Подземный гараж - Хаи Янош

Надо уходить из дома.

Можно, конечно, жить и одной… Но я не решилась. Пришлось бы выслушивать все время: зачем выбрасываешь столько на содержание целой квартиры, лучше же откладывать, а потом, когда в самом деле понадобится, когда созреешь, чтобы свое гнездо завести, ох как эти деньги пригодятся. Начальный капитал, говорил отец, к тому же — своими руками заработанный. Я не посмела сказать, что я все равно уйду, потому что не хочу больше участвовать в этом скучном, нескончаемом сериале. Не хотелось обижать их, и я предпочла сказать, что тогда — замужество. Только замужеством можно было убедительно объяснить, почему я ухожу, думала я, тут не возразишь, дескать, как-нибудь вчетвером уместимся, потому что четвертому в этой квартире в самом деле места ну никак не было. И еще: если ты живешь с кем-то, независимо от них, в другой квартире, то можно ведь делать вид, будто никакой независимой жизни нет. Ну да, раз они ее не видят, то ее как бы и в самом деле нет; а когда я прихожу к ним, то прежняя жизнь, пускай на время, все равно восстанавливается. Я тоже приняла это, потому что и мне удобно, если не нужно все время думать о том, что папе или маме не нравится. Так что не только они хотели сохранить устоявшийся, привычный порядок, мне тоже легче было думать о них не как о людях, но лишь как о маме и папе, у которых нет в жизни другого дела, кроме как играть свою всегдашнюю роль.

Рано тебе еще, говорили, кроме моих родителей, подруги, которые, не найдя пока пару, не имели возможности совершить этот шаг. Рано тебе еще, слишком быстро появятся дети, а там, ты как бы и не жила пока, а на шее у тебя — все домашнее хозяйство, с кучей невыносимых проблем, из-за которых ты будешь точно такой, как любая жена, а отношения в семье — такими, как в любом другом браке. Потому что неправда, что есть счастливые и несчастливые браки и счастливые похожи друг на друга, а несчастливые — несчастливы каждый по-своему. Браки — они ни счастливы, ни несчастливы, да и ни в чем другом не отличаются друг от друга, нет в них никаких особых различий. Каждый брак — такой же, как любой брак, их не различишь, как не различишь водолазов или китайцев.

Не торопись, не суетись, говорили мне, хотя уж подошло время, чтобы рука об руку с кем-то отправиться в жизнь. Оставаться после университета одной — дело рискованное. Вечеринки становятся все реже, возможностей знакомиться — все меньше, уменьшается число партнеров, которые могут приниматься в расчет. Тех, у кого данные получше, расхватают быстро, не пройдет и двух лет, как останется только кто похуже, то есть такие партнеры, о которых ты всю жизнь потом будешь думать, что их если и выбрали, то — за неимением лучшего. Выбирать нужно сейчас, когда это выглядит как неотложная необходимость, и выбирать нужно того, кто как раз под рукой. Пару лет назад под рукой еще был другой, но тот другой тебе был не нужен. С ним я представить общую жизнь ну никак не могла, не могла представить, что будет квартира, где живем я и он, и что будут дети, которые получатся из меня и из него. Хотя очень может быть, речь лишь о том, что тогда я вообще ни с кем еще не могла представить себе общее будущее. Дело не в том, что мы оказываемся под властью одного чувства, нет, совсем не в том, однако и не собственная наша воля принимает решение, а решение принимает таящаяся в нас и направляющая все наши действия жизненная воля. И вот эта жизненная воля сейчас как раз и дала знать, что пришло время начать с кем-то общую жизнь, чтобы года через два, привыкнув друг к другу, рожать детей, которых затем надо воспитывать, и это и будет наша жизнь, потому что чем же еще может быть наша жизнь, если не этим. Конечно, жизненная воля — не такая сила, которая явно себя проявляет, не какой-нибудь военачальник, который громким голосом отдает приказы. Жизненная воля скрыта в твоих клетках, в твоих чувствах, она — везде, например в нервных рефлексах, и она — в том, как ты любишь человека, который находится рядом, и как он, этот человек, любит тебя, и поэтому то, как мы любим друг друга, выходит далеко за пределы чувства, называемого любовью. Это не просто смесь чувства и плотского желания, но и желание общения, желание общего жилья, общей постели, общего воздуха и общего созидания.

Конечно, в принципе можно выбрать и другое будущее; но это, о котором идет речь, самое близкое и доступное. Ну и каждый знает, что за жизнью другого рода, например без детей и нацеленной на карьеру, обычно есть основания подозревать какую-нибудь личную неудачу, скажем, потерпевший крушение брак, после чего женщина покидает этот рынок, потому что напрасно мы делаем вид, будто это не является своеобразным рынком, но это именно рынок, там есть и спрос, и предложение, и колебания конъюнктуры. У каждого там своя цена, и это точно знают те, кто участвует в торге. Свой прейскурант — у мужчин, свой прейскурант — у женщин, и сделки заключаются обычно в одном диапазоне цен, так что женщина, стоимость которой упала по причинам возраста, едва ли может надеяться на мужчину, находящегося в высоком ценовом регистре.

Женщина, если она выбирает жизнь, нацеленную на карьеру, по тем или иным причинам выбывает с этого рынка, а попасть может туда, лишь задействовав план Б, чаще всего — как любовница женатого человека или что-нибудь в таком роде, и становится настоящей феминисткой, посвятившей себя своей профессии. В любой ситуации она преследует только одну цель — своей работой и всем своим бытием доказать: женщина способна справиться с любой задачей, которую предлагает ей общество, способна, по крайней мере, в такой же степени, как мужчина, а может быть, и в большей. Статистика показывает: женщины-водители — если взять лишь этот пример — становятся причиной дорожных аварий куда реже, чем мужчины, а аварий со смертельным исходом — почти никогда; разве что становятся жертвами аварий, вызванных агрессивным, нетерпеливым вождением мужчин. Правда, как говорил об этом в телевизоре один эксперт по дорожному транспорту, вызывают сомнение именно эти статистические данные: ведь статистика ничего не говорит о том, сколько аварий вызваны как раз осторожным стилем вождения, свойственным женщинам, и что в этих авариях жертвой становятся чаще всего мужчина-водитель и его машина. Женщина же безмятежно катит себе дальше, даже не заметив кровавого происшествия. Однако эксперт по дорожному движению тут же глубоко пожалел об этом своем утверждении: его партнер по разговору и репортер (женщина) набросились на него чуть ли не с кулаками, и в итоге время, отведенное на передачу, закончилось тем, что эксперт вынужден был удалиться с экрана с клеймом агрессивного женоненавистника. Короче говоря, нацеленная на карьеру женщина точно знает: везде, в каждой сфере общества женщины более пригодны для выполнения задач и, по причине своего, существенно более позитивного миросозерцания, приносят больше пользы человечеству. А в любом случае, когда успешен мужчина, она предполагает какой-нибудь сговор по половому признаку и, оглядывая путь, приведший его к успеху, обязательно обнаруживает, что путь этот усеян трупами женщин, которые были устранены с дороги или как соперницы, или как любящие спутницы, ради амбиций мужчины принесшие в жертву многие годы своей жизни, чаще всего — лучшие годы. Она словно воочию видит триумфальное шествие, где впереди гордо выступает самец, а за ним, на почтительном расстоянии, тащатся рыдающие, униженные объекты его эгоистической любви, женщины, у которых в конечном счете была загублена, раздавленная непрекращающимися муками, не только личная жизнь, но и карьера. Эти женщины — на первый взгляд по идейным причинам, на самом же деле в результате краха их собственных сердечных отношений — презирают всякую, отличающуюся от их жизни, модель женского бытия. Образ матери, воспитывающей своего ребенка, для них — символ общества, в котором господствует мужчина. От полотен вроде Мадонны с младенцем их просто выворачивает. Вот почему они обходят стороной католические богослужения: от образов, украшающих стены этих храмов, они могут заблевать весь пол и скамьи. Они просто ненавидят эту слюнявую религию, прославляющую материнство и семейный уют. Они не могут забыть, какой удар по самолюбию они испытали еще в детстве, узнав, что Иисус — мальчик. В тот момент что-то сломалось у них в душе. Хотя непорочное зачатие им нравится. Охотней всего они и сами забеременели бы таким способом, ну или приняв какую-нибудь таблетку, а после того как это случилось бы, они отрезали бы половой орган у всех мужиков. И начали бы со своего отца, который в их детстве, не ведая стеснения, голышом расхаживал по квартире; затем пришла бы очередь остальных: первого мужчины в их жизни, второго и так далее, всех остальных. Женщины эти свою независимость рассматривают как кульминацию человеческого развития, как конечную станцию дарвиновской эволюции, для реализации которой понадобились тысячелетия. Если бы мир двигался по этому пути дальше, читала я где-то в Интернете, то неизбежно возникла бы новая философия истории, где изменение мира рассматривалось бы с точки зрения борьбы женщин за свое господство. В конечном счете из истории вычеркнут и классовую борьбу, и расовое соперничество, и столкновение политических интересов — ведь все это выдумано мужским обществом лишь для того, чтобы скрыть тот факт, что всемирная история есть не что иное, как борьба женщин за свое освобождение, а затем, когда эта борьба завершится успехом, — за обретение власти над всем миром… Я не хотела следовать этой жизненной модели. Так же, как большинство женщин, оставшихся одинокими, я выбрала эту модель лишь за неимением лучшего — хотя, собственно говоря, можно порадоваться, что у них был хоть какой-то выбор.