Мир островов. Рождение. - Иван Киричатый

Храм Элеонора был самой масштабной постройкой в монастыре, самой большой постройкой из ранее увиденных Владимиром зданий, не считая, конечно, самого монастыря. В отличие от легкого и воздушного храма Мин Дао, этот храм был огромен и величествен. Цвет храма подчеркивал принадлежность владельца к стихии воздуха, и был цветом утреннего неба. Внутри храм оказался еще больше, мальчик понял, что это просто-напросто прекрасно созданная иллюзия пространства. Зачем такие огромные хоромы, Владимир не понимал, возможно, при создании храма рассчитывали на присутствие в нем большого количества людей или это все просто амбиции синего мастера. При таких размерах здесь можно собрать целую деревню. В храме не было ни души. Только ветер гулял по помещению. В данный момент, не считая случайно зашедшего гостя, ветер был его единоличным владельцем. По-хозяйски шелестя полотнами и хлопая ставнями. Убранство храма было не менее величественное, чем размер. Стены разрисованы изображениями прошедших событий. На этих огромных стенах, наверное, вся история создания мира. Кроме таинственных разрисовок, были еще и гобелены, статуэтки и огромные статуи богов. Многих из богов Владимир знал. Здесь присутствовали Энлиль [24], Энки, Асалдухи, Намму [25] и многие другие почитаемые боги. Кроме известных Владимиру богов, было еще много и неизвестных. Это было что-то новое. До сих пор он не видел, чтобы в этом странном монастыре поклонялись богам. В храме Жан Дао не было даже намека на божественность. А здесь целое божественное собрание. И на это собрание Владимир явился без подношения. Мальчик растерялся. Если уйдет за подношением — обидит богов. Если не поднесет дар — тоже обидит. Порывшись в карманах, извлек оттуда овсяную лепешку. С утра он так и не позавтракал. Учитель зашел за ним слишком рано. В надежде, что будет возможность перекусить по дороге, он спрятал ее в карман. Одна лепешка. Ее слишком мало даже для него, не говоря о богах. Не сочтут ли они такой дар за богохульство. Но что есть, то есть. Лучше что-то, чем ничего. Помолившись богам, он разломил лепешку на примерно равные доли, чтобы досталось всем. Потом пошел по ходу солнца — принося подношения. Возле каждого бога он останавливался, просил прощения за столь скромный дар и, становясь на колени, молился. Когда он приносил дар Асалдухи, Владимиру показалось, что изваяние ему подмигнуло. От неожиданности мальчик уронил остатки лепешки. Дальше случилось чудо. Вместо того, что бы упасть на землю, как подобает в таких случаях, остатки от лепешки плавно, как перышки, спланировали на алтарь Асалдухи. Сегодня совершено удивительный день, подумал Владимир, за одно утро, чудес намного больше, чем за всю его жизнь.

Постояв и помолившись Асалдухи, Владимир пошел к Валену. Юнга лежал на кровати в боковой комнатушке слева от главного зала. Если бы не открытые двери, он не нашел бы его без чужой помощи. Вален был вымыт и лежал на чистых простынях. В комнате приятно пахло. Было видно, что за Валеном хорошо ухаживали. Ни пролежней и других болячек, что возникают при длительном лежании, Владимир не заметил. Юнга выглядел так же, как и при первой их встрече. Разве что заметно похудел. Оно и не удивительно, при его болезни и ручном кормлении. Да и сам Владимир выглядел постройнее, чем до монастыря. На монашеском пайке: на воде, хлебе, рисе и овощах много не наберешь. Старцы брали за свои услуги в деревне пищей, в том числе мясом и рыбой. Похоже, эти последние вкусности предлагались не всем. Владимир проглотил слюну. Если быть честным, то больше чем вкусной еды, ему не хватало живого человеческого общения. Учитель не собеседник. Бросит, словно кость, пару умных предложений и весь разговор. От других монахов даже этого не добьешься. Им не до суеты мирской. А что плохого в суете, простом человеческом счастье? Однозначного ответа не было. Были только фразы учителя. Что счастье не вечно. Все имеет свое начало и свой конец. Только «Путь» без начала и конца. Конец «Пути», есть начало другого «Пути». Поэтому «Путь» вечен. Однажды встав на него, уже не свернуть. По нему можно только двигаться или быстрей или медленней.

Вот уже час, как Владимир сидел возле юнги. Здесь было так спокойно, так умиротворенно. Здесь был только он и Вален. Нет, был еще и ветер. Владимир вслушивался в его дыхание. Ветер то налетал на храм, то успокаивался, играя с ним. Храм незамедлительно шумно отвечал. Словно поощряя и дразня. Владимир невольно заслушался их игрой. В этом была своя гармония. Ее можно было слушать часами. Если сильно вслушаться, казалось, что можно разобрать отдельные слова. Словно ветер и храм обменивались краткими тирадами. Владимир незаметно для себя прикорнул. Во сне он также сидел возле Валена и слушал ветер. Затем он встал и пошел по храму. Зачем-то кланялся богам. Жаловался на свою судьбу. Все боги были безучастны к нему. Только лишь Асалдухи ему ласково улыбнулся, словно отец. Вспомнив об отце, мальчик заплакал. Горько и безудержно. Как будто этими слезами можно было хоть на время вернуть прошлое. Пришло понимание, что ничего вернуть. После осознания необратимого, печаль мальчика стала еще сильнее. Владимир взвыл, вкладывая всю боль утраты, одиночество, не свершившиеся мечты и разочарование. Рыдая во сне, он неожиданно оказался в комнате Валена. Тот лежал тихо и неподвижно. Единственный живой свидетель его безутешного горя. Владимир еще сильнее заплакал. Даже боги не смогли выдержать его горя. Асалдухи словно ожил и пришел утешить мальчика. Он его обнял и крепко прижал к себе. Вот так они и сидели, обнявшись, как сын и отец. Владимир плакал, Асалдухи его утешал, поглаживая рукой по голове. У бога словно крадучись, выступила огромная слеза. Самая величественная из великих слез. Она была словно бриллиант, который неожиданно потек, не забывая при этом переливаться всеми оттенками света. Владимир следил за движением слезы, завороженный ее величественной чистотой. Все свое внимание он обратил на это великое событие. По лицу бога, проторяя дорожку через мелкие выемки, текла настоящая драгоценность. Слеза по своему ходу стала резко терять в объеме. Вместо полноценной слезы до конца докатилась уже еле заметная капелька. Маленькая слезинка, закончила свой короткий путь. Она сорвалась со щеки и полетела вниз, словно маленькая звезда в ночь. Прямо на лицо Валена. Упав, слеза растворилась, её словно и не было. Мир в глазах Владимира неожиданно пошел рябью. Бог Асалдухи стал истощаться и пропадать. Рядом кто-то застонал. Похоже, юнга начал приходить в себя.

Владимиру было грустно и стыдно. Мгновенье назад, он вел себя, как девчонка. За последнее время мальчик сильно поменялся. Раньше с него и слезу не выдавишь. Мужчины не плачут, часто ему повторял отец. И он следовал этому утверждению. Сейчас разрыдался, как малолетний ребенок. Сам Асалдухи был свидетелем этого немужского поведения. Хорошо, что рядом не было его бывших деревенских друзей. Они бы такое событие не пропустили, обязательно бы поиздевались и высмеяли. А потом еще бы с месяц дразнили. К мальчишескому счастью, он был один, конечно не считая Валена и Асалдухи. Ни первый и второй точно не будут позорить Владимира за мимолетную слабость. В дальнейшем больше никто и ничто не заставит его заплакать. Он будет сильным. Каким его хотел видеть отец. Монастырь оказался удивительным местом, полным загадок. Здесь к нему пришел сам Бог. Единственное, о чем продолжал сожалеть Владимир, это о том, что Асалдухи, кроме него, больше никто не видел. Мальчик утер остатки слез рукавом. Потом взглянул на юнгу. Стон оказался единственным звуком, который произвел Вален. Сейчас юнга выглядел намного лучше, чем раньше — он порозовел. Желание жить, похоже, вернулось к юнге. Предположив, что Вален очнулся, Владимир ошибся. Юнга продолжал так же лежать без сознания. Но этот сон уже был отдыхом мирно спящего человека. Случилось чудо, слеза бога сделала невозможное, дала надежду на выздоровление. Выздоровление человека, который среди этих мрачных стен, мог стать ему единственным и настоящим другом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});