Язва - Натали Хеннеберг

Я ползком добираюсь до другого дезинтегратора у следующей бойницы. Мне кажется, что я ползу долго, бесконечные века. Частокол дымится, настоящий огненный мост накрыл озеро. С истерическими криками женщины покидают убежище и убивают друг друга… Атенагора Бюветт размахивает белыми трусами, словно белым флагом, но огненный смерч мгновенно сжигает этот ничтожный символ, а заодно и десяток участниц этой процессии. Другие женщины бегут к озеру и бросаются в воду. Можно предположить, что они хотят добраться до другого берега и просить пощади у Ночных. Как будто здесь можно просить у кого-нибудь пощады. Будто в этом мире еще существует такое понятие!

Одних сжигает беспощадное пламя, другие идут ко дну, увлекая за собой своих детей. На месте маман я должна была бы сказать: «Ну и чудненько! Меньше бесполезных ртов!» Но я не маман.

А веки у меня пылают. Большинство палаток горит. Любительница псалмов взобралась на станину дезинтегратора, беспорядочно машет руками в сторону того берега, и вдруг превращается в пурпурную спираль… Дама Атенагора ползком убирается в убежище. Берег, наш берег, раскален докрасна…

Однако, под прикрытием наших дезинтеграторов, фиолетовым гномам удается добраться до острова, и они нападают с тыла на тех Ночных, которым удалось выйти на берег. Они бросаются им в ноги, бьют их топорами из полированного камня. Ах, маленькие храбрецы… Целые гроздья человеческих тел срываются в воду. У Данте в его стихах такого не было. Он во всем искал логику…

Но в аду не может быть логики.

Припав к последнему дезинтегратору, который тоже кажется раскаленным докрасна, я стреляю, стреляю…

И вдруг становится совсем тихо.

Никто больше не лезет на дымящийся берег.

И равнина на другой стороне пустынна.

Все.

Глаза и волосы у меня обожжены. Запястья болят. Я падаю ничком на землю, и наступает ночь.

Не знаю, сколько времени длилось мое беспамятство. Разбудил меня чей-то тихий, будто поющий голос:

— Что у вас болит?

Я подняла голову и одновременно увидела и возненавидела ее. Ничто не могло быть более реальным, чем этот силуэт из белого золота и перламутра, это облако, которое парило среди искрящихся льдов и звезд, на фоне меняющегося пейзажа Гефестиона. Белая туника блестела под лучами солнца Лебедя. Гномы и эльфы толпились вокруг.

Она была похожа на водяную лилию, на мертвую звезду…

— Офелия, — сказал Морозов, лежащий, как и я, носом в песок. — Или Примавера[14]. Или я не знаю, кто. Вы говорите, следовательно, вы не привидение. Откуда вы?

Бледные, немного припухшие губы еле заметно дрогнули. Но это нельзя было назвать улыбкой.

— Издалека, — сказала она. — С планеты Соль-3.

— А эти дети?

— Я думаю, это туземцы. Или дети потерпевших кораблекрушение. Сами они этого не знают. Они называют себя «наш клан» и присоединились ко мне у пещеры с крысами на берегу. Они также называют себя беспризорниками.

— Бес… — Морозов выругался. — Но мне знакомо это название! Ведь это мой народ на Земле когда-то, в стародавние времена, изобрел его!

— А! — сказала она. — Вы тоже с Земли?

Казалось, она осталась абсолютно равнодушной к тому, что между нею и настоящей минутой простирались бездны и световые века… Но она, оказывается, уже успела излечить мои руки и мой раскалывающийся затылок и занялась ожогами электроника и ранами последнего пассажира. И никогда — да, никогда — ни Гейнц, который всегда был настоящим другом, ни последний пассажир, который относился ко мне с уважением за то, что я так здорово управлялась с дезинтегратором, не смотрели на меня так, как на нее! Они словно поглупели от восхищения!

К счастью, в этот момент раздалось какое-то сумбурное кудахтанье. Подпрыгивая на трех безобразных перепончатых лапах, какое-то несуразное существо серо-розового цвета, с раздутой шеей, приблизилось к нашей группе. Меня затошнило.

— Это ваше? — спросила я. — Увлекаетесь, что ли?

— Нет, это просто кошмарное видение.

— Это приближенный, — сказал Морозов, выбираясь из обломков. — Это примитив. И все это совсем по-земному. Красавица и Зверь, Геката и ее собаки, Прозерпина и Цербер. Улетая на шабаш, прекрасные ведьмы брали с собой лемуров… Вы возрождаете все эти мифы. Вам не холодно? — Сняв свою оборванную и обгоревшую шкуру, он галантно взмахнул ею и поклонился незнакомке.

И он мне изменил!

Именно этот момент как будто специально выбрал Лес, чтобы сесть на своем гелико посреди окружавшего нас бедлама. Начались взаимные представления: незнакомку звали Виллис. «Виллис и ее беспризорные» — Морозов объявил, что это годится для названия поэмы. Он хотел отпраздновать встречу и даже открыть по этому поводу последнюю бутылку шампанского, которую прятал среди витаминов и концентратов! К счастью, Лес вернул всех на землю. Он считал, что теперешнее затишье протянется недолго. Разбитые в открытом бою, утопленные в озере, Ночные все равно будут искать возможность отомстить. Пока он говорил, я пристально глядела на него и чувствовала, что счастлива. Но надо было драться за это, если я не хотела все потерять. Волна ярости поднялась во мне до такого уровня, что я увидела…

— А ведь под озером есть ход, — сказала я. — Единственное средство спастись — это немедленно бежать отсюда на корабле.

— Ты все это видишь, Талестра?

— Да. И как мы боремся, и как мы умираем. Но все это очень расплывчато. Это значит, что мы можем избежать всего этого.

На этот раз победа была на моей стороне! Мальчики смотрели на меня с восхищением, которое я вовсе не находила смешным. А розовое членистоногое принялось подпрыгивать, кудахча:

— Я! Меня! Я! Меня! Я одобряю!

Но голос Леса перекрыл шум. С присущими ему точностью и благоразумием он разрушил наши надежды…

— Горючего у нас хватит только на взлет, — сказал он.

Казалось, Виллис очнулась.

— Горючее? — сказала она каким-то отсутствующим голосом. — Это то, что заставляет работать двигатели? Но оно же есть… Анг'Ри, скажи им.

Самый большой из гномов заговорил. Речь его была весьма примечательной: одни сокращения, которые нанизывались друг на друга.

— Есть сломаздолет. Горюполн. Ужавно. Еще нашитцы. Раз'брали резерв' и спрят'. Надеждулететь всегда. Все умерли. Гор'ост.

— Ну вот, — сказал Лес. — Это значит, что какой-то корабль рухнул с полными резервуарами, но не взорвался, а предыдущее поколение сохранило его в надежде когда-нибудь вырваться отсюда… Я имею в виду гор'. Не смейтесь, Талестра. Мы все кончим тем, что будем разговаривать на таком волапюке[15]. Ты можешь указать нам местонахождение этого горючего?

— Конечно, могу.

13

Виллис думает:

Мне надо бы привести все это в прядок. В общем, мне кажется, что я нашла их — тех, кого я называю моей группой. И вот мы на Антигоне. Это еще одна планета в созвездии Лебедя. «Опять созвездие Лебедя! — сказала Талестра. — Мы никогда отсюда не выберемся!»

Целая вечность отделяет меня от Геры, от Хелла, от его смерти. Это похоже на непроницаемый саван, который я не осмеливаюсь приподнять из опасения, что зарычу от боли… Это неправда, что страдание когда-нибудь кончается, что все забывается. Мы удаляемся, вот и все. Туман времени стирает черты лица, приглушает голоса — и это самое ужасное.

Ну ладно, начнем с начала. Нам удалось разместиться в небольшом звездолете, который они называют «Летающей Иглой». Они — это такой смешной ученый Морозов, великий космонавт, состоящий как будто из кристаллов и золота, не совсем гуманоид Лес Кэррол, потом еще эта маленькая хорошенькая фурия Талестра, а также пассажиры. В трюме было очень тесно, и Талестра мне сказала, что, к счастью, нептунианцы дезертировали, многие погибли в бою, а правоверные дамы покончили самоубийством в убежище. Хорошо еще также, что мои беспризорные были такими маленькими! Анг'Ри привел нас к тому месту, где было немного горючего. Лес собрал общий совет.

— Вот факты, — сказал он. — С таким запасом нам никогда не выбраться из созвездия Лебедя. — Единственный выход — перелететь на другую планету, расположенную поближе к солнцу этой системы. Но мы не знаем, что нас там ожидает.

— А что это за планета? — спросила какая-то дама оливкового цвета. Она отделилась от группы растрепанных жительниц Земли и Урана, усталых мужчин и детей, похожих на кузнечиков.

— Антигона ближе всех, — объявил Морозов, — и имя красивое…

— Конечно, еще один ледяной ад!

— Да нет же, — сказала я насколько могла спокойно. — Ведь она расположена ближе к звезде Лебедя, поэтому ее климат должен быть более мягким…

— А, это вы! — бросила мне эта особа, скользкая, как угорь. — Вас мы уже знаем. Лишь бы вам оставили ваших кузнечиков, и вы будете всем довольны, не так ли? К тому же интересно, человек ли вы?.. Антигона, эта девка, — продолжала она, снисходительно махнув рукой в мою сторону, — по мнению Прорицателя Зизи, была замешана в историю с кровосмешением… и с некрофилией. Многообещающе, ничего не скажешь!