Литературная Газета 6289 ( № 34 2010) - Литературка Литературная Газета

– Рамай, ты любишь музыку? – два бездонных голубых семафора вопросительно смотрели на меня.

– Люблю! – сказал я, громко шмыгнув.

– Ну, тогда присаживайся на диван.

Диана утончёнными аристократическими движениями поставила в магнитофон кассету и, присев рядом со мной, накручивала кончик локона на палец в ожидании музыки.

По ушам резанул противный звук скрипки.

– Это Моцарт, – пояснила Диана. – Седьмая симфония. – Запрокинув светло-русую голову на спинку дивана, она прикрыла глаза.

От прослушивания Седьмой симфонии меня начало подташнивать.

– А получше кассеты у тебя нет, что ли?

– А?! Что?

Вернувшаяся «в бренный мир» девочка широко распахнула глаза:

– Что ты сказал, Рамай?

– Повеселее кассеты нет, что ли? «Скутер» или хотя бы «Мумий Тролль»…

– Кто, кто? – ещё больше открыла глаза Диана.

– Ну… сойдёт и «Исхак Хан»…

К сожалению, у них не было ни «Скутера», ни «Мумий Тролля». А кто такой «Исхак Хан», Диана и подавно не знала.

Хозяйка выключила магнитофон и со словами:

– Идём-ка, я покажу тебе кое-что интересное! – подвела меня к благоухающим на подоконнике цветам.

– Вот это – роза… – начала она объяснять, переводя взгляд с меня на цветок и обратно. – Роза – цветок любви. А в этих горшках – герань, фиалка… а вот это – кактус… Рассказать тебе легенду о кактусе?..

Нисколечко не хотелось мне слушать легенду про кактус.

– Айда в морской бой лучше поиграем, – предложил я.

– Но я не знаю такую игру!

– Ну тогда, может, в карты порежемся?

– Карты – азартная игра, в нашем доме их отродясь не было!

– Домино, шашки?..

Чтобы не слушать легенду про кактус, я готов был даже мозаику собирать. Но, что тут поделаешь, не зря же в народе говорят: «Гость – это ишак хозяина»… Пока я не смотался от Дианы, пришлось и легенду про кактус выслушать, и Седьмую Моцарта, то ли Пятую, то ли Двадцать пятую симфонию Бетховена прослушать, и ещё долго-долго простоять, вглядываясь в картину на стене, и получить начальный урок по секретам макраме.

…Когда вырвался из гостей на улицу, то впервые увидел, как прекрасен этот «бренный» мир. Не-е-ет, похоже, я больше сюда никогда не приду. Неинтересно это – дружить с Дианой. Уж лучше я к «троешнице» Насиме, что сидит за последней партой, в гости пойду. С ней хоть в морской бой можно поиграть. Во-от!

Перевод Наиля ИШМУХАМЕТОВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Воля Виля

Многоязыкая лира России

Воля Виля

ЮБИЛЕЙ

Виль Мустафин ушёл из жизни в прошлом году. Ещё в юности было ему указано, что проживёт он 74 года. И после не раз он пытался оспорить отпущенный свыше срок. Он не рисовался, когда говорил, что мечтает о смерти, не скрывал, что были и попытки суицида. Когда на целине в 1956 году всех студентов-практикантов Казанского университета погнали в укрытие, он не пошёл – и любовался необыкновенным по красоте зрелищем ядерного взрыва… Как он говорил, «старость даётся нам по грехам нашим – чем больше грехов, тем дольше старость». Вспоминал, как мать в последние годы ему говорила: «Виль, не живи после восьмидесяти». Сама Зюгра Сулеймановна прожила более девяноста лет, хотя многое испытала, в сталинские времена отсидела восемь лет за то, что была женой «изменника Родины».

Отца будущего поэта расстреляли за то, что был знаком с Троцким по фронтам Гражданской войны, в 20-е годы работал со Сталиным в аппарате ЦК, то есть знал то, чего к середине 30-х знать уже не полагалось. Сына и двух дочерей Салаха Атнагулова из детдомов вызволил дед Сулейман Мустафин и дал внукам свою фамилию, что уберегло их от второй волны репрессий в конце 40-х.

Вырастила Виля и его сестёр тётя Хадича Сулеймановна, ради племянников ей пришлось оставить аспирантуру и надежды создать собственную семью, с утра до ночи работать всю жизнь и умереть… за полторы недели до выхода на пенсию. Такой пример самоотдачи в любви не прошёл даром – племянники окончили школы с медалями, потом университеты и аспирантуры… Не это важно: Виль Мустафин с детства узнал, что любить человека – это отдавать, не требуя взаимности. И всегда считал, что карьера, личное благополучие не главное.

И отдавал легко. Был такой случай: однажды из Ленинграда приехали два библиофила, кто-то им рассказал, что в Казани живёт некий Мустафин, у которого большая и редкая библиотека. Но книг он не продаёт и никогда не даёт почитать – всегда дарит, если кому что понравится. Выбрали гости самые редкие раритеты и уехали довольные («славно поживились!»). А Виль Салахович потом жаловался, мол, ничего не мог с собой поделать, и смеялся, дескать, нашли дурака… Дураком он, конечно, не был. Наоборот, был слишком умён, чтобы не понимать, куда ведут хитрость, жадность, себялюбие. В могилу с собой не заберёшь…

Александр ВОРОНИН

Виль МУСТАФИН

Видение                                                                                                                                         

Салаху Атнагулову – отцу моему

Изувеченный, исковерканный,

как душа моя – зверь-инвалид, –

из ночного окна, как из зеркала,

на меня мой предвестник глядит.

В лике – мраки сказаньями скулятся,

взгляд – в попытках о чём-то сказать...

За спиной его – чёрная улица,

за плечами – прародина-мать.

Не увидишь ни зги в этой темени

и не вспомнишь тут, как ни тужись,

ни его позабытого имени,

ни его позапрошлую жизнь.

Но я чувствую боль его давнюю,

но я чую поток его ген, –

что камнями истории сдавлены,

что помяты изгибами вен.

Мне б ответить ему...

 Поприветствовать...

Мне б впустить его в дом и обнять...

Но рассвет начинает свирепствовать,

память крови пытаясь отнять,

понуждая и дале сиротствовать

и в беспамятстве жизнь продолжать...

Молитва

Светлой памяти отца моего

В поисках утраченной отчизны

тратились усилья и года, –

ощущеньем горькой укоризны

наседала на душу беда.

Наседала, полоня движенья,

думы и желанья полоня,

понуждая жить по принужденью,

побужденья жизни отклоня.

Неизбывный, тяжкий грех былого –

в поколеньях давних и веках –

от желанья обратиться в слово

непокорно буйствовал в стихах,

застил взор, уродуя картину

мира, отражённого в глазах,

карою своей неотвратимой

изливаясь в жалобных слезах

и молитвах… Долгими ночами

я молил у Господа: Прости

души всех усопших, и печали

многия, о Боже, отпусти

рабу Твоему…

Мотылёк

Природы вековечная давильня

Объединяла смерть и бытие

В один клубок, но мысль была бессильна

Разъединить два таинства ее.

Н. Заболоцкий

О, как безгрешен мотылёк,

который верит в миг рожденья,

что где-то рдеет огонёк,

зажжённый для его круженья...

Как близок час и как далёк –

того прекрасного движенья

по сцене жизни – до свершенья,

до превращенья в уголёк...

Блаженный миг самосожженья... –

Как краток он... И как высок!..

Даль далёкая

О, как пронзительна прозрачность,

осуществляющая даль, –

не помещается в сознанье,

но ощущается как дар.

И музыкальности задатки –

ничто – пред этой тишиной...

И, слава богу, нет порядка

в её планиде неземной.

И нет борьбы, а значит – злобы:

благой покой... и доброта...

Земля вдали, как детский глобус:

шарообразна и пуста...