Красный рассвет - Фёдор Березин

Распахиваются ворота. И теплая метель курсантской юности берет тебя в оборот...

61

Морские песни

— Итак, что мы имеем? — сказал командир атомохода Бортник, вглядываясь в монитор. Там высветилась картинка, созданная симбиозом компьютеров и техников.

— Солидно, — прокомментировал он наблюдаемое. — Крейсер “Современный”, эсминец “Гроза”, три индийских фрегата. Ходят в восьмидесяти километрах, как будто не имеют отношения к делу.

— Совместные учения, — подсказал Прилипко.

— Да знаю я, Сергей Феоктистович. Готов биться об заклад, не далее чем в двухстах км авианосец “Вирата”. Держит под контролем небо. Да еще где-то затаились наши подводные коллеги-соотечественники.

— Все может быть, Тимур Дмитриевич. Думаете, такой эскорт неспроста?

— Есть два варианта, Сергей Феоктистович. Первый, наиболее вероятный, нам передают нечто весьма серьезное. А второй... — Командир корабля замолк на полуслове.

— А второй? — все-таки не удержался от вопроса помощник.

— Нас продали с потрохами. — Это была шутка, но Бортник не улыбался.

— Судя по участникам, не слишком дешево, — подыграл Прилипко.

— Это обнадеживает, — наконец выдавил улыбочку командир лодки. — Наши соотечественники учатся торговать. Ладно, нет времени любоваться, всплываем поближе к транспорту.

Бортник не ошибся. Не в том плане, что их продали, а в том, что эскорт из боевой мощи отирался поблизости неспроста. С частного индийского транспорта на “Индиру Ганди” перегрузили весьма интересные предметы.

Это были четыре атомные ракето-торпеды. Плюс — один инженер сопровождения.

Но, судя по переданной тем же транспортом инструкции (закодированной и автоматически уничтожаемой при несовпадении отпечатков), даже этот груз был не самым главным.

62

Пластик, железо и прочее

Его совершенно не прикрывали эсминцы. С таким лихим сопровождением вся затея потеряла бы смысл. Нет, не только с этим походом. Вообще вся задумка с проектом корабля. Эсминцы — дети далекой эпохи мачт и труб — оказались в новую эру слишком выпуклыми и угластыми деталями моря. Слишком просто и издалека их могли засечь локаторы. И даже ставшие легендарными гиганты суши — загоризонтные РЛС — и те ловили их лапти за многие тысячи километров.

А потому он двигался по океану в гордом одиночестве. Смелый левиафан, не любящий компании. И к тому же очень скромный. Он совсем не старался выпячивать свои габаритные пропорции. Правда, малосведущий наблюдатель вообще бы не заметил этих габаритов — утопленная в море часть солидно превышала надводную. Кроме того, оттенки раскраски подбирались так, чтобы линейные размеры плавно вписались в шелестящее волнами окружение. Да и саму форму выбрали не только из соображений обтекаемости. Она обманывала, маскировала, превращала огромный плавающий предмет в нечто призрачное и легкое, почти нереальное.

Здоровенный, похожий на подводную лодку корабль назывался “Громовержец”. Это нарушало некогда привившуюся традицию присваивать новым военно-морским единицам имена прославивших себя кораблей прошлого. Однако со времен равного противоборства Второй мировой миновало почти столетие. Названия, пришедшие оттуда, прокрутились во флоте по два-три раза. Они несколько поистерлись, потеряли былую привлекательность, пробуксовывающую привычку требовалось заменить чем-то равноценным. Что интересно, принимая в свои ряды имена типа “Громовержец”, “Решительный”, “Неустрашимый” и прочее, американский флот повторял, — а быть может, намеренно, но тайно перенимал, — опыт давно исчезнувшей страны — Советского Союза. Однако тот не мог использовать названия из прошлого типа “Александр Первый”, так как находился с ними в антагонистическом противоречии. Кроме того, флот СССР раздулся в размерах и превысил все, до того построенное царской Россией, — имен и кличек оттуда попросту бы не хватило. Получается, теперь военный флот США успешно подхватил традицию некогда бескровно поверженного врага. Между прочим, подобные казусы в истории не редкость.

Вообще-то “Громовержец” являлся морским кораблем, однако в некоторых своих свойствах он более напоминал пришельца из устоявшейся классики Голливуда. Он как будто выскочил из сериала “Звездные войны”. Кстати, возможно, в какой-то мере это было истиной. Ведь вначале образы неизвестного будущего родились в головах фантастов, потом их вытянули оттуда прозорливые художники. Затем эти ожившие рисунки видеоряда вызвали замыкания в головах подростков. А уж после эти подростки, ставшие инженерами-конструкторами, воплотили обросшие детализацией картинки в реальность. Именно так будущее направляется по нужному вектору! Правда, “Громовержец” не летал меж звезд и не чиркал по самым кончикам солнечных протуберанцев — он плавал по морям и океанам Земли. Но очень, очень во многом он напоминал космический корабль. Например, его экипаж вполне сравнивался в количестве с командой все еще бороздящей приземной космос станции “Альфа”. Во многих параметрах автоматизации внутренних процессов “Громовержец” ее даже превосходил. Еще бы, по размерам он равнялся тем самым не явившимся покуда миру звездолетам. За счет продвинутой автоматизации маленький экипаж справлялся с его чудовищной машинерией играючи. Или так казалось за счет их отточенного профессионализма?

Под гладкостью бортов “Громовержца” скрывалась мощь, неизмеримо превосходящая любую эскадру из линкоров столетней давности. В течение десяти минут он мог приговорить любую страну среднего размера, причем необязательно граничащую с морем. Он мог приговорить ее к падению в первобытное состояние, к быстрому разоружению, вообще к “стиранию в порошок” или просто к “обезглавливанию” — уничтожению только правительства и управляющих структур. Все зависело всего лишь от заложенных в бортовое оружие зарядов. В худшем варианте — “стирания в порошок” — это могли быть атомные бомбы. Конечно, на самом деле этот вариант выглядел чисто умозрительной конструкцией. Ни в настоящее время, ни когда-либо в истории до такого не доходило.

Вот и сейчас Апокалипсис не планировался. Просто и буднично “Громовержец” обязался дойти в нужную точку моря и начать патрулирование в ожидании команды. Патрулирование он осуществлял в режиме шестиминутной готовности на открытие “огня”. В случае подачи команды он должен был инициировать находящееся на борту оружие и в считанные залпы избавиться от него.

63

Морские песни

Для инженера-атомщика отвели каютную койку в комнате командира БЧ Винокурова. Но это была только начальная, мелкая перетасовка. Однако вместе с невиданными доселе на борту торпедами подводная лодка получила солидное людское пополнение — десять пассажиров. Кстати, именно они, согласно директиве, считались главным грузом. Тимур Бортник впервые встречал людей, головы которых ценились выше ядерных боеголовок. Возможно, дело было в приданном этим головам оборудовании? Три тонны запаянных ящиков, раскрашенных предупредительными надписями на всех языках: “Осторожно, бьющееся!”, “Не кантовать!”, “Стекло!”, “Внимание! Хрусталь!”. Однако там не имелось ни хрусталя, ни посуды. Бортник смог в этом убедиться очень скоро, когда старший из прибывших, назвавшийся Николаем Осадчуком (“Зачем вам отчество, Тимур Дмитриевич? Я еще достаточно молод. Да и не принято в нашей среде”), сообщил, что им необходим не просто сухой угол для складирования ящиков, а надежно запирающееся и абсолютно свободное помещение с возможностью подведения вентиляции и достаточно мощными электрическими разъемами.

Осадчук не приказал (еще чего? попробовал бы), но и не попросил, а именно довел до сведения командира лодки свои требования. И пришлось исполнять. И это помимо предыдущего. А ведь на борт поступили не просто десять человек. Там имелось три женщины. Господи, это нарушало все выработанные Бортником правила. Несмотря на то что его корабль был вроде бы пиратским и управлялся вроде бы сам по себе, тем не менее Тимур Дмитриевич категорически настоял, что женщин на борту не будет никогда. В море, тем более в глубине моря, им делать нечего. Пусть этот то расцветающий, то увядающий феминизм остается там, за бортом.

Кстати сказать, десять в условиях подводной лодки, обладающей, оказывается, свойствами арифмометра, автоматически превращается в двадцать. Ибо, кроме командира и нескольких вышестоящих, у всех остальных — одно спальное место на двоих. И не значит это, что на борту “Индиры Ганди” практикуется мужеложство (пусть бы только рискнули, сразу бы познали, что значит сучить ноженьками и тянуть носочки в поисках опоры, зацепившись шеей за рею, то бишь за перископную трубу). Просто в лодке три боевые смены, а следовательно, даже одна койка на двоих и та простаивает. Тем не менее просто десять мужиков, к тому ж достаточно хлипкого вида — разве что пяток из них тянул на одного Румянцева, — Бортник разместил бы играючи. Подумаешь, освободить парочку кают, приводя в действие отработанный принцип домино, со сдвигом старших офицеров на место тех, кто помладше; тех, кто помладше, на коечки совсем младшеньких; а уж тех — в том числе периодически возникающих на борту как бы для стажировки лейтенантов — в кубричную плотность. Пусть для профилактики нюхнут матросского пота без переборок! Однако наличие женщин — трех или одной, значения уже не имело — требовало освобождения для них отдельного помещения. Следовательно, подлодка снова срабатывала как арифмометр, да еще и хитро-мудрый. Четырехместная — в местной специфике — восьмиместная каюта становилась только трехместной. Но куда было деваться? Бортнику оставалось надеяться только на одно, на то, что такое вавилонское столпотворение продлится не слишком долго.