От ненависти до любви - ИлеRен@

Солнышко мое, если бы ты знал, что у тебя еще до рождения отобрали детство, что все уже решили за тебя, и ты даже… Я бы с удовольствием поменялась с тобой местами, забрала этот груз с твоих хрупких плеч, лишь бы ты был счастлив. Если бы ты только знал, что у тебя уже есть смертельный враг, который хочет тебя убить. Только если все же в пророчестве говорится о тебе… И я молю всех богов, чтобы это были не мы… чтобы это был не ты. Я знаю: это эгоистично и ужасно, потому что тогда этим самым Избранным будет Невилл, но… Все мамы боятся за своих детей, Гарри, боятся их потерять, и тут нам сказали, что, быть может, именно наш сын станет тем, кто спасет мир от Темного лорда. Или умрет, спасая его. Это так страшно, Гарри, так страшно… Если бы ты знал, как я боюсь, как боится твой папа…

Спи, мой хороший, спи… И, пожалуйста… ничего не знай, хорошо?

Две прозрачные капли скатились по щекам и упали на лист, заставив потемневшие от времени чернила расплыться маленькими кляксами, но Гарри даже не обратил на это внимания. Он смотрел на ровные строчки, разглядывая их так, словно он был девушкой, которая смотрит на самые красивые и дорогие в мире брильянты и никак не может наглядеться.

«Мама… когда-то она… она писала это… держала этот дневник в своих руках… она с такой любовью выводила эти строчки…»

Гарри тихо всхлипнул и быстро вытер очередную слезу, бежавшую по щеке. Боль, печаль и тихая радость завладели им, не давая нормально вздохнуть. Он много раз слышал, что родители его очень любили, ведь любовь мамы и спасла его от Волан-де-Морта, но теперь это было как-то совсем по-другому. Наверное, потому, что это слова не «кого-то там», а его мамы; он видит их, может даже потрогать и убедиться, что все это происходило на самом деле. Он снова запутался в своих чувствах, разрывался между радостью, что все это на самом деле было, и болью от того, что это только было. И Гарри чувствовал панику и страх матери, как будто это были его собственные эмоции, как будто он стоял рядом с ней в тот момент, когда она писала это, пытаясь утешить, поддержать, но она не видела сына и не чувствовала его присутствия.

Такое было только один раз: тогда, когда он сидел у зеркала Еиналеж, смотрел в лица своих родителей - в тот момент он по-настоящему, до конца понял, что он - сирота. Что это так больно и несправедливо, что у его друзей есть родителей, а у него нет… Что это так сложно - притворяться, что все в порядке, когда к ним приходят письма и посылки от родителей, а он вынужден просто смотреть на них, понимая, что ему такого письма не придет никогда в жизни. И порой его брала такая детская, наивная обида, что мир так жестоко с ним обошелся, что он ни разу не слышал маминой колыбельной, не мог поведать отцу о своих проблемах, что на рождество его домой никто не ждет… И это были именно те чувства, о которых он не мог рассказать Рону или Гермионе, потому что они все равно бы его не поняли. Невилл мог бы его понять немного больше, но все равно… у него была любящая бабушка, у него же, Гарри, были только дядя и тетя, которым он никогда не был нужен. И ему стыдно было признаться даже себе, что, приехав в Хогвартс и смотря на своих однокурсников, он не смог сдержать себя, потому что нуждался в такой простой вещи, как родительская любовь - для него же это было что-то неведомое и такое желанное, как зрение для слепца. И по ночам, когда все засыпали, он выбирался из постели и садился на подоконник, часами смотря на усыпанное звездами небо и позволяя слезам стекать по подбородку. Он просто не мог больше сражаться со своими детскими потребностями и давал волю чувствам, хотя раньше не позволял себе этого, убеждая себя, что «он уже взрослый». Он просто сидел и еле слышно, раз за разом повторял эти два слова, которые он никогда никому не мог бы сказать: «Ма-ма… па-па…». Он произносил их по слогам, медленно и с расстановкой, будто пробуя на вкус, а потом с улыбкой на губах шел спать. Так продолжалось ровно до того момента, как он обнаружил зеркало Еиналеж. И только после разговора с Дамблдором он смог их отпустить… отпустить так, как это было возможно.

И сейчас, когда он прочитал эти строчки, это чувство к нему вернулось с новой силой. И теперь он сильно боялся его. Гарри несколько минут смотрел на огонь, пытаясь избавиться от мыслей, которые он уже давным-давно спрятал глубоко в себя.

Короткая стрелка часов медленно приближалась к цифре «девять», исписанных страниц становилось все меньше, а он все читал и читал, никак не мог насытиться прошлым, которое ему почти и не принадлежало. Промежутки между некоторыми записями иногда составляли недели две, а бывало и пару месяцев, от чего Гарри каждый раз вздрагивал, боясь, что следующая страница будет пустой.

31 июля 1981 года.

Сегодня нашему Гарри исполнился ровно годик. На день рождения мы пригласили только Батильду, да приехал Сириус - хорошо, что Гарри еще не понимает, что это его день рождения, а то он обиделся бы, что к нему никто не пришел. У Ремуса приехать не получилось - он на задании Ордена, а Хвостик куда-то все время пропадает… Надеюсь, у него все хорошо, он сам нам ничего не рассказывает.

Сириус подарил Гарри игрушечную метлу - Джеймс долго смеялся, рассказывая, что даже у него первая метла появилась в одиннадцать лет. Сегодня Гарри и его папочка впервые опробовали этот подарок. Метла не поднимается выше, чем на метр, но наш Гарри уже показал всем высший пилотаж - Джеймс чуть с ума не сошел, бегая за сыном с протянутыми руками. Зрелище было забавное. Когда малыш налетался, отец «будущего великого игрока в квиддич» сообщил, что через десять лет в Хогвартсе появится самый лучший ловец за всю его историю. И добавил, что сам придет смотреть первый матч сына.

Нападения Темного лорда внезапно прекратились. Не знаю, к добру ли это…

Три месяца оставалось до их смерти, как мантру повторял про себя Гарри. А они даже не догадываются об этом… не догадываются о том, что один из их друзей - предатель.

«…что сам придет смотреть первый матч сына…»

Эти слова больно резанули по сердцу, словно перемотали время вперед, туда, где Гермиона притащила его в зал Славы и показала кубок с выгравированным на нем «Ловец: Джеймс Поттер». Первый матч он выиграл не только из-за его, как все говорили, великолепного таланта, а еще и из-за того, что он знал: отец сейчас надеялся бы на него, хотел бы, чтобы его сын не опозорил фамилию. Он знал, что отец гордился бы им… И, может быть, в глубине души он по-детски считал, что отец сейчас за ним наблюдает и незримо поддерживает своего сына.

«Пожалуйста… пусть это еще не будет конец…» - про себя молил Гарри и осторожно перевернул страницу.

Там была еще одна запись. Всего одна. Ее последнее мгновение жизни, о котором он мог узнать.

28 октября 1981 года.

Я очень боюсь, что Джеймс может не вернуться с очередного рейда. И Гарри останется без отца, а я без мужа… Вчера он пришел домой в три часа ночи; я думала, что сойду с ума. Дамблдор, увидев мое состояние, дал Джемсу пять выходных - теперь хоть это время он проведет с нами. Гарри как будто ощущает мой страх и целыми днями плачет… Мы чувствуем, что надвигается что-то ужасное. Мне страшно. Джеймсу тоже, но он старается не показывать этого. Мы должны быть сильными ради Гарри.

Сегодня сыночек произнес первое в жизни слово. «Мама»…

Все, больше ничего не было написано. Гарри показалось, что из его легких выкачали весь воздух, реальность сжалась до крошечных размеров, а в ушах как будто прогремел взрыв.

Три дня… оставалось три дня… И он сказал «мама»! Это был первый и, наверное, последний раз, когда он произнес это слово. Не просто так, в пустоту, а сказал именно тому, кому оно предназначалось.

По щеке снова скатилась слеза, но только одна - Гарри больше не позволил себе плакать, повторяя, что прошлого не вернуть, хоть поселись навечно в этой комнате и все время читай и перечитывай записи мамы. Закрыть дневник было очень сложно, так как это как бы означало, что он принимает их смерть. Снова.

Но можно сколько угодно убегать от реальности - она все равно тебя догонит. Гарри сделал глубокий вдох и закрыл книжку, ласково проведя ладонью по обложке. Затем положил ее на стол, продолжая буравить взглядом, как будто ожидал, что она сейчас взлетит в воздух, или в ней появятся новые записи.

Немного избавившись от мыслей о маме и ее дневнике, Гарри посмотрел на часы: они показывали полдесятого вечера. Значит, он несколько часов потратил на чтение - а он даже и не заметил, время пролетело так быстро!

Он снова вернулся в реальность, где его хочет убить Волдеморт, где за каждым поворотом подстерегает опасность, где он поссорился со Снейпом… Черт, Снейп! Гарри успел напрочь забыть о том, что случилось. Прошло всего три часа, но ему показалось, что это была целая вечность - настолько глупым бредом сейчас казались его мысли. И он не знал, почему это случилось.