Зарубежная фантастика - Клиффорд Саймак

— Тебя это интересует, парень? — спросил старик. — Однажды я написал об этом рассказ. Тогда мне это ничего не стоило сделать. Я занимался писательством в молодые годы.

Саттон успокоился и лег на спину.

Стрекоза пролетела над поверхностью, веды, невдалеке, выше по течению, небольшая рыбка выпрыгнула из воды и оставила на поверхности расходящиеся круги.

— Как же все-таки насчет рыбной ловли? — снова поинтересовался Саттон. — Неужели для вас неважно, поймаете ли вы что-нибудь или нет?

— Даже лучше, если нет, — ответил старик. — Понимаешь, нужно снимать рыбу с крючка, снова насаживать, забрасывать удочку. Затем придется чистить рыбу — Это неприятная работа.

Он вынул трубку изо рта и снова, тщательно прицелившись, плюнул в реку.

— Вы когда-нибудь читали Торо, парень?

Саттон покачал головой, пытаясь вспомнить. Это имя вызывало у него какое-то воспоминание. Был отрывок в учебнике по древней литературе, которую он изучал в колледже. Все, что осталось у него в памяти, так это впечатление, что это было какое-то большое произведение.

— А его следует почитать, — сказал старик. — У него были правильные мысли.

Саттон поднялся и отряхнул свои брюки.

— Оставайся, — предложил старик. — Ты мне не мешаешь. Совсем не мешаешь.

— Мне нужно идти, — объяснил Саттон.

— Найди меня когда-нибудь в другой раз, — продолжал старик, — мы можем еще поговорить. Меня зовут Клиф, но подчас меня уже называют старик Клиф. Спроси старика Клифа, меня здесь каждый знает.

— Как-нибудь я так и сделаю, — ответил Саттон вежливо.

— Не хотите ли глотнуть, прежде чем уйти?

— Нет, спасибо, — ответил Саттон, отодвигаясь, — нет, спасибо, спасибо.

— Ну хорошо, — старик поднял кувшин и сделал долгий глоток, сопровождающийся бульканьем. Затем опустил кувшин и выдохнул воздух, но теперь это выглядело менее внушительно: не было бабочки.

Саттон поднялся по берегу и вышел под обжигающее солнце…

* * *

— Да, конечно, — сказал работник станции. — Саттоны живут как раз за рекой, в округе Грант. Можно добраться туда несколькими способами. Какой предпочитаете?

— Самый длинный, — ответил Саттон. — Я не спешу.

Луна уже всходила, когда Саттон поднялся на холм, приближаясь к мосту. Он не спешил, поскольку в его распоряжении была вся ночь.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Земля была дикой, более дикой, чем любое из тех мест, какие видел Саттон на поверхности его родной земли, покрытой подстриженными газонами, аккуратно подрезанными деревьями в парках с искусственными поливом. Местность резко поднималась вверх и была загромождена громадными валунами, как будто огромная рука разбросала их в ярости в какие-то давно забытые, древние времена. Каменные гряды устремлялись вверх, покрытые кое-где могучими деревьями, которые тоже стремились достичь той же высоты, того же могущества, что и каменные нагромождения. Но остановились, не сумев этого сделать, и теперь стояли, убежденные в том, что представляют собой нечто меньшее, чем каменные громады, но все же сохранив достоинство и терпение, которым они обучились когда-то раньше, стремясь быть такими же.

Летние цветы прятались между камнями или же прижимались к основанию огромных деревьев, покрытых мхом. Белка сидела где-то неподалеку на ветке и издавала свое щелканье, словно в каком-то возмущении, что уже встает солнце.

Саттон с трудом поднимался вверх по узкой тропинке, которая вилась от дороги. Иногда он шел, но чаще полз на четвереньках, пробираясь сквозь густые заросли. Он часто останавливался и отдыха! прислонившись к дереву, упираясь каблуками в грунт и вытирая пот с лица. В долине внизу река, казавшаяся грязноватой, когда он был рядом с ней, сейчас приняла голубой цвет, подобный голубизне неба, отражавшегося в реке. И воздух над ней был кристально чистый. Более чистый, чем он когда-либо видел. Ястреб упал с неба, промелькнул в пространстве между голубизной неба и реки, и Саттону показалось, что он мог видеть каждое отдельное перышко его сложенных крыльев.

Сквозь заросли он увидел небольшую расщелину среди камней и каменных нагромождений и вдруг понял, что это то самое место, о котором упоминал Джон К.Саттон в своем письме.

Солнце взошло только около двух часов назад. У него еще было время, так как Джон К.Саттон как раз только что поговорил с тем человеком, а затем пошел обедать.

С этого момента Саттон стал двигаться не спеша, постоянно наблюдая за расщелиной в камнях. Он достиг вершины и обнаружил большой камень, о котором упомянул его предок, и нашел его удобным для сидения.

Он сел на камень и взглянул в долину, с благодарностью приняв прохладу деревьев. Здесь было спокойствие, как и говорил Джон К. Саттон. Мир и спокойное достоинство пейзажа, раскинувшегося перед ним. Странное свойство трех измерений пространства, которое было как бы живым существом, простершимися над долиной. И необычность, необычность ожидания… И что-то, что могло произойти.

Он посмотрел на часы. Была половина десятого, поэтому он сошел с камня и прилег в ожидании за кустами. Почти в тот же момент раздался мягкий шуршащий звук двигателей. Вниз опускался корабль — очень небольшой, рассчитанный на одного человека. Он спускался по поисковой траектории над деревьями и приземлился на пастбище за изгородью.

Человек вышел из корабля и облокотился на трап, глядя на небо, как бы в удовлетворении, что он достиг места своего назначения.

Саттон внутренне улыбнулся и успокоился.

— Как декорация в театре, — подумал он. — Появление совершенно необычное и неожиданное, тем более в случае, когда испортился двигатель, и потому нет никакой нужды объяснять свое присутствие. Теперь нужно только подождать, пока придет человек и заговорит с ним. Самая естественная вещь в мире. Вы ere не ждете, он видит вас, подходит, и, конечно, начинает разговор с вами. Здесь нет нужды идти по тропинке, открывать калитку, стучать в дверь и говорить: “Я пришел для того, чтобы узнать обо всем скандальном, чтобы извлечь любую грязь, которая имеет отношение к семейству Саттонов. Вы разрешите присесть и поговорить с вами?”

Но можно приземлиться на пастбище, если у вас испортился корабль, и сначала поговорить о кукурузе и траве на пастбище, о погоде, а, в конце концов, перейти к вещам, касающимся семьи Саттонов.

Этот человек достал ключ, начав что-то делать с кораблем.

Кажется, приближался тот самый момент.

Саттон приподнялся на руках и внимательно огляделся сквозь плотно сплетенные ветви кустов миндаля.

Джон К.Саттон спускался вниз по холму. Тучный человек с аккуратной белой бородой, в старой черной шляпе. В его походке было нечто неуклюжее и, в то же время, изящное.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

— Это неудача, — подумала Ева Армор. — Вот как ощущается неудача. Сухость в горле, тяжесть в сердце, усталость в мозгу. Я зла, — сказала она себе, — и у меня есть все основания быть такой. Хотя я уже так устала метаться и испытывать неудачи, что острота этой злости притупилась. Психометр в комнате Адамса остановился, так сказал Херкимер, и экран погас, когда он выключил видеофон. Не было и следа Саттона, поэтому психометр не мог контролировать. Это означало, что Саттон… но не мог быть он мертв, потому что является историческим фактом то, что он должен написать книгу. А он пока еще не написал ее.

Однако история — это нечто такое, чему нельзя доверять. Она могла быть неправильно изложена или неправильно кем-то переписана, или же исправлена человеком, заинтересованном в этом, или же, в конце концов, неверно интерпретирована. Правду так трудно сохранить, а мифам и выдумкам так легка придать видимость правды, чтобы они казались более истинными, чем сама правда. Ева знала, что половина биографии Саттона была легендой, однако в ней были моменты, которые должны быть правдой.

Кто-то должен был написать книгу и это должен был быть Саттон, поскольку никто другой не мог расшифровать язык, на котором написаны его заметки. И снова книги несли в себе такую искренность, которая была присуща именно Саттону.

Саттон умер, но не на Земле и даже не в Солнечной Системе, когда ему еще не было и пятидесяти. Он умер на планете, вращающейся вокруг какой-то отдаленной звезды. Одновременно он был жив в течение еще многих и многих лет. Это была та правда, которую нельзя было исказить. Это была та правда, которая останется правдой до тех пор, пока не будет доказано обратное. И все же психометр остановился.

Ева встала со стула, прошлась по комнате, подошла к окну, которое открыло вид на ухоженную человеческими руками поверхность Ориона А. Светлячки усеяли кусты, сверкая холодным непостоянным светом. Поздняя луна выходила из-за облака, похожего на горную гряду.