после долгой подготовительной работы и расчетов. Я убежден, что мы можем дать триста миллионов в восьмидесятом году. А раз так, то, значит, отказаться от этой телеграммы я не могу. (Разводит руками.)

Ж у р а в л е в (неодобрительно). Не можешь?

С а л а е в. Не могу.

Ж у р а в л е в. А ошибаться ты тоже не можешь?

С а л а е в. Ошибаться могу.

Ж у р а в л е в. Так вот потому я и пришел сюда, что ты ошибаешься. И тебе надо признать эту ошибку, пока не поздно.

С а л а е в. Как же я могу признать ошибку, если не считаю, что совершил ее?

Ж у р а в л е в. А тебе не достаточно того, что все твердят об этом в один голос?

С а л а е в. Нет, не достаточно.

Ж у р а в л е в. А о том, в какое положение ты ставишь всех нас, ты подумал? Ведь что получается? Получается, что мы обманываем государство, занижаем планы по непонятным соображениям и только ты один среди нас такой честный и принципиальный, что сообщил об этом прямо в Москву.

С а л а е в. Я вынужден был дать эту телеграмму. Если бы я не послал ее, ваш вариант плана был бы утвержден и изменять что-либо было бы поздно.

Ж у р а в л е в. Не «ваш вариант», а общий. Ты тоже принимал участие в обсуждении плана.

С а л а е в. Я тогда еще не мог обосновать свои сомнения, не были закончены необходимые расчеты.

Ж у р а в л е в. Ты имеешь в виду то, что Черкизов считал для тебя на своей вычислительной машине?

С а л а е в. Да… Он предложил новый метод подсчета запасов, и оказалось, что возможности наших месторождений намного выше предполагаемых. Но когда мы закончили вычисления, план по области уже пошел на утверждение в Москву.

Ж у р а в л е в. И тогда ты додумался до того, что шарахнул в Москву телеграмму о том, что область послала на утверждение план, обманывающий государство.

С а л а е в. А что бы вы сделали на моем месте?

Ж у р а в л е в. На твоем месте я бы признал эту телеграмму ошибочной. Мы еще раз произвели подсчеты запасов по всем месторождениям, и действующим, и планируемым, и опять получилось, что вариант плана, направленный областью в Госплан, в целом поставлен правильно и соответствует реальному положению дел. Выдвигаемые тобой новые цифры оказываются примерно вдвое завышенными по сравнению с предложенными нами ранее. Я знаю твоего гения, этого Черкизова, он у нас тоже ошивался некоторое время. Я знаю, что ты один из лучших специалистов по геологии Сибири. В конце концов, я знаю, что ты очень везучий человек. Но мы не можем дать триста миллионов тонн нефти в восьмидесятом году. Не можем! А дать их надо будет нам, нефтяникам. Мой главк будет нести за все ответственность!

С а л а е в (спокойно). Чтобы вы, нефтяники, дали эти триста миллионов, мы, геологи, должны разведать и открыть примерно в два раза больше месторождений. И за это несет ответственность наш главк. Так эта общая ответственность делится поровну. Что же касается Черкизова, то очень жаль, что вы в свое время не создали ему нормальные условия для работы, потому что он действительно выдающийся человек, а не болтун и прожектер.

Ж у р а в л е в. Черт с ним, с Черкизовым. Не в нем дело. Пойми: мы не сможем поднять на поверхность триста миллионов тонн, даже если будут разведаны те новые месторождения, которые ты обещаешь, потому что к этому должны быть готовы не только мы, но и все смежные отрасли промышленности. Это в том случае, если ты прав. Но ты ведь можешь и ошибиться? Ты же не святой.

С а л а е в. Да, я не святой.

Ж у р а в л е в (взрывается). Так какого же ты черта прешь вперед с этими своими тремястами миллионами, как танк? Ведь и ты не один здесь работаешь. Есть же люди, которые не меньше тебя смыслят в деле и говорят тебе: «Ошибаешься ты, дорогой товарищ, ошибаешься. Поспешны твои выводы и необоснованны». (Помолчав.) И дай бог, чтобы твои действия диктовались только заблуждениями. Обидно будет, если вдруг окажется, что есть еще и другие причины.

С а л а е в. Что вы имеете в виду?

Ж у р а в л е в. А то, что ты прекрасно знаешь: что если удастся пробить через Москву новый вариант плана, то человек, под началом которого ты работаешь и с именем которого связаны все или почти все нефтяные открытия в Сибири, и твои в том числе тоже, он человек пожилой и, в отличие от тебя, ответственный и поэтому никогда не возьмется за осуществление программы, которая кажется ему нереальной. И тогда, естественно, выполнение этого плана будет возложено на тебя, потому что, во-первых, ты его предложил, а во-вторых, действительно если кто-то и сможет довести до конца эту авантюру, то только ты… И жаль, если то, что я тебе сказал сейчас, соответствует истине. Уж лучше, если бы ты искренне ошибался.

С а л а е в (спокойно). Я действительно знаю, что новый вариант плана придется выполнять мне. Это неизбежно. Руководить главком должен тот, кто может дать к восьмидесятому году триста миллионов нефти, потому что это предел, которого мы пока можем достичь. А если найдется человек, который может дать к этому сроку больше, чем триста миллионов, то надо назначать начальником главка именно этого человека. И я не вижу в этом ничего несправедливого. Рано или поздно все мы устаем, и на смену нам должны приходить новые люди. Человек, которого вы пытаетесь защищать от меня, вошел в историю нефтеразведки, он признанный лидер геологов Сибири. И каждый из нас многим ему обязан. Но ведь и он в свое время заменил кого-то, заменил не потому, что хотел обогнать и стать первым, а потому, что этого требовали интересы дела. Я понимаю, это звучит жестоко, но это правда. Так было и будет всегда.

Ж у р а в л е в (мрачно). Никого я не собираюсь защищать. В этом нет никакой необходимости. Мы не можем добыть триста миллионов тонн нефти к