РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма» - Вадим Медведев

Находясь в эпицентре народной манифестации на улицах и площадях Праги, мы все, и в первую очередь Михаил Сергеевич, испытывали чувство неловкости за чехословацких руководителей. Гусак имел какой-то потерянный вид, хотя Горбачев старался всячески вовлечь его в общий разговор, обращался к собравшимся как бы и от себя и от Гусака, всячески демонстрируя свое уважительное отношение к нему, но это не помогало: народ как будто не замечал своего руководителя. Смотреть на это было тяжело.

Невольно я наблюдал и состояние Биляка, Капека, Якеша и других чехословацких лидеров. Они были явно ошеломлены грандиозным излиянием эмоций пражан. Старались делать вид: вот видите, как все здорово, каковы плоды нашей работы. Но можно представить себе, что творилось в душе каждого из них в это время.

Визит Горбачева стал и камертоном происходящего, и мощным импульсом последующего развития событий в Чехословакии. Конечно, каждый делал для себя выводы в соответствии с собственным пониманием того, что делалось вокруг, глядя «со своей колокольни». Гусак, как человек честный и откровенный, серьезно задумался о своей отставке и обеспечении дальнейшего руководства страной.

У меня складывалось впечатление, что он, понимая необходимость перемен, рассматривал их более широко, связывая с изменением политического курса в сторону проведения назревших реформ. Ведь воля народа в апреле была выражена определенно и однозначно. Вместе с тем он видел, что консервативные силы в руководстве не удастся отстранить, ибо они отражают настроения в довольно широких партийных слоях, где повсюду расставлены «свои люди». Гусак искал выход из этого положения, чтобы нащупать пока хотя бы компромиссное, частичное решение вопроса, не допустить усиления консервативного крыла.

Что касается Биляка и других сторонников жесткого курса, то они с учетом своих интересов пытались свести все лишь к смене высшего руководителя, и то по причине его физических возможностей, не затрагивая нынешнюю политическую линию по существу. Вопрос этот они хотели решить побыстрее, рассчитывая таким путем погасить недовольство в обществе, «выпустить пар» и в то же время сохранить, а может быть, даже и упрочить свои позиции. Более взвешенную и разумную позицию, включавшую признание необходимости перемен, занимал Якеш.

Так или иначе, при всем различии мотивов, которыми руководствовались действующие лица, вопрос о смене руководства в последующий период вышел на первый план. Вокруг него все сильнее стали разгораться страсти. В Президиуме ЦК возникла нервозная обстановка. Неожиданный демарш предпринял председатель Совета профсоюзов Карел Гофман, который, высказав недовольство своим положением, заявил об отставке. Признаки неуравновешенности появились и в поведении первого секретаря Пражского горкома партии Антонина Капека, в его скандальных выступлениях на Президиуме, а затем и на пленуме ЦК КПЧ. Любомир Штроугал не скрывал своего намерения в случае ухода Гусака немедленно подать в отставку.

Не находя серьезной кандидатуры на свое место, которая могла бы противостоять Биляку, Гусак пребывал в затруднительном положении. Он хотел сохранить Штроугала в руководстве, но понимал, что выдвижение его на первую роль нереально. Быстро набирал силу и авторитет председатель чешского правительства Ладислав Адамец, но он не мог рассчитывать на поддержку в Президиуме и ЦК, в том числе из-за некоторых личных качеств – независимого характера, прямоты и резкости суждений. Попытки Гусака остановить выбор на ком-то из молодых секретарей ЦК также ни к чему не привели. Ему нужно было время, а его у Гусака уже не было.

В конечном счете, как нам потом стало известно, Гусак пришел к компромиссному варианту – создать тандем: Якеш – Генеральный секретарь и Штроугал – председатель правительства.

Милош Якеш был опытным политиком, неплохо знавшим и экономику, поскольку в Президиуме ЦК КПЧ он в последнее время занимался именно этими вопросами. Якеш примыкал к большинству Президиума, над которым довлел синдром 1968 года, но отличался большей самостоятельностью, не глядел в рот Биляку, мог проявить характер. Очень важно, что Якеш имел репутацию честного, скромного и требовательного к себе человека. Главная проблема, по-видимому, состояла в том, как обеспечить взаимопонимание Якеша со Штроугалом и оградить Якеша от доминирующего влияния консервативного крыла.

Во время пребывания чехословацких руководителей в Москве в начале ноября 1987 года на праздновании 70-летия советской власти (Гусака в поездке сопровождали Якеш и Биляк) состоялась встреча Горбачева с Гусаком, как всегда очень открытая и товарищеская. Гусак сообщил об обстановке в Чехословакии, дав понять, что он интенсивно размышляет над проблемой изменений в руководстве страны, ищет взвешенное решение. Он положительно отозвался о Якеше, дал высокую оценку деятельности Штроугала,. говорил, что готовится принять решение относительно себя. Гусак информировал Горбачева, что основные моменты перестройки в Чехословакии, и прежде всего экономические реформы, намечено обсудить в декабре на пленуме ЦК, а в связи с этим осуществить и перестановки в руководстве.

Горбачев не стал вдаваться в обсуждение возможных перестановок в руководстве, подчеркнув, что это сугубо внутреннее дело Чехословакии. При этом он добавил, что никто лучше, чем сам Гусак, не почувствует тот момент, когда надо будет решать этот вопрос с точки зрения интересов страны и его собственных, личных интересов. Горбачев дал согласие принять Штроугала в Москве, как только он этого сам пожелает.

Во время пребывания чехословацкой делегации в Москве произошел весьма любопытный и многозначительный казус. В выступлении директора Института марксизма-ленинизма Смирнова на пресс-конференции, не помню, в какой связи, была поставлена под сомнение правомерность действий союзных государств в Чехословакии в 1968 году. Я и сейчас не могу сказать, было это случайностью или обдуманным шагом. Могу лишь отметить, что такого рода настроения стали все шире распространяться в кругах интеллигенции, среди ученых. Конечно, Смирнов высказывал свою точку зрения. Но дело в том, что он был членом ЦК и директором Института марксизма- ленинизма при ЦК КПСС, а в недавнем прошлом – помощником Генсека. Никаких санкций или тем более указаний по этому вопросу из ЦК КПСС он, естественно, не получал.

Это выступление привело чехословацкую делегацию, особенно Биляка, в большое возбуждение. Узнав об этом уже поздно вечером, я счел необходимым заехать в особняк на Ленинских горах, где размещалась чехословацкая делегация. В разговоре наедине с Биляком ему было заявлено, что это личное мнение Смирнова, при этом подчеркнуто, что ни один вопрос, касающийся любой дружественной партии и страны, нами не решается и никогда не будет решаться без совета с ее руководством. В то же время мы не можем наложить запрет на обсуждение исторических проблем нашими учеными.

Собеседник вроде бы принял такое разъяснение к сведению, но тут же попытался перевести разговор на тему о ситуации в руководстве, необходимости перемен и т. д. Это никак не входило в мои планы, и я попросил Биляка не втягивать нас в обсуждение подобных проблем. Это ваши дела, и никто за вас решать их не будет. На том разговор и закончился.

В середине ноября в Москву приехал Штроугал. Переговоры с ним по экономическим проблемам провел Рыжков, но главным, конечно же, был политический аспект этой поездки, встреча Штроугала с Горбачевым, который высоко оценил деятельность Штроугала как главы правительства, его усилия по реформированию экономики. Вместе с тем было высказано мнение, что идти на пленум в декабре, первый пленум по перестройке, надо с твердой уверенностью, что решения будут приняты серьезные и руководство их сможет осуществить.

Штроугал уехал домой в приподнятом настроении. Он почувствовал, что в Москве понимают ситуацию и отнюдь не следуют слепо советам некоторых твердокаменных друзей из чехословацкого руководства.

Схватка за власть

Беседы эти оказались как нельзя своевременными. Дело в том, что уже 18 ноября по инициативе Биляка и его сторонников на Президиуме ЦК КПЧ был поставлен вопрос о разделении постов президента и первого секретаря Центрального Комитета партии. По-видимому, эти люди заподозрили, что в Москве за их спиной все вопросы обговорены Гусаком и Штроугалом, и решили действовать.

Индра прямо спросил Гусака: не была ли затронута в Москве тема разделения постов? Гусак, разумеется, дал отрицательный ответ, подчеркнув при этом, что он в Москве получил полную поддержку в проведении линии на перестройку. Биляк, в свою очередь, «прижимал» Штроугала: не говорил ли он в Москве, что в Праге есть противники перестройки, и не называл ли он конкретных фамилий в связи с этим? Штроугал тоже, естественно, категорически отверг такое предположение. Вспомнили, конечно, о выступлении Смирнова относительно событий 1968 года. Все, кроме Штроугала и Капека, высказали свое негативное мнение по этому поводу. Поручили Биляку добиваться подтверждения прежних оценок и «Уроков кризисного развития».