«Ныне и присно» - Константин Мартынов

Кривая усмешка снова вернулась на лицо — ничего, он подождет.

Полвека назад строились вольготно — перед каждой двухэтажкой сквер в полгектара, рябины выше крыш вымахали. Через скверы любителями срезать углы, натоптаны тропки. Низкие по колено — заборчики не помеха, скорее радость… как для кичащихся своей спортивностью торопыг, так и для желающих спокойно выпить на свежем воздухе — никаких скамеек не надо… Захолустье. И не поверишь, что в семи километрах отсюда забродившим сортиром бурлит цивилизация.

Две улицы, три скверика и начнутся ряды гаражей. До леушинского еще десять минут хода… но это потом, а сейчас Тимша непроизвольно замедлил шаги — впереди, за густым, не желавшим до морозов расставаться с листвой кустарником слышится какая-то возня. И сопение. Вроде как борцы по холодку размяться вздумали… Тимша быстренько перебрал варианты происходящего: сначала естественные — влюбленная парочка нашла уголок для игрищ, мужики с бутылкой от жен прячутся… затем подходящие нынешним реалиям — наркота ширяется, содомиты резвятся… В первом случае надо вежливо покашлять и мимо пройти… по возможности глядя строго перед собой; во втором — постараться не блевануть. Был и третий вариант — криминальный… Как раз под настроение.

Раздумья кончились, когда за кустами вскрикнули:

— Отвали, козел!..

Девичьим голосом вскрикнули.

Крик оборвался, сменившись придушенным мычанием. Пьяноватый бас сварливо каркнул:

— Не можешь бабе пасть заткнуть?

— Дык она кусается, падла! — обиженно вякнул надтреснутый тенорок.

ЧТО? Лавина гнева погребла под собой нерешительность. Ноги сами перенесли через заборчик.

— Эй, говнюк! Пшел на хер отсюда! — бас урчал, как полное газов брюхо.

Тимша не ответил. Не смог — челюсти свело судорогой, из закушенной губы по подбородку струилась кровь.

— Оглох, сука?!

Из темноты выдвинулась слоновья туша. Шеи у громилы не было, голова перезревшей грушей растеклась по жирным плечам. В свете далеких фонарей стало видно как студенисто подрагивают брылястые щеки. Заплывшие глазенки косили в разные стороны, отчего казалось, будто громила высматривает кого-то за тимшиной спиной.

— Тебе, что, десять раз повторять?!

Похожая на раскормленного осьминога пятерня неторопливо, предвкушающе потянулась к вороту тимшиной куртки — смять, придушить, чтоб тупорылый пацан ножонками в воздухе подрыгал!.. Жесткая, привыкшая к веслу и топору рука помора остановила движение, резко крутнула… Послышался негромкий треск. Левый глаз громилы неверяще повернулся к мокрой тряпкой обвисшей кисти, правый бессмысленно уставился в пространство. Толстые губы скривились в ожидании боли. Весь вид детины олицетворял тягостное недоумение: «Как же так? Ведь я же больше, здоровее!..» Впечатанный в низенький лоб кулак поставил точку на размышлениях. Туша качнулась и рухнула. Плашмя, подрубленным столбом.

Земля содрогнулась.

— Ты че застрял, Рогожа? — недовольно прохрипел укушенный. — Долго мы эту кошку держать будем?

«Еще двое, — холодно отметил Шабанов. — Это к лучшему, больше швали зараз вычистить получится…»

Возня в кустах усилилась, послышался шлепок пощечины и злой возглас:

— Лежи тихо, поганка!

Тимша не раздумывая шагнул к кустам.

С земли поднялся нескладный длиннорукий подросток. Прыщавая харя дергалась в нервном тике. Ломаный и неправильно сросшийся нос отбрасывал на впалую щеку кривую тень. Вид приближающегося Тимши привел юнца в полное изумление.

— Ч-что? К-как? — заикаясь пробормотал кривоносый. — А г-где Рогожа?

Вместо ответа Тимша шагнул навстречу. В груди негромко клокотнул яростный рык.

— Князь! Линяем отсюда! Этот придурок Рогожу замочил! — истерично завизжал кривоносый. Заикание пропало начисто.

Рядом с ним мгновенно возник третий — чернявый, болезненно худой заморыш. Близко посаженные выпученные глазенки, как и у недвижно лежащего Рогожи, таращились за угол.

«Паноптикум! — брезгливо промелькнуло в голове. — Цирк уродцев!»

Кулак описал размашистую дугу… на этот раз впустую косоглазый «князь» по-крысячьи ловко увернулся и бросился наутек — аж кусты затрещали. За ним ломанулся его кривоносый приятель. Тимша даже не дернулся вслед — мало ли кто затаился поблизости?

— Козлы гребаные! — с чувством прозвучало глубокое девичье контральто. — Я, сучары, ваши рожи поганые срисовала! И кликухи позорные тоже!

Спасенная поднялась на ноги… Волнистые спелого каштана волосы всклокочены, проклепанная «косуха» расстегнута, черная с непонятным рисунком трикотажная майка разорвана пополам, из-под майки бесстыдно белеют остренькие грудки с по-детски маленькими сосками…

Тимша, мучительно краснея, отвел глаза. Носок ботинка смущенно колупнул раскисшую землю.

— Один на троих… — промурлыкала девица, с любопытством обойдя вокруг Тимши. Наготы своей она словно и не замечала. Ры-ыцарь… А покраснел-то — в темноте видно!

— Ты бы прикрылась, девка… — неловко заметил Тимша. Не ровен час простудишься.

В ответ послышался низкий грудной смешок.

— Забо-отливый! — проворковала девица. По тимшиной щеке скользнул длинный наманикюренный ноготок. — Кстати, меня Ларисой зовут, а не девкой.

Тимша почувствовал, как огнем запылали уши. «Вот же леший! Спас на свою голову!» — смятенно пронеслось в мозгу, вслух же он сказал:

— А меня… Сергеем.

Лариса наконец запахнулась, взвизгнула «молния». Натянутые поверх черных джинсов сапожки с высокими скошеными каблучками танцующе двинулись к лежащему в отключке Рогоже.

— Что это у тебя за поясом? Не топор, случаем? — словно между делом поинтересовалась девица. — Вот им и надо было…

Изящный ларисин сапожок пнул распластанную тушу.

Рогожа не шелохнулся. Лариса удовлетворенно хмыкнула и наклонилась, пальчики скользнули в брючный карман насильника. На свет появился упакованный в кожаный чехол телефончик.

— Моя мобила, — непринужденно пояснила она. — Братику звякну: пусть приедет, заберет…

«Фу-у! Баба с воза — кобыле легче!»

— Шла бы ты, где людей побольше, — посоветовал Шабанов. — Не ровен час, еще кто привяжется…

— А как же мой рыцарь? — глазищи лукаво стрельнули… огромные, миндалевидные, способные заглянуть в самую душу…

— Дела у меня, — буркнул Тимша, стряхивая наваждение. — Много вас тут по кустам — боюсь, ко всем не успею!

Губки капризно надулись, из-под нахмуренных бровей фотовспышкой полыхнул сердитый взгляд.

— К другим пусть другие успевают. Ты — мой!

«Во влип! Мобильник ее, я оказывается тоже… Теперь думай, как бы ноги унести!» Тимша невольно отступил на шажок. Висящий за поясом топор зацепился за куст. Тимша неуклюже рванулся, выворотив с корнем ни в чем не повинное растение.

Девица хихикнула.

— Ладно, беги… торопыга! — милостиво позволила она. Но помни: ты — мой!

— Ага, ага… — закивал Тимша. — Как скажешь, так и будет. Бывай, подруга!

Он развернулся и зашагал прочь. Не оборачиваясь, стараясь идти медленно, чтобы отступление не походило на позорное бегство… девица хихикнула еще раз. Громко, издевательски. Шабанов готовился свернуть за угол ближайшего дома, когда из оставшегося за спиной скверика отчетливо донеслось:

— Ты — мой!

Тимша не выдержал и побежал.

— Твой, чужой… — недовольно бубнил Шабанов, на пути к гаражу. — Свой собственный, ясно? Недосуг мне сейчас шуры-муры разводить!

Через десять минут дома закончились, сглаженный край сопки резко нырнул вниз, к омывавшей подножие речушке. По кромке распадка бок о бок стояли гаражи, единственный разрыв в стене предназначался для проезда к нижним рядам. Даже не проезда — спуска, крутого настолько, что камешки из—под ног шустро катились вниз, к реке. Тимша прошел с десяток метров, остановился. Взгляд искал ставший почти родным гараж-мастерскую…

Гаража не было. Вместо него, освещенные безжалостным светом фонарей, торчали обугленные остатки стен. Как гнилой зуб в челюсти. Языки копоти разрисовали соседние гаражи причудливыми узорами. Ни огня, ни дыма — мокро блестящее железо, да покрытые шапками химической пены лужи…

Мать в больнице, с другом запрещено встречаться, мастерская сгорела… Как жить? Сердце захлестнуло безнадегой. Он побрел к развалинам, бездумно, потерянно. У самого пепелища под ноги подвернулся закопченый жестяной бачок. Тимша поставил его «на попа», сел…

Минуты утекали одна за одной…

— Видишь, Кабан, я же знал, что этот гондон обязательно припрется!

Под тяжелыми ботинками отвратно заскрипело битое стекло, дорогу заступили до блевоты знакомые силуэты.

— Вас-то мне и надо! — прорычал Тимша поднимаясь. Освобожденный от мешковины топор косо взметнулся над плечом.