Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами) - Георгий Венус

Но над нами вновь загудело. И опять мы упали на землю, и опять из-за угла посыпались комья земли.

Потом все стихло...

- Да шевелитесь!..

Подпоручик Морозов стоял уже посреди двора. Держал на руках девочку. Штаны его были в крови. Красные широкие пятна все ниже ползли по грязному сукну и медленно опускались за голенища.

- Санитара!.. Да зовите санитара... Фельдшер!..- хрипло кричал подпоручик Морозов.

А со ступенек крыльца, в первый момент нами вовсе не замеченная, подымалась выбежавшая за девочкой колонистка. Встав на колени, она подняла на подпоручика Морозова бессмысленные, круглые глаза, потом вскочила, качаясь, подбежала к нему и вдруг, точно сразу же потеряв все нужные слова, нераздельно, по-звериному закричала.

...Наконец подбежали санитары.

У девочки были оторваны обе ступни.

-----------------

* Лизалотте!.. Лизлотт, назад! (нем.)

* * *

Звенели винтовки. Толкая друг друга, мы понуро шли к воротам. Около ворот лежала убитая свинья. Под живот ее тыкались розовые, веселые поросята.

- Равняйсь!

Когда мы пошли вдоль улицы, черная пыль неслась уже далеко за огородами.

- Еду, еду - следа нету; режу, режу - крови нету!..- Поручик Ягал-Богдановский засмеялся.

- Хороша загадка, а?.. Лодка, думаете?.. Никак нет,- первый Дроздовский полк... Ишь как пятки намазали!.. И отдохнуть не дают. Задержались бы где!..

Но от Гейдельберга до Васильевки отдыха не было. Не было и крупных боев. Отступив от Гейдельберга, красные защищались вяло, все глубже оттягиваясь к северу.

Васильевна встретила нас толпами баб.

- Эй, вы там!.. А мужики где?..- не слезая с подводы, крикнул командир офицерской роты, полковник Лапков.

- Угнали, родимый!.. Всех что ни есть угнали!.. Большевики, родимые, угнали, а куда - и не знаем вовсе!..

- Знаем эти песни! А камыши не пощупать ли? Пулеметом? А?.. То-то! Ну, марш по хатам! И чтоб борщом кормили! Поняли, бабы?

Прошло два дня.

...За Васильевкой опускалось солнце. Я сидел на камне возле дороги к горбатому мостику и смотрел, как над крышами хат кружатся голуби. Крылья голубей казались золотыми. Золотыми казались и верхушки тополей, в листву которых черными пятнами прятались скворечники. Под мостом в маленькой быстрой речушке, заросшей пыльной крапивой, поручики Кечупрак и Аксаев стирали белье.

- А может быть, вы, поручик, знаете, куда это ночью сегодня дежурный взвод ходил? - спросил меня поручик Кечупрак, выжимая воду из рыжей недостиранной рубахи.

- Третий? Нет, не знаю... А что, ходил разве?

- То-то оно и есть, что ходил...

Поручик Кечупрак выжал из рубахи последнюю воду и поднялся ко мне на дорожку.

- И, знаете,- вот это и кажется мне странным,- ведь увели его, знаете, тайком. И никто из них ни слова не говорит... В заставу, говорят, ходили, а какая там, к черту, застава, когда я великолепно знаю, что в заставу ходил поручик Барабаш со своей четверкой... Ну как, Аксаев, готово?

Поручик Аксаев стоял на коленях перед речкой и, засучив рукава гимнастерки, пытался поймать какую-то забежавшую на отмель рыбешку.

- Господа, темнеет,- сказал я.- Идемте!

Когда мы шли к нашим халупам, к северу от Васильевки неожиданно затрещали пулеметы. Мы ускорили шаг. Потом побежали.

Бой шел всю ночь. Иногда совершенно затихая, иногда вновь забегая в тишину тревожными пулеметными очередями.

Мы сидели на улице, курили, пряча огоньки за забором, и шепотом разговаривали. Разговоры кружились все около одного и того же: куда прошлой ночью ходил третий взвод и зачем он упрямо не отвечает на все наши вопросы?

- Не поймешь, истинное слово! - Подпоручик Тяглов плюнул на огонек папиросы, и, склонив голову, стал прислушиваться, как шипит окурок между его пальцами.- У меня там земляк есть, в третьем взводе. Тоже тобольский... Да и тот молчит... Дело это, видно, серьезное...

- Господа, мне кажется, если кто из нашего взвода и знает, то это только поручик Горбик.

- А и правда!

- Поручик Горбик! Поручик Горбик!

Но и поручик Горбик тоже только разводил руками.

- Да не знаю я, господа. Ей-богу, не знаю. Меня, господа, не звали.

- Ну, поручик, раз вас не позвали,- ерунда, значит!..- насмешливо сказал в темноте мичман Дегтярев.- Без вас уж не обошлись бы, поручик! Верно?

Поручик Горбик как раз закуривал.

- Может быть! - сказал он, подымая голову и, как всегда, ласково и по-детски улыбаясь.- А знаете, который у меня сейчас на счету? Нет?.. Триста двадцать первый...

К утру нам разрешили лечь. Не раздеваясь, мы легли тут же, около забора, подобрав к бокам винтовки и положив головы на сапоги друг к другу.

...А бой за селом все продолжался.

Утро было пасмурное. Накрапывал мелкий дождь.

Гру-дью под-дайсь!

Напра-во равняйсь!

пела офицерская рота,

В ногу, ре-бя-та, и-ди-те!

Мы уже перешли мостик и приближались к кустам за Васильевкой.

- Как? Как?..- опять закричал полковник Лапков.- Что?.. Что за пение! Не тянуть! Он-нан-низмом занимались? Не так!.. Не так вяло!.. От-тставить!

Гру-дью под-дайсь!

Отставить!

Гру-дью...

- Отставить!.. Поручик Зверев! Поручик Зверев, не болтать штыком,- два наряда! Подпоручик Морозов, вас за язык дергать?..

Гру-дью под-дайсь...

- Ах, так?.. Так?.. - хрипел уже полковник.- Так, значит?.. Бегом!

Гру-дью под-дайсь!

Напра-во рав-няйсь!

В но-гу, ребя-та, иди-и-те!

минут через десять, еще задыхаясь от бега, пела офицерская рота, подымаясь, наконец, на холмы.

По другую сторону холма, за кустами, лаял бульдог генерала Туркула.

Какой-то полковник в дроздовской форме, никогда прежде не виденный мною в полку, бегал вдоль шеренги выстроенных пленных. В руках он держал деревянную колотушку - из пулеметных принадлежностей.

- Кто, твою мать?.. Кто, твою мать?.. Кто, твою мать?..- кричал полковник, быстро по очереди ударяя колотушкой по губам пленных.

- Кто, кто, кто?..

Добежав до левофлангового, полковник обернулся.

- Не говорят, ваше превосходительство.

- Нет? - спокойно улыбаясь, спросил генерал Туркул, подходя к пленным вплотную.- А ну, посмотрим! - И, размахнувшись, он ударил кого-то наотмашь и закричал уже на все поле: - Нет?.. Выходи тогда!.. Нет, не ты, твою мать!.. Ты выходи, рыжий!.. Рас-стре-ляю!.. Ага?.. Просить теперь, хрен комиссарский!.. А ну?.. Где коммунисты?.. Где комиссары?.. Показывай! Рас-стреля-а...

Рыжий красноармеец побежал вдоль строя. За ним, сорвавшись с места, кинулся криволапый бульдог. За бульдогом - Туркул.

...Дождь моросил все сильнее и сильнее. По подбородкам пленных текла бледно-розовая, замытая водою кровь.

- Этот!.. Этот!..- испуганно тыкал пальцем на кого попало рыжий красноармеец.- Этот!.. И вот этот!.. Этот!.. Этот!..

Офицерская рота стояла в оцеплении.

Опустив голову, я смотрел на сапоги. Стоящий возле меня поручик Кечупрак тоже смотрел в землю. За ним, закрыв глаза и облокотясь на винтовку, стоял поручик Аксаев. Поручик Ягал-Богдановский держал голову прямо. Лицо его горело.

- Этот!.. И этот вот!.. Этот!..

Потом из оцепления вызвали поручика Горбика. Поручик Горбик еще на ходу зарядил винтовку. Заряжая, он улыбался...

- ...Сорок семь, ваше превосходительство!

- Пять бы десятков следовало!.. А ну?.. Твою мать, да показывай!.. Катись колбасой, твою... Рас-рас-стре...

- Товарищи! Да не виновен!.. Товарищи...

- Ей-богу...

- Господа!.. Бра...

- Ей-богу вот!..

- Бра-аттцы!..

И опять раздались три выстрела. Подряд.

...Тяжело переваливаясь на кривых лапах, вдоль оцепления прошел бульдог. В зубах у "его болтались клочья чьих-то штанов.

- Убирать не стоит! Мужики уберут.

И генерал Туркул отошел в кусты, чтоб оправиться.

Вечером наша хозяйка готовила яичницу.

Солома под сковородою ярко вспыхивала, бросая на стены желто-красные, быстрые тени. Сало шипело и брызгало. Откинув голову далеко назад, хозяйка стояла перед огнем почти неподвижно и, казалось, была так же недоступна огню, как и офицерам, уже четыре дня подряд пытающимся заменить ей "уведенного" красными мужа.

- Слушай, молодая, а как ты... насчет выпивона?..- спросил ее поручик Пестряков, когда солома наконец догорела и тяжелая круглая сковорода в руках хозяйки медленно поплыла к нам на стол.

- Если б раздобыла маленько, уважила бы нашу компанию. Как?

- Чего зеньки выпучил? Куда ставить-то буду? Тарелку подставь, что ль?

Хозяйка смотрела на нас из-под надвинувшейся на брови хустки.

- Молодая, а злющая!..- улыбнулся поручик Ягал-Богдановский.- Ну ее к черту, господа! Дура!.. В другое время и смотреть бы не стали, а она... фордыбачится!

В это время в хату вошел мичман Дегтярев.

- Господа, в полку не ладно что-то!

- Опять?

- Что такое?

- Да вот опять третий взвод куда-то отправили...

- Ну-у?..

- И не просто, господа,- с пулеметами... Я проследить думал, да прогнали меня... И что за время, черт рога сломит!..

- Говорят, господа, куда-то и четвертую роту повели. Подпоручик Тяглов разрезал яичницу и, нагнувшись, сопел над самыми желтками.