Забывший имя Луны - Екатерина Мурашова

Согревшись, вернулся на укрытую в кустах скамейку, заснул, видя сквозь сплетенье ветвей одинокую звезду. Спал хорошо, хотя и просыпался по лесной привычке каждые четверть часа. Но это не мешало. Так он спал всегда, сколько себя помнил. А помнил немногое. И теперь уже знал об этом.

Проснулся как всегда на рассвете, чувствуя себя отдохнувшим, с удовольствием погрелся у давешнего костра (когда же он погаснет-то? – и не хотелось этого вовсе, а все же точило любопытство), и понял, что нуждается в отдыхе, в осмыслении всего накопленного, и случайно натолкнулся на то место, где этот отдых будет если не безопасным, то, по крайней мере, комфортным.

В кустах на поляне прожил Кешка несколько дней. Днем, когда по поляне бродили непонятно чем занятые люди, он промышлял съестное (одно неудобство – ближайшая к поляне уловистая помойка находилась весьма далеко, но привыкшего к лесной охотничьей жизни Кешку не смущали городские расстояния), потом, наевшись, а иногда и прихватив что-нибудь на вечер, возвращался «к себе», и завернувшись в куртку, укладывался спать, если, конечно, скамейка не была занята какой-нибудь компанией.

На компании Кешка не злился, а терпеливо ожидал поодаль, карауля свою выгоду, завещанную ему многомудрым Блином. Кроме бутылок (их Кешка сдавал в ларек, но полученные деньги тратить не решался и складывал в карман куртки, потому что не очень улавливал закономерности их обмена на сласти и булки. Во время их совместного бытия Блин всегда делал это сам, а считать, и тем более читать, Кешка, разумеется, не умел) от компаний зачастую оставалось что-нибудь съестное и очень вкусное, например, огрызок небольшой булки, политой красным соусом, внутри которой иногда лежал очень вкусный кусок необыкновенно мягкого, как будто уже прожеванного мяса. Иногда Кешку даже чем-нибудь угощали. Он никогда не отказывался, но всегда подходил к скамейке с подветренной стороны (чтобы люди не учуяли и не запомнили его запаха) и останавливался на расстоянии, достаточном для того, чтобы успеть удрать в каком-нибудь непредвиденном случае. Он даже начал подозревать, что непонятное слово «придурок» – это еще одно его имя, потому что совсем разные люди не раз обращались с этим словом именно к нему. Не видя в таинственном слове ничего дурного, он охотно откликался, что вызывало явную радость и одобрение в рядах посетителей скамейки. Материально одобрение выражалось в лишнем оставленном на скамейке куске или даже в нескольких глотках невкусной, но приятно согревающей жидкости, которые оставлялись в бутылке специально для Кешки.

К ночи поляна окончательно пустела и тогда Кешка просыпался, подъедал дневные запасы, а потом грелся у костра, смотрел на звезды и думал. Думал о том, что он уже успел узнать и понять в Городе.

Слов у Кешки пока было совсем мало, и все его мысли ворочались в голове в виде цветных, звучащих и слабо мерцающих конгломератов, с которыми он сам управлялся с большим трудом. Многие (почти все) мысли основывались на позабытом им опыте детства, и оттого представлялись сознанию мальчика незнакомыми зверями, медленно и жутковато всплывающими из темных и таинственных морских глубин. Сам мозг его был подобен глубокому океану, в котором он видел только поверхность, и только на поверхности мог жить и дышать. В принципе, таков мозг всех людей, но Кешка, разумеется, не мог знать об этом.

Ночи становились холоднее, и хотя Кешка пока еще не особо мерз, он понимал, что надвигается зима. Как-то на одной из помоек он повстречал дедка с авоськой в руке, который копался в мусоре толстой, хорошо оструганной палкой с гвоздем на конце. Дедок в клетчатом пальто долго разглядывал Кешку подслеповатыми, но добрыми и внимательными глазами, а потом спросил, шепелявя и пуская пузыри с правого, как-то неловко опущенного угла рта (присмотревшись, Кешка заметил неловкость всей правой стороны дедка, и палку он держал в левой руке…):

– Нора-то на зиму у тебя есть?

– Не-ет, – Кешка неуверенно покачал головой, прикидывая, что же может считаться норой в Городе. А может быть, она у него есть?

– Ищи, милай, ищи, – дедок перекинул палку в бессильную правую руку и назидательно потряс скрюченным пальцем перед Кешкиным носом. – Без норы у нас в северной столице зиму не прожить. Понял, что говорю-то? Зовут-то тебя как?

– Кешка, – сказал Кешка и, подумав, добавил. – Придурок.

– Эк как! – дедок огорченно покачал головой и в сердцах шуранул палкой в помойном баке. Тощая полосатая кошка прыснула из-под ржавой кромки. – Но ты, Кешка, все равно ищи, ищи. Схорониться надо, понимаешь? – дед сделал свободной рукой такое движение, как будто не то плывет, не то заползает куда-то. – Холода пережить.

– Зима. Да, – сказал Кешка, желая принять участие в разговоре.

– Вот-вот, – обрадовался дедок. – Понял, значит? Молодец! Тебе бы скооперироваться с кем. Ты вроде парень-то здоровый, сильный. Может и сгодился бы кому. В струю какую вышел. Я-то стар уже, кое-как себя могу прокормить, а тебе с меня толку чуть. Тебя бы к молодым, бритым… Ты, знаешь, чего? Ты где кантуешься-то? Живешь где?

– Где костер, – сказал Кешка, подумав, что дедку, наверное, негде жить, а лавку в кусты можно и еще одну приволочь.

– Какой костер? – удивился дедок и тут же захихикал, хлопнув себя ладонью по шафранно-желтому лбу. – Ну, бывает же!.. Так вот, милай, послушай деда – там в холода не проживешь. Хорошо еще, сейчас осень стоит божеская, затяжная… В тот год осенняя погода стояла долго на дворе, зимы ждала, ждала природа… – вдруг сказал он каким-то новым, воющим голосом, и тутже снова перешел на обычный. – А ты вот чего сделай. Ходи вдоль ларьков, да на вокзалах, будто гуляешь, а сам по сторонам смотри. Может, и приглядит тебя кто. Я тебе сейчас пару мест скажу… Ты адреса-то понимаешь?

Кешка помотал головой. Дедок, вначале показавшийся забавным, начинал надоедать ему. Однако раздражения Кешка не испытывал.

– Вон, – сказал он, указывая на блеснувший в баке коричневый стеклянный бок. Дедок нагнулся, приглядываясь, а Кешка тем временем отступил назад и мягко и бесшумно растворился в серой мороси наступающего осеннего дня.

На следующий день он закончил осмотр окрестностей и как бы параллельно, сами собой исчерпались темы для ночных размышлений. Почти без страха поднимался теперь Кешка на крутобокие широкие мосты, с высоты смотрел, как разбивались об их каменные и железные ноги коричневые водяные струи. Одного не мог понять – вода всегда текла в одну сторону и пахла морем. Прилив и отлив исключались. Что же тогда? Всем чутьем выросшего на морском берегу существа Кешка знал: то, что течет внизу под мостом – не река, точнее не просто река. Как понять?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});