Мое стихийное бедствие. 1 часть (СИ) - Тоин Дарья

— Эй, — та давится салатом и запивает его красным полусухим, — зря не хочешь.

Пожимаю плечами, ничего не ответив.

— Я так-то тоже не любитель, — зачем-то уточняет она, — просто сейчас бесит все.

И зачем-то киваю, будто поняв её.

— Ну, что ты молчишь весь фильм?

Пожимаю плечами, отпив апельсиновый сок из того самого бокала.

— Спроси что-нибудь.

Что и зачем спрашивать? Не сразу определяюсь с вопросом, найдя вроде бы самый нейтральный.

— Ммм, если он знает, что ты уже большая девочка, почему они со Стасом не пустили тебя в "Last Hope"? Что такого в обычном ночном клубе?

Девушка начинает смеяться, только после проговорив:

— Вот, сразу видно, что ты не местная!

— Что такое? — Не задело.

— Ну, — тянет Алика, — просто в "Надежде" каждую неделю мужской стриптиз.

Теперь моя очередь давиться салатом, пока она продолжает:

— И Стас наплел моему брату, что я это от горя пошла предаваться разврату.

Так-так. Как там дышать?

— А этот Стас как узнал? Ты с ним туда пошла? Зачем? Он по мальчикам или там еще и женский?

Не помню, когда я с кем-то говорила так откровенно. Мне проще отделаться от Эрики, чем сказать той хоть слово.

— Ты только не ржи сильно, — Начинает Алика, ставя на паузу фильм, — а то Мир решит, что мы обе свихнулись и пойдет тебя от меня спасать!

Я торжественно поднимаю ладонь, обещая держаться. Та делает вид, что верит, закидывая мне на колени ноги.

— Стас там танцует. Только, серьёзно, брату не говори. Мир думает, что тот просто админом колымит.

Я давлю в себе ком, еще один, шумно выдыхая, пока та уточняет:

— Вот, и сегодня Стас меня увидел и сдал, бэмби такой! А я даже не на него пришла смотреть, блин! В первый раз за чертовы пять лет!

Я прикусываю губу, закрывая щеки.

— Но у него же бабушка такая хорошая!

— О, вы знакомы? — Удивляется девушка, но все же отвечает. — Он и сам хороший, Нин. Просто ему так нравится. Он всю жизнь танцевал. Эстрадником был, потом повредил колено и, вот, — заканчивает, неопределенно кивнув, будто это что-то совершенно обычное.

— Нет, ну... Чокнуться можно! — Выдаю вердикт я.

— Ой, это ты еще Аришу с Рафом не знаешь! — Хохочет в ответ.

— Знаю, — шепчу, глупо хихикнув.

Та ненадолго замолкает...

— Ну, пипец! Точно! Он тебя на шоу их возил до этого, да? Вот, почему после звонка этого оленя вы так быстро приехали!

Киваю, снова кусая губу и пытаясь ничего не спрашивать про бывшую. Она тоже их знала, верно? А тайну Стаса? Они также смотрели комедии с Аликой, а потом его девушка уходила к Дамиру? Он поэтому разрешил мне приехать? Решил вспомнить прошлое? Nostalgia? Почему я? Почему мне это так интересно? Лучше бы думала, когда этот великий танцор ему позвонил. Наверное, пока Дамир со всеми прощался, а я стояла и считала сказочные дни...

— Тогда ясно всё! — Выдает Алика, включая фильм. — Вы когда детей заделаете, в мою честь дочь назовите, ладно?

Скидываю её ноги с себя, убеждая, что все совершенно не так.

Не так же?

И я, как дура, радуюсь, что та заснула, не досмотрев до титров. Тихонько встаю, позволяя ей лечь удобнее. Подцепляю плед, на котором сидела сама, укрывая её.

Забираю со столика пустую салатницу и бутылку, наполовину опустошенную.

Интересно, как придумали ту штуку со стаканом: наполовину пустым или наполненным, что уже какой год гуляет по социальным сетям? И кто я сама — оптимист, пессимист, реалист?

Удивляюсь собственным мыслям, спеша вымыть и убрать все. Тихонько гашу свет над диваном, оставляя слабое освещение над раковиной. Быстро справляюсь с посудой, даже нахожу место в виннице, откуда была взята бутыль.

А дальше… а дальше я выхожу в коридор и замираю у зеркала, всматриваясь в едва заметное отражение.

Убираю резинку, позволяя локонам упасть на плечи. Подлажу пальцами к зацепке на бюстгальтере, снимаю его и кладу под свое платье, оставленное неподалеку. Снова возвращаюсь к зеркалу, осматривая себя.

Зачем я это делаю, really? Зачем кручусь и смотрю на линию, где кончается его футболка? Почему я не хочу сейчас себя останавливать?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сердце бьется о ребра, руки начинает жечь, пока я тихо стучу в среднюю дверь — единственную, в стекле которой играет слабым отсветом ночник. Жду чего-то, а следом поворачиваю ручку двери и проклинаю про себя всё, потому как она не заперта.

Я не должна, не должна была сюда приезжать. Не должна была оставаться и не должна была сейчас открывать эту дверь.

Что я вообще делаю? Зачем? Пожалуйста, пусть он крепко спит и ничего не слышит! Пожалуйста, пусть, если не так, он надо мной посмеется и никогда больше не захочет видеть рядом такую, как я.

Пожалуйста.

— Извини, я…

Тщетно. Я точно слышу его стон и шепот, боясь здесь осматриваться.

— Аллах, зачем…

Пытаюсь улыбнуться и выдать себя за дурочку. Хотя что выдавать? Она и есть!

— Я ошиблась, я пойду! — Сцепляю руки на груди, начиная зябнуть. — Просто…

Ищу тысячу оправданий, будто не слыша шелест простыней и не разбирая впереди движений. Дамир сел на кровать, широко расставив руки.

— Просто я не знаю, куда мне лечь. Алика там… Заснула. — Киваю в сторону двери.

Он точно потирает лицо руками, тяжело выдохнув.

— Я… просто…

— Комната справа свободна, Нин. — Обдает шепотом.

— Тогда я пойду? — Снова смотрю на дверь, но почему-то не выбегаю отсюда.

Чудище слишком долго молчит, не шевелясь. Просто смотрит на дурочку, саму себя не понимающую. О чем он думает сейчас? Я даже решаю взглянуть, все ли в порядке, но не успеваю найти ответ.

— Нет.

— Что?

— Теперь не уходи.

Ты стихийно-стихийна

Нина

Даже самой себе не смогу признаться, чего бы хотела сама.

— Нин, — снова шепчет.

Не хочу его слышать, не хочу чувствовать, не хочу ему верить. Ничего не хочу!

— Ничего не гово-ри.

Кажется, что скажи сейчас он хоть слово и я раскрошусь по кусочкам. Хочется думать, что сейчас творю что-то ужасное, чудовищное, но не перестаю ловить себя на мысли, что это не так.

Мне страшно идти дальше. Он, наверное, этого не поймет, но я и правда трусишка, он прав. Хочется всё прекратить, а не играть на эмоциях друг друга так, что я от одного его взгляда чувствую фантомные покалывания подушечек пальцев из-за невыполненного желания его касаться. Так вообще разве бывает? Он не Санта Клаус, не Дед Мороз и не лампа Алладина, тогда какого черта?

Мне кажется, я хочу подойти. К нему? Именно к нему? Или просто к человеку, который сделает вид, что меня такую можно… любить? С какой стати я уже мечтаю о том, чтобы он ко мне чувствовал что-то? Что это за сказка в моей голове? Так нельзя.

Я не знаю его… но главное — он не знает меня.

Чем я отличаюсь от девочек, отдающихся за айфоны и тачки? Ничем, я это уже уяснила…

— Всё для себя решила? — Дамир пытается разрядить обстановку, улыбнувшись и шумно выдохнув.

За-чем?

— Нет, — и я почему-то не хочу врать, что это не так.

— Я уточню, ты сейчас здесь не из-за того, что вечером тебя отшили?

— Кто?

— Твой преподаватель.

Фыркнула. Какой глупый! Или это снова выглядело как-то так?

— Меня… не отшивали.

Будто от этой поставленной галочки в его голове ничего не изменилось.

— Все это никак не связано.

— Ммм, — тянет он, — ты же помнишь, что я не принуждал никого и не собираюсь начинать?

Лучше бы молчал. Что на это ответить? Правду? Согласиться с тем, что сейчас я в здравом уме и иду к нему по своей воле? Сама не знаю, зачем мне это. В чем я хочу убедиться? Ради чего?

Видимо, слишком долго молчу, потому уточняет вновь:

— Нин, — едва слышно, — я не хочу, чтобы на утро ты меня возненавидела.

За-чем он говорит что-то? В этой чертовой ночи. В его квартире. В его спальне. Своим красивым ртом, который хочется заткнуть… поцелуем.