Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аните не нравилась еда — по ее мнению, слишком острая из-за красного перца и в то же время безвкусная.
— Ты же понимаешь, — сказал он, — у нас самая известная кухарка в округе.
Она возразила, что в это с трудом верится.
Они завтракали на крыше — не под солнцем, а в злобном сиянии белой простыни, натянутой вверху. Лицо Аниты скривилось в отвращении.
— Мне жаль девушку, которая выйдет за тебя замуж, — внезапно сказала она.
— Это чистая абстракция, — ответил он. — Даже не думай. Пусть пожалеет себя сама, когда за меня выйдет.
— Разумеется, так и будет. Ручаюсь.
После очень долгой паузы он посмотрел на нее:
— Отчего ты вдруг стала такой воинственной?
— Воинственной? Я просто подумала, как тебе трудно выказывать сочувствие. Ты ведь знаешь, недавно мне нездоровилось. Но я не заметила ни капли сочувствия. — (Она задумалась — правда, слишком поздно, — нужно ли было в этом сознаваться.)
— Ты совершенно здорова, — грубовато отрезал он.
VIДорогая Пег!
Том явно делает все возможное для того, чтобы каждый день хоть чем-то отличался от предыдущего. Устраивает прогулки к реке или поездки в «город», как он называет вереницу невзрачных лачуг вокруг рынка. Куда бы мы ни сунулись, я должна щелкать фотоаппаратом. Кое-что бывает забавным, но все остальное быстро надоедает. Ясно, что он изо всех сил старается разогнать мою скуку, т. е. проводит как бы терапию, но это, в свою очередь, означает, что он боится, как бы я не сошла с ума. Это меня и тревожит, поскольку между нами существует нечто, о чем нельзя говорить. Становится неловко, и напряжение усиливается. Мне хотелось бы повернуться к нему и сказать: «Расслабься, я не свихнусь». Но я хорошо представляю, какие губительные последствия вызовет такое откровенное заявление. Том лишь убедится, что я психически неуравновешенна, ну и, разумеется, нервное расстройство сестры способно испортить для него весь год. Почему должны возникать сомнения в том, что я абсолютно здорова? Наверное, все из-за того, что я боюсь его подозрений. Для меня невыносима сама мысль, будто я отравляю кому-то жизнь или что Том так думает.
Вчера мы с Томом бродили по берегу реки. Широкий пляж, покрытый засохшей грязью. Том уговаривал меня идти поближе к воде, где земля мягче, и говорил, что босиком удобнее. Но одному Богу известно, какие паразиты водятся в этой воде. Я вообще побаиваюсь ходить здесь босиком и уж тем более забредать в воду. У Тома лопается терпение, когда я излишне осторожничаю. Он утверждает, что это просто одна из сторон моего в целом негативного отношения к жизни. Привыкнув к его критическим замечаниям, я пропускаю их мимо ушей. Но одна фраза засела у меня в голове: он сказал, что чрезмерная сосредоточенность на себе неизменно приводит к неудовлетворенности и болезням. Он явно считает меня образцом эгоцентризма. Например, сегодня, поднявшись на крышу, я прямо заговорила с ним об этом, и у нас получился примерно такой диалог:
— Кажется, ты считаешь, что я не интересуюсь ничем, кроме себя.
— Да, именно так я и считаю.
— Что ж, ты бы мог быть и повежливее.
— Раз уж мы начали этот разговор, нужно довести его до конца. Скажи мне, что тебя интересует?
— Ты же знаешь, когда спрашивают напрямик, трудно вот так взять и назвать что-нибудь с потолка.
— Но это ведь означает, что ты ни о чем не можешь думать, разве не так? Все дело в том, что у тебя нет никаких интересов. Видимо, ты не понимаешь, что симуляция интереса разжигает его. Как в старой французской поговорке о том, что аппетит приходит во время еды.
— Значит, ты думаешь, что спасение — в притворстве?
— Да, и я не шучу. Ты ни разу не взглянула на мои работы и тем более не задумалась о них.
— Я смотрела все, что ты здесь написал.
— Смотрела, но видела ли?
— Как я, по-твоему, могу оценить твои картины? У меня слабое зрительное восприятие. Ты же знаешь.
— Меня не волнует, способна ли ты оценить их, да и нравятся ли они тебе вообще. Мы говорим не о моих картинах, а о тебе. Это просто маленький пример. Ты могла бы заинтересоваться слугами или их семьями. Или тем, как городская архитектура приспосабливается к климатическим условиям. Я понимаю, что это довольно нелепое предположение, но на свете столько всего интересного.
— Да, если тебя вообще хоть что-нибудь интересует.
В противном случае это сомнительно.
Согласившись приехать сюда, я знала (или была почти уверена), что меня ожидает что-то неприятное. Я понимаю, что пишу сейчас так, словно произошло какое-то страшное событие, тогда как в действительности ничего не случилось. И будем надеяться, что не случится.
С горячей любовью,
Анита
VIIПривет, Росс!
Прилагаю рисунок с видом, открывающимся с крыши на юг. Смотреть там, правда, не на что. Хотя странно, какое значение приобретает одинокий человек на таком безбрежном просторе. Я никому не стал бы рекомендовать это место. Я не советовал его даже Аните, которая недавно приехала. Думаю, она здесь счастлива — насколько вообще может быть счастлива. Иногда капризничает больше, чем обычно, но я не обращаю внимания. Не думаю, что ей по нраву холостяцкая жизнь. Очень скверно, что она не подумала об этом заранее. Сам я почти ничем не занимаюсь, кроме живописи. Мне кажется, все будет хорошо. Забери меня Господь сейчас, это было бы великой милостью.
Том
VIIIОднажды утром, позавтракав и опустив поднос на пол рядом с постелью, она выбежала на крышу — на солнце и свежий воздух. Обычно она старалась не подниматься наверх, поскольку Том сидел там большую часть дня — как правило, не работал, а просто сидел. Когда она как-то раз опрометчиво спросила что он делает, то вместо фразы «общаюсь с природой» или «медитирую», как, возможно, ответил бы более претенциозный художник, он произнес:
— Ищу идеи. — Такая прямота была равносильна высказанному желанию уединиться, поэтому она уважала его уединение и редко поднималась на крышу. Однако в то утро Том не проявил недовольства.
— Сегодня я впервые услышала призыв к молитве, — сказала она. — Было еще темно.
Да, иногда бывает слышно, — ответил он. — Если не заглушают другие звуки.
— Это вроде как утешило. Я почувствовала, что со всем можно справиться.
Похоже, он не обратил внимания на ее слова.
— Послушай, Нита, не могла бы ты оказать мне одну большую услугу?
— Ну конечно, — сказала она, не представляя, что за этим последует. Ничего подобного она не ожидала, особенно — такого непривычного вступления.
— Не могла бы ты сходить в город купить еще пленки? Я хочу сделать побольше снимков. Ты ведь знаешь, мама просила прислать наши с тобой фотографии. У меня куча фото, но нас — нет. Я мог бы сходить сам, да мне сейчас некогда. Еще ведь и девяти нет. Магазин, где продается пленка, — на другом конце рынка. Он работает до десяти.
— Но Том, ты, кажется, забыл, что я не знаю дороги.
— Ну и что — с тобой пойдет Секу. Не заблудишься. Скажешь, что тебе нужна черно-белая.
— Кажется, маме больше нравятся цветные.
— И впрямь. Старики и дети любят цвета. Купи две цветных и две черно-белых. Секу ждет тебя у входа.
Она огорчилась, что ей понадобился проводник до магазина, и даже еще больше расстроилась, что этим проводником стал чернокожий, который, как она уже решила для себя, настроен к ней враждебно. Но еще рано, и на улице будет относительно свежо.
— Только сними эти сандалии, — сказал Том, продолжая работать и не поднимая головы. — Надень толстые носки и нормальные туфли. В пыли бог знает сколько микробов.
Итак, она встала у двери в предписанной обуви, а Секу пересек через двор и поздоровался с ней по-французски. Заметив его широкую улыбку, она подумала, что, возможно, ошиблась и его вовсе не раздражает ее присутствие в доме. «А если и раздражает?» — подумала она с вызовом. Подавлять свой эгоизм можно лишь до известного предела. Чуть дальше вся эта игра в бескорыстие уже становится жалкой. Она знала, что в силу своей природы не желает признавать себя некой «личностью». Ведь гораздо проще спрятаться в нейтральной тени, даже если любое противостояние исключено. Вряд ли стоит волноваться о реакции африканского слуги. Ведь, несмотря на то, что сказал Том, она по-прежнему считала Секу своего рода доверенным слугой и, возможно, по совместительству — шутом.
Идти по главной улице города бок о бок с этим высоким чернокожим было безумием. Бог свидетель, странная парочка. Мысль о том, чтобы так сфотографироваться, заставила улыбнуться. Если послать этот снимок маме, Анита приблизительно знала, каков будет ответ: «Верх экзотичности». Безусловно, улица вовсе не казалась ей экзотичной или живописной: она была грязной и нищенской.
«Возможно, он попытается завязать разговор», — подумала Анита и решила притвориться, будто не понимает. Тогда можно будет просто улыбаться и качать головой. Он тут же что-то сказал, но, не собираясь обмениваться с ним ни словом, она ничего не разобрала. Через секунду Анита услышала от него фразу с вопросительной интонацией и догадалась, что он спросил:
- Красавица Леночка и другие психопаты - Джонни Псих - Контркультура
- Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич - Контркультура
- Детство - Данил Дёмин - Контркультура / Русская классическая проза
- Пока я жива (Before I Die) - Дженни Даунхэм - Контркультура
- Попс - Владимир Козлов - Контркультура
- Четвертый ангел Апокастасиса - Андрей Бычков - Контркультура
- Последний поворот на Бруклин - Hubert Selby - Контркультура
- Акции Тёмных - Сайт Пещера - Контркультура
- Хоупфул - Тарас Владимирович Шира - Контркультура / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Смерть С. - Витткоп Габриэль - Контркультура