Магические изыскания Альмагии Эшлинг - Юлия Лялина

антураже не делаются. И ни у одного из постояльцев или слуг постоялого двора Альма не видела такого длинного, такого широкого плаща, призванного полностью скрыть своего обладателя. Вероятно, обладатель неспроста хотел быть скрытым.

Теперь надо было дождаться возвращения. Ведь тёмная фигура пойдёт тем же путём, верно? Лишь бы только вновь не замерла перед дверью…

Поёжившись, Альма решила успокоиться подсчётом времени: это было вдвойне полезно, ведь позволило бы понять, как долго тёмная фигура занималась своими таинственными делами. Тогда можно было бы даже попытаться предположить, в чём заключалась суть тех дел.

Увы, долгий мысленный счёт оказался чересчур успокаивающим. И хоть Альма с замиранием сердца ждала тихого скрипа ступеньки, примерно на «четыреста тридцать семь» её глаза закрылись, а на «пятьсот двадцать шесть…» она провалилась в сон.

Глава XII,

в которой совершается преступление

К утру туман не истаял – по-прежнему висел в воздухе влажной вуалью. Словно пар от плавного дыхания земли. Однако по мере того как поднималось солнце, прохлада сменялась теплом – последним протестующим восклицанием лета перед тем, как осень окончательно вытолкает его за дверь.

Сменился и вид за окнами дилижанса: густой лес с соснами-великанами остался позади, теперь деревья были реже, тоньше. Уже совсем не видать было ни могучих дубов, ни светлой лещины. Зато всё чаще мелькала ольха – нарядные, но коварные деревья, чей сок, согласно легендам, был похож на человеческую кровь.

Приближались топи.

Единственной явно радостной переменой было то, что Альме с Джулс удалось-таки воссоединиться в купе с господами Дункендуром и Карнау.

Вот только неизменно доброжелательный господин Дункендур этим утром был как-то странно рассеян, сперва ответил невпопад, затем прервался на середине недосказанной истории, мучительно подавляя зевок, и со смущённым смешком попросил извинить ему то, что он, пожалуй, вздремнёт немного, а то его так и клонит в сон.

Господин Карнау незаметно для всех – он вовсе не принимал участия в беседе – смежил веки ещё раньше. Джулс тоже явственно клевала носом, хоть изо всех сил старалась бодриться, дабы не посрамить себя перед хозяйкой. Да и сама Альма…

Даже скрипучий голос господина Грюнсамлехта не доносился из-за перегородки между купе! Что было не только отрадно, но и странно – чуть ли не страннее всего прочего.

Возможно, причиной общей утомлённости стали вчерашние долгие беседы в обеденной зале и поздний отход ко сну. Возможно, свою лепту вносила погода: влажная духота так и давила – подобное бывает перед грозой. Так или иначе, нынешний день обещал стать самым тихим и дремотным во всём недолгом путешествии…

Громкое ржание взрезало липкую тишину. Следом послышался недовольный окрик кучера.

И вновь убаюкивающее спокойствие. Глаза Альмы слипались, она с трудом подавила зевок.

Снова ржание, фырканье – уже не одной лошади, а по меньшей мере двух! Дилижанс мотнуло, раздался свист кнута, к голосу кучера присоединился голос кондуктора, да и один из империальных пассажиров не то спросил, не то воскликнул что-то.

Лошади. Что-то не так с лошадьми. А ночью тёмная фигура направлялась к конюшням…

Альма вскинулась и передёрнула плечами, избавляясь от остатков паутины сна. Однако собраться с мыслями было не так-то просто: одолевала духота, кружилась голова, к горлу подкатывала тошнота, и вовсе не хотелось просыпаться – напротив, хотелось спать и спать, не выныривать из топкой дрёмы, а покорно пойти ко дну.

И ещё этот приторный запах от заткнутых за переплёты букетов… Погодите-ка!

Непослушные руки Альмы потянулись к окну, с усилием выдернули плотно закреплённый букет. Свежий, не простоявший и дня. Не один из тех, что украшали дилижанс вчера. Собранный… кем?

Перед глазами вновь встала тёмная фигура. Загадочная. Опасная. Не сделавшая ничего дурного – но явно не замышлявшая ничего хорошего.

Стоило бы спросить согласия соседей по купе, а может, и кондуктора, обосновать своё намеренье накатившей дурнотой, возместить стоимость букетов (если она у них была) или, хм, предложить собрать новые. Однако все пассажиры спали или дремали, кондуктор был снаружи и больше занят лошадьми, чем людьми. А сама Альма не могла больше ждать и попросту выкинула букет из купе.

Когда она привстала с места, чтобы дотянуться до второго букета, дилижанс опять резко мотнуло из стороны в сторону, а затем дёрнуло так, будто он вот-вот завалится набок.

Скрип рессор, ржание лошадей, ругань кучера. И замедление хода.

– Что-то стряслось? – тихий господин Карнау подал голос впервые за день, не считая дежурного приветствия. Его глаза, хоть затуманенные остатками дрёмы, глядели сосредоточенно, являя быструю работу мысли. – Проблема с лошадьми?

– Кажется, они не слушаются кучера, – предположила Альма.

И ошиблась.

Вскорости дилижанс замер. На внеплановой остановке все пассажиры получили возможность покинуть свои места и поглядеть, что же произошло.

Одна из лошадей – первая левая – была совсем плоха. Будто пьяная, она то принималась суетливо переступать на месте, покачиваясь, мотая головой и недовольно фыркая, то, напротив, замирала как изваяние, и тогда лишь тяжело надувавшиеся и опадавшие бока да капавшая с губ пена показывали, что она жива.

Пока.

Другие лошади казались здоровыми, но растревоженными состоянием товарки, они ржали, прядали ушами, пучили блестящие тёмные глаза и широко раздували ноздри, не то сердясь, не то страшась. Так и норовя выйти из повиновения.

– Плохо дело! – присвистнул лейтенант Амико. – У нас в полку бедолагу уже пристрелили бы. И мы как раз на середине перегона, до чего ж некстати… А вы что скажете, Инмида?

Его империальный сосед, с которым они, видимо, сдружились настолько, что уже обращались друг к другу запросто, без церемоний, бросил на захворавшую лошадь хмурый взгляд и не рискнул подойти к ней ближе:

– Скажу, что здесь я бессилен: ни бельмеса не смыслю в болезнях животных. У неё жар, по-видимому.

Зато господин Карнау не намеревался держаться подальше от лошади, а наоборот, стремился приблизиться и осмотреть её чуть ли не со всех сторон. Спервоначала он столкнулся с отпором державшегося в рамках приличий, но изрядно раздражённого кучера, однако о чём-то тихо перемолвился с ним, заслужил удивлённо-уважительный взгляд, и далее двое мужчин осматривали лошадей сообща. Так уж и быть, включив в свою компанию кондуктора, но весьма настойчиво попросив всех прочих сохранять дистанцию, а лучше всего – возвратиться на места в дилижансе.

Брюзгливый господин Грюнсамлехт, постановив, что здесь не на что смотреть, последовал их указующей просьбе. Его супруга, разумеется, удалилась вместе с ним.

Две пожилые госпожи, которым вновь выпало сомнительное удовольствие делить с четой Грюнсамлехтов одно купе, остались на обочине, встревоженно расспросили всех попутчиков, что те думают о происходящем и не выбьется ли дилижанс из расписания, не получили ни единого сколь-нибудь оптимистичного ответа, ещё немного постояли в нерешительности на усиливавшейся жаре и наконец, пусть без особой охоты, последовали за четой Грюнсамлехтов: в дилижансе, по крайней мере, были