Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мозги нам пудрят. Налет подсчитайте… соотнесите… Сами считайте.
Дурью маются в этом политуправлении, а мы, пропагандисты, расхлебывай.
Что говорить-то об этой перестройке, когда мы ни сном ни духом о ней не знаем.
…Потом надо поговорить о том, что Аэрофлот плохо перестраивается. В духе времени, пожурить слегка кое-кого, что, мол, плохое качество, что нарушения, что выводы сделаны не во всех управлениях и предприятиях, и т. п.
Качество — категория политическая. Культура обслуживания — категория политическая. Дисциплина — категория политическая.
А в туалет сходить — тоже политическая категория?
Итогом должен явиться анализ причин медленного процесса перестройки. Неспособность извлечь должные выводы из съездовских уроков правды.
Кем — мною?
Инерция мышления…
Чья — моя?
Отсутствие энергичных действий…
Тоже моё?
Как же мне только не стыдно…
Человеческий фактор. Я должен проанализировать свой коллектив. Профессиональная подготовка? Высокая. Уровень общего и специального образования? Извините, среднее специальное. Стаж работы? Да уж у всех седина. Моральный климат и социально-политическая активность?
Вот, наконец-то, ближе к реальной жизни. Хороший климат у меня в экипаже. А насчет активности…
«С каждым днем в гражданской авиации множатся ряды участников социалистического соревнования за достойную встречу 70-летия Великого Октября. Трудовые коллективы берут на себя новые, более напряженные обязательства…»
Ну почему меня никак не трогают эти призывы и лозунги? Ну почему я не становлюсь в первые ряды, не беру на себя обязательства? И ведь годами, десятилетиями повторяются одни и те же призывы, одни и те же обязательства. Меняются даты: то к какому-то «летию», то к юбилею, то еще к какой-то точке отсчета. Одно и то же, одно да потому. Десятки, сотни тысяч людей работают в пропагандистском аппарате, выдумывают лозунги, подгоняют под даты и юбилеи… а уж кормится вокруг них легион прихлебателей, шумовиков.
А меня это не колышет. Это фон, я от него отстроился. У меня, у конкретного меня, на моем рабочем месте, этот фон — просто помеха. И я удивляюсь, что депутат Верховного Совета пилот Каледин лихо подхватил инициативу по досрочному выполнению планов двух лет пятилетки и значительному росту производительности труда.
У него что — план на два года есть? В Верховном Совете? У меня его и на два месяца нет. Дадут налет — буду летать по 700 часов в год, не дадут (как у нас сейчас и есть) — буду по 450, остальное время сидеть.
Или у него план по перевозке пассажиров: перевезти за два года столько-то тысяч? Так от нас это не зависит.
Или же у него план по производительности труда? Так тонно-километры в час же. И тонны, и километры, да и часы, особо от нас не зависят.
Или у него план по экономии топлива? Так отказывайся тогда от загрузки — сэкономишь за счет пониженных режимов работы двигателей.
Не вижу логически обоснованного плана работы экипажа. Ну как у меня хватит совести брать еще и какие-то повышенные обязательства.
Зато я три года заседал балластом в парткоме ОАО. Там покойничек Никитин соберет, бывало, нас и озадачивает. Вот, товарищи, нам доверено быть инициаторами такого-то почина, нам и архангельцам. Нас никто не спрашивал, пнули в спину, так что никаких вопросов, давайте подумаем, как обеспечить. Надо вертеться, с нас потом спросят.
Вот так. Ну, и Каледину — так, не в обиду, конечно. Пнули — подхватил. А коллегия министерства предложила хозяйственным руководителям обеспечить Каледину выполнение. Ну, как Стаханову в свое время. Но всех ведь не обеспечишь. Зато мы в первых рядах, подхватили инициативу. Уря.
Где же перестройка, в чем? В том, что «ряды множатся с каждым днем?»
Давно ли — по радио, по телевизору, в газетах, да даже в электробритвах, — трещало: «Вся страна с небывалым подъемом встретила… отозвалась… с невиданным энтузиазмом… ударным трудом ответила…»
Мы не построим коммунизм в обозримом будущем.
Людям надоел треск, приелись лозунги и призывы. Людям нужна одна правда, какая ни есть, и просто человеческое слово. И не купишь меня разговорами о почине, инициативе и прочем, пока сама жизнь на рабочем месте не заставит проявить ту инициативу.
Как далеки все эти проблемы от святой романтики, что привела меня в авиацию. Вернее, где она, эта романтика? Душа у меня болит от наших неурядиц, неувязок и проблем, а уж о романтике вспоминаю со снисходительной и грустной улыбкой.
Идешь по верхней кромке, обходя едва заметные холмики, возвышения, безобидные выпуклости облаков, идешь, радуешься. Солнышко светит, ветерок попутный, ты над миром, кругом вечная чистота, пустота на сотни верст; штурвал послушный в уверенных руках, за спиной полторы сотни пассажиров, почта, груз; люди тебе доверились и дремлют. Романтика? Об этом ты мечтал, когда шел в училище? И вот так бы всю жизнь… над этой мышиной возней…
Но перед взлетом ты набегался на земле, а перед той землей, не выспавшись, мерз на остановке, в то время как весь крещеный люд ложился спать. Но в стране дураков работа ночью только начинается. Ты об этом не думал тогда.
Безобидные возвышения облаков — то айсберги гроз, уходящие глубоко вниз, скрытые обманчиво чистой пеленой верхней облачности. И навстречу тебе снизу тяжко выгребаются, между гроз, в электризации и болтанке, такие же романтики. А ниже, не пробившись, кто-то возвращается, а кто-то пошел в обход, и романтик у романтика спрашивает, куда лучше обойти, как обстановка.
А ты себе идешь по чистому небу, обходя эти самые верхушки, и нет тебе покоя. Скоро смена ветра, начнет трясти, надо обдумать, куда деваться, если затрясет очень сильно. А впереди снижение сквозь грозы, осадки, обледенение, а погода ухудшается, а на запасном ветер на пределе…
Если бы только эти проблемы — то всю жизнь летай себе и радуйся.
Но и посторонние люди — пусть они не знают обо всех наших проблемах, а думают только о романтической и беспременно мужественной стороне летной профессии.
Ну и что? А все то же. Я шел сюда, понятия не имея, сколько платят, какие льготы, какая пенсия, как с жильем, какие отношения. А современная молодежь интересуется в первую очередь именно этим, и еще многим другим. И зачастую, прагматически взвесив, делает свой выбор не в пользу авиации, а в пользу конторы и торговли.
Полеты — как наркотик. Раз попробовал, тянет, еще и еще — и втравился на всю оставшуюся жизнь. Потом, может, и хотел бы бросить, а оно не отпускает. А когда уж профессионально накрепко связал свою жизнь с полетами, тогда только начинаешь завидовать тем, кто порхает себе в аэроклубах, — всем этим дельтапланеристам, самодельщикам и прочим чистым романтикам. У них одна проблема: летать хочется, а не дают. И они в эту стену бьются и бьются; глядишь — пробился и летает себе от души, кувыркается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- Мое советское детство - Шимун Врочек - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Возвращение «Конька-Горбунка» - Сергей Ильичев - Биографии и Мемуары
- Хитрый еврей - Василий Ершов - Биографии и Мемуары
- Рассказы ездового пса - Василий Ершов - Биографии и Мемуары
- Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947–1963. - Сьюзен Сонтаг - Биографии и Мемуары
- Жизнь Бетховена - Ромен Роллан - Биографии и Мемуары
- Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа, 1935-1936 - Иван Чистяков - Биографии и Мемуары
- Аббревиатура - Валерий Александрович Алексеев - Биографии и Мемуары / Классическая проза / Советская классическая проза