Преследователь - Гюнтер Вейзенборн

Разговор Даниэля Бренделя с судьей К. — писатель, по всей вероятности, зашифровывает его имя для того, чтобы создать иллюзию полной реальности происходящего, — едва ли не самый значительный эпизод во всем повествовании. Его значимость в том, что в нем выявляется истинная сущность мнимой западногерманской «демократии». Подлинная демократия предполагает подлинное правосудие, а его нет и в помине. Может ли судить по совести тот, чья совесть запятнана соучастием в преступлениях, совершенных фашистами? Описывая встречу Даниэля Бренделя с судьей К., писатель дает ясный ответ на этот вопрос.

Даниэль Брендель уцелел потому, что его судебное дело сгорело во время бомбежки. Благодаря этому он попал в концлагерь, а не на эшафот. А его друга Вальтера Хайнике, самого целеустремленного, самого решительного из пятерых, казнили. Бренделю не известно, что стало с его товарищами, с любимой девушкой Евой Ланг. Не только от своего имени, а от имени их всех он требует восстановления справедливости. Но разве при существующих условиях это не наивность?

Тот факт, что господин К. был судьей при Гитлере и остался судьей при Аденауэре, говорит сам за себя. Разумеется, писатель взял этот факт из жизни, где он далеко не единичен. Но дело не только в самом факте, а в том, как он описан в книге. Представляя читателям судью К., художник рисует человека, пышущего самодовольством. Господин К. совершенно уверен в том, что у него твердая почва под ногами. Для приличия он лицемерит, елейным голосом рассказывая Бренделю о том, каких душевных терзаний стоили ему смертные приговоры, которые его «заставляли» выносить. Что поделаешь, в конце концов, и он, судья К., был жертвой фашизма. Беззастенчиво глядя Бренделю в глаза, судья К., как видно, ждет его сочувствия. Сам он, конечно, тоже сочувствует ему, но помочь, увы, не может ничем. Пауль Ридель? Нет, он не помнит такого. Память, к сожалению, стала сдавать… Беседа кончается тем, что господин К. вежливо выпро-важивает Бренделя, который напрасно рассчитывал на него как на свидетеля. Зачем судье К. свидетельствовать против самого себя?

Так замыкается круг. Автор показывает, что его герою не вырваться из этого круга. Впрочем, он говорит не о круге, а о стене, которую не прошибешь. За этой стеной всяческие паули ридели чувствуют себя в полной безопасности.

Как найти выход из замкнутого круга? Как прошибить стену? Роман Вейзенборна — это, в сущности, поиск. Писатель ищет ответа на самый главный из всех вопросов.

Он вводит в роман счастливый случай, благодаря которому Даниэль Брендель и Ева Ланг встречаются вновь. Ева Ланг, певица «Серебряной шестерки», во время подпольной борьбы не раз проявляла большое благородство и большое мужество. И вдруг она отказывается выступить свидетелем против Риделя. В чем же дело? Вероятно, в том, что героиня романа, а с нею и автор ищут иных, более действенных способов решения сложной проблемы. Ищут, но пока еще не находят.

Ева Ланг в общем права, когда она стремится познать причины и следствия, выявить сущность того, что было; именно это она и считает своей главной целью. Но Ева Ланг, в частности, ошибается, когда она своим отказом от свидетельских показании лишает Бренделя возможности добиться судебного процесса против Риделя: ведь такие процессы тоже способствуют познанию причин и следствий. Понятно ли это автору? Разумеется, иначе он не написал бы книгу, которую можно уподобить открытому судебному процессу против паулей риделей и господ К.

Все это так, но… что же делать, чтобы добиться окончательной и бесповоротной победы над фашизмом старого и нового образца? В чем гражданский долг каждого, кто хочет этой победы?

Даниэль Брендель решает творить возмездие собственной рукой. Он не видит иного пути к восстановлению справедливости.

С этого, как известно, начинается роман. А чем он кончается?

Даниэль Брендель едва не убивает Пауля Риделя. Но в последнюю секунду его машина проносится мимо. Этот неожиданный сюжетный поворот обретает в романе особое значение.

Если бы Даниэль Брендель сделал то, на что его вынуждали обстоятельства — в одиночку вынес приговор и привел его в исполнение, — преступника постигла бы заслуженная кара. На земле стало бы одним фашистом меньше. Но гибель фашиста еще не означает уничтожения фашизма. Существуют нные способы борьбы против фашизма, более действенные, чем тот, который вначале избрал герой романа. Очевидно, автор романа понимает это, отсюда и неожиданная развязка событий.

Даниэль Брендель по-прежнему убежден, что бороться надо; это право и обязанность каждого. Но как? Вот в чем вопрос.

«Я отыщу Еву и неустанно буду добиваться суда, — думает Брендель на последней странице романа. — Как сказала Ева? Надо изучать причины, читать книги. Передо мной сложнейший кроссворд. Может быть, придет день, когда я найду решение».

Концовка романа невольно заставляет вспомнить о том, что за последнее время стало своего рода литературной традицией западногерманских писателей-антифашистов. Ни Эрих Мария Ремарк, автор романа «Триумфальная арка», ни Генрих Бёлль, автор романа «Бильярд в половине десятого», разумеется, не относятся к сторонникам индивидуального террора. И все же в их книгах фашистов избивают или убивают.

Вейзенборн, таким образом, создает иную концовку.

На чьей же стороне правда? Или, вернее, на чьей стороне больше правды?

Когда герои Ремарка, Бёлля пускали в ход кулаки или оружие, они тем самым доказывали себе и другим, что надо действовать, надо бороться, — в этом их сила. Но они действовали, они боролись в одиночку — в этом их слабость.

Герой Вейзенборна, оставляя в живых того, кто не достоин жизни на земле, не отказывается от борьбы с ним и подобными ему. Он ищет других способов борьбы, понимая, что возмездием, осуществляемым в одиночку, многого не добьешься.

Найдет ли другие способы борьбы герой Вейзенборна? Это покажет будущее.

Вейзенборн в отличие от многих западногерманских писателей снова и снова создает в своих книгах образы героев антифашистского Сопротивления.

Тема антифашистской борьбы обретает в его творчестве особый смысл: это и та борьба, которая велась раньше, в годы гитлеровской диктатуры, это и та борьба, которая должна вестись теперь, в годы аденауэровской республики. Писатель не отождествляет прошлое с настоящим, но ему ясно, насколько велика опасность повторения всего того, что было.

Подпольщик с 1937 года, Гюнтер Вейзенборн примкнул к группе Харро Шульце — Вонзена, деятельность которой широко развернулась в годы второй мировой войны. В 1942 году, когда начался разгром этой группы, Вейзенборна арестовали. Девять месяцев он провел в одиночной камере, ожидая смертного приговора. Потом его переводили из тюрьмы в тюрьму. В 1945 году Вейзенборна вместе с другими заключенными освободили советские войска.

Еще в тюрьме тайком, на кульках, которые он клеил, как и все заключенные, Вейзенборн начал писать свою автобиографическую книгу «Мемориал». В этой книге чередование глав создает смещение во времени — настоящее и прошлое перемежаются друг с другом.

В тюрьме Вейзенборном написаны лишь те главы, в которых он вспоминал о воле. Нередко это пейзажные зарисовки: лунная ночь на Ренне, где он родился; солнечный день в Аргентине, где он прожил несколько лет.

О том, что пережито в тюрьмах, Вейзенборн написал уже после освобождения. Так создается в книге контраст света и теней.

«Они могут ворваться и потащить тебя, куда хотят. Они могут сделать с тобой все, что им угодно. Ты слаб, ты в наручниках, ты один. Их всегда много, они сильные и вооруженные… — пишет Вейзенборн. — В каждой камере кто-то бегает из угла в угол, барабанит в стену, побелев от ужаса, замирает в неподвижности и стонет, и не сводит глаз с двери, и ждет. В мертвой тишине коридора гулко звучат шаги. К кому они направляются?»

Однако не следует думать, будто псе главы, посвященные воспоминаниям, солнечные, а в главах о тюрьмах Шпандау, Моабите и Луккау — один сплошной мрак. Это не так, ибо те, кого пытали и казнили, до последней минуты не выпускали из рук зажженные ими «факелы человечности». Писатель убежден, что эти факелы неугасимы.

Посвящая книгу памяти погибших товарищей по борьбе, Вейзенборн обычно не упоминает о том, что многие из них коммунисты. Например, Вальтер Хуземан, предсмертное письмо которого опубликовано в сборнике «Воспрянет род людской», изданном в ГДР. Вальтер Хуземан писал отцу перед казнью: «Легко называться коммунистом, пока за это не приходится платить кровью. И настоящий ли ты коммунист, можно доказать только тогда, когда наступает час испытания. Я коммунист, отец!»

Впрочем, когда на последних страницах книги «Мемориал» появляется Франц-пекарь — тот, кто тайком передавал наиболее истощенным ломтики хлеба, а «вместе с хлебом и надежду», — автор сразу же представляет его читателям как коммуниста.