Первый человек в Риме. Том 2 - Колин Маккалоу

– Твоя правда. Во всяком случае, они не тронутся с места, пока какой-нибудь рухнувший осколок скалы не придавит старушку-другую или какая-нибудь старая дева не испортит сандалии, вляпавшись в лужу раскаленной лавы, – ответил Скавр, радуясь, что можно вести нормальную беседу и даже пошутить с приятелем, словно горе не ворвалось в твой дом.

– Не бойся, Марк, переживем. Тем более, что в дело еще не вступил Гай Марий. Вот если и он потерпит поражение… Вот тогда придется поволноваться. Ибо если уж Гай Марий не сможет с ними справиться – значит, не сможет никто.

– Квинт, мой сын оставил незавершенным одно дело…

– Напомни, о чем речь?

– Твоя племянница… твоя подопечная, Метелла Долматика… Смерть сына нанесла и по ней удар. Но передай ей: пусть не переживает. Разве лучше было бы обнаружить себя замужем за трусом?

Он хрипло выдавливал из себя слова – и вдруг замолчал, заметив, что обращается в пустоту: Метелл отстал и стоял на дороге в ошеломленном виде.

– Квинт, что стряслось? – повернулся к нему Скавр.

– Что случилось? А вот что! Марк, дорогой, меня только что посетила чудесная мысль…

– О чем ты?

– Почему бы тебе самому не жениться на моей племяннице?

– Мне? – изумился Скавр.

– Да, тебе! Ты давно уже вдов, у тебя нет детей, нет наследников… Ведь это – трагедия, Марк. А тут – неиспорченная девочка, да такая хорошенькая… Давай, Марк, забудь о печальном прошлом и начни все сначала. Кстати, девчонка очень богата!

– Хочешь, чтобы я уподобился старому похотливому козлу Катону Цензору? Мне пятьдесят пять, я старик!

Но некое волнение в голосе Скавра подсказывало Нумидийцу, что приятеля можно уговорить.

– Для пятидесятипятилетнего ты выглядишь очень хорошо! – принажал Метелл.

– Да ты посмотри на меня! Посмотри! Плешив, пузат, морщинист, будто ганнибалова обезьяна, сгорблен, мучим ревматизмом и геморроем… Нет, Квинт, нет!

– Далматика в том нежном возрасте, когда всякий достойный жених все равно будет казаться ей дедом. А подумай, Марк, как порадовал бы ты меня, своего верного друга… Ну же!

– Послушай, ты и впрямь думаешь, что это возможно? Думаешь, мне по силам завести новую семью? И даже детей родить? А вдруг я умру, не успев их вырастить?

– Ты как будто бальзамом чудодейственным пропитался, Скавр. Честное слово, мне кажется порой, что ты будешь жить тысячелетия. А уж если умрешь – Рим рухнет.

Так они шли, оживленно разговаривая и усиленно жестикулируя.

– Видел эту парочку, – спросил Сатурнин у Главции. – Не иначе как интригу плетут.

– Бессердечный засранец, – проворчал Главция. – Надо же было в Сенате так говорить о своем собственном сыне.

– Потому что семья в целом значит куда больше каждого члена семьи в отдельности. Кстати, блестящая тактика: он показал миру, что среди Скавров может найтись один трусишка, но Скавры – не трусы. Заметил ты? Его сын чуть не погубил целый легион, но никто не попрекнул принцепса. И зла против его семейства никто держать не станет.

В середине сентября тевтонцы прошли через Арозио и оказались у слияния Родануса и Друэнция.

– Все идет, как я и говорил, – сказал Гай Марий Квинту Серторию после разведывательного рейда.

– Они ждут.

– И бояться им нечего, правда?

– Конечно. Ведь они пляшут под твою дудку.

… Сначала Марий получил от Суллы сообщение о несостоявшейся битве при Тридентуме. Следом пришло письмо от Публия Рутилия, который по обыкновению сделал обзор римских событий:

"Догадываюсь, что это ты придумал прислать Луция Корнелия, чтоб присмотрел за нашим высокомерным другом Квинтом Лутацием. И правильно сделал. Толков на сей счет здесь множество. Слыхивал я и о мятеже, и о малодушии, и о неверных приказах. О происшедшем мы в Риме вынуждены судить по отчету Квинта Лутация. Послание его Сенату было кратко. Сомневаюсь, что правдиво. Трудно поверить, будто он, завидев кимвров, вдруг ни с того ни с сего решил, что облюбованный им же ранее Тридентум не подходит для решающей битвы и повернул свою армию, спасая ее, да еще и разрушил мост, чтобы не дать германцам переправиться через реку. Я так и вижу – читая, ты улыбаешься. Мы тоже.

Жаль мне Марка Эмилия. Надеюсь, и тебе. Что делать человеку, когда становится ясно, что он произвел на свет сына, не заслужившего права на родовое имя? Скандал этот, впрочем, быстро угас. Во-первых, потому что Скавр пользуется всеобщим уважением – даже у тех, кто не согласен с его политикой. А во-вторых – держись, упадешь! – хитрый старый culibonia /сколько дашь за такой каламбур?/ тут же подсунул всем новую тему для пересудов, женившись на невесте собственного сына, Цецилии Метелле Далматике, которая была на попечении нашего Свинячего Пятачка – как тебе нравится?! Не будь это так смешно – я бы заплакал. Сам я ее не видывал, но слышал, что она тонкая штучка: хорошенькая, изящная девочка. Видел бы ты Скавра: он так важничает! Я даже стал подумывать, не пошарить ли по школам в поисках девчонки, стоящей на пороге брачного возраста – чтобы последовать примеру Скавра.

Шутки в сторону. Нынешней зимой мы столкнулись с серьезной нехваткой хлеба, Еще одна новость – из стана второго консула: якобы Катулл намерен оставить командование Сулле и вернуться в Рим. Насчет тебя – ничего нового. Дело при Тридентуме укрепило твои шансы еще раз заочно избраться на консульство. Катулл же получит их, если ты расправишься с германцами. Представляешь, как ему трудно? С одной стороны, ему хочется, чтобы ты своим триумфом проложил ему путь на выборах, с другой – очень хочется, чтобы ты сел в лужу. Если ты победишь, Гай Марий, ты обязательно снова сделаешься консулом. Скажи, ты ли надоумил Мания Аквилия выставить свою кандидатуру на выборы? Тот возвестил, что будет баллотироваться в консулы, и тут же заявил, что возвращается к тебе, дабы с легионами вместе встретить германцев – пусть, мол, даже из-за этого он и потерпит неудачу на выборах. Если ты разобьешь германцев и тут же поскорее отправишь Аквилия в Рим – наверняка получишь такого напарника, с которым работать будет одно удовольствие.

Гай Сервилий Главция, веселый собутыльник твоего полуклиента Сатурнина /вы уж простите оба за не совсем лестную характеристику!/ сообщил, что выставит свою кандидатуру на выборах плебейских трибунов. То-то раздолье ему там будет – как здоровенному котяре среди невинных голубков!

На Сицилии дела все так же. Сервилий шлет оттуда письмо за письмом, жалуясь на свой тяжкий жребий. Прежний царь рабов Трифон скончался, бунтовщики выбрали себе другого царя. Зовут его Эфенион, он из азиатских греков. Этот куда умнее прежнего. Если Маний Аквилий станет младшим консулом при тебе, хорошо бы послать его на Сицилию – чтобы разом покончил с этой затянувшейся историей. Пока же Сицилией управляет царь Эфенион, а вовсе не Сервилий. Знаешь, что сказал как-то раз в Сенате Скавр? "Сицилия, – заорал он, – превращается прямо-таки в какую-то Илиаду наших несчастий! "Конечно же, все бросились к нему и стали поздравлять со столь изысканным оборотом. Но ты-то из моего предыдущего послания знаешь: это выражение придумано мною! Вот так Скавр – обворовал коллегу! Как литератор я глубоко оскорблен в лучших чувствах…

Вернусь обратно к выборам плебейского трибуна. Веселого тут мало. Лучше бы Главция баллотировался на следующий год. Рим – скучнейший городишко, его спасают только кое-какие громкие скандалы на Комиции. Один такой скандал заставил о себе долго судачить всех горожан.

Представь себе: месяц назад двенадцать или тринадцать каких-то парней заявились в город, облаченные в странные одежды: цветистые, блестящие; головы обмотаны узорчатыми шарфами, в локонах, бородах, на ушах – золотые украшения. Карнавал да и только. Представились они послами и попросились присутствовать на специальном заседании Сената. Скавр проверил их верительные грамоты – и не допустил на заседание, заявив, что статус их внушает ему сомнение. Сами они клялись, что пришли из святилища Великой Богини во Фракийской Анатолии и посланы богиней в Рим, чтобы бороться против германцев. Спрашиваешь, какое дело их Великой Богине до германцев? Вот и нас это насторожило. Потому Скавр и дал им от ворот поворот.

Трудно им верить, азиатам. Уж так хитры, что всякий римлянин поспешит, завидев такого молодца, потуже завязать кошелек да еще и под мышкой его зажать. Что на уме у этих пришлецов – никак не поймем. Ходят вокруг Рима кругами и демонстрируют такую щедрость, будто их собственные кошели бездонны. Главарь их – разодетый ярко до безвкусицы – зовется Баттацес. Мало того, что все его одежды расшиты золотом, так у него еще и на голове красуется массивная золотая корона. Слышать о таких одеяниях приходилось, но даже не думал, что доведется такое увидеть собственными глазами, не наведываясь в гости к царю Птоломею или властелину парфян.

Римские женщины достаточно простодушны, чтобы потянуться к Баттацесу и его свите на ослепительный блеск золота. Так и тянут свои жадные ручонки в надежде, что какая-нибудь там жемчужинка или карбункул отвалится от одежды посла, или от бороды, или… молчу, молчу! Только добавлю с возможною деликатностью: гости наши – отнюдь не евнухи.