Сфинксы северных ворот - Анна Малышева

— Сначала я жила в коттедже, но потом приехали эти двое, и мне пришлось перейти в сторожку, — сообщила Марианна. Убедившись, что собеседница пристыженно притихла, отняла руки от ушей. — Там я уже… неделю, да, неделю.

— Почему вы не живете здесь, с семьей? — недоуменно спросила Александра. — Конечно, здесь тесно… Однако, если Дидье поменяется комнатой с отцом, здесь могли бы разместиться двое… вы и ваш супруг. Я, конечно, не могу давать вам советы, но…

Женщина отмахнулась, как от надоедливого насекомого, лезущего в лицо:

— Перестаньте! Они просто не хотят, чтобы я с ними жила. Я всем мешаю!

Ее лицо искривилось, словно женщина собиралась заплакать. Слез, однако, не последовало. Марианна лишь провела рукой по лбу, будто собираясь с мыслями, и пристально взглянула на собеседницу:

— А все-таки кто вы такая? Вы его любовница?

Александра скорее чувствовала, чем видела, как взгляд, цепкий и почти осязаемый, скользил по ее обнаженной шее, плечам, по босым ногам. Смутившись, она ответила резче, чем хотела:

— Ну что вы говорите такое! Конечно нет. Я приехала в гости к вашей соседке, Наталье.

— Не знаю такой, — быстро проговорила Марианна.

— Это ей продали дом…

— Я ничего никому не продавала, — с той же лихорадочной поспешностью ответила женщина. — Это они сами так решили. Якобы, чтобы оплатить мое лечение в клинике. На самом деле я понятия не имею, куда ушли деньги! Нет, знаю! Он потратил их на своих любовниц! Вы думаете, он верный муж, хороший отец, да? Весь город так думает! Внешность обманчива! Если бы я захотела вам все рассказать…

Нахмурившись, она замолчала. Словно разом потеряв интерес к собеседнице, Марианна принялась разглаживать складки на задравшейся выше колен юбке. Потом пожала плечами, словно удивляясь:

— Я так поправилась в клинике… Там ужасно кормили, все такое вредное… И потом, эти лекарства, у них такие противопоказания… А он даже не купил мне новую одежду, когда я вышла оттуда! — Марианна все сильнее раздражалась. — Видите, как я выгляжу… Разве я могу ему нравиться? Конечно, он привык к свободе за эти годы. Теперь жена ему мешает!

— Я уверена, что муж очень рад вашему возвращению…

— Он-то? — фыркнула Марианна. — Он будет очень рад, когда снова упрячет меня в клинику! Но пока он не может этого сделать, деньги кончились, и меня выставили на улицу. Ему пришлось меня забрать. Сейчас он ищет нужную сумму для первого взноса, чтобы вернуть меня обратно. Обратиться в государственную клинику ему гордость не позволит, что вы! Он же Делавинь, глава первого семейства в округе! Что скажут люди?! Да, об этом-то он всегда думает… А вот обо мне…

Александра не знала, как справиться с неловкостью. Излишняя откровенность этой едва знакомой женщины казалась ей ненормальной. Она начинала всерьез тревожиться, а не сбежала ли на самом деле Марианна из больницы? Правду ли она говорит о том, что целый месяц провела в замке, может ли это быть? «Я понимаю, что, когда Лессе нет в замке, Жанна там хозяйничает и может заселить кого угодно… Но как она скрывала дочь целую неделю при хозяевах?! И Дидье ни словом не обмолвился…»

— Простите, — она воспользовалась тем, что Марианна вновь замолчала. — А дети знают, что вы вышли из клиники? Дети виделись с вами?

— Нет, — немедленно ответила женщина. — Только Дидье, но он уже не в счет, он вырос и стал совсем таким же негодяем, как его отец. Он был бы рад, если бы я осталась в клинике навсегда… Чтобы я там умерла! Это бы упростило им жизнь!

Выставив вперед подрагивающую ладонь, словно отвергая возможные возражения, которые готовы были вырваться у Александры, Марианна закончила:

— Я затем и пришла сюда, чтобы посмотреть на девочек. Им еще никто ничего не сказал.

«Только что она утверждала, будто ищет убежавшую собаку!» — припомнила Александра. Художница с тревогой взглянула на темное окно. Положение было странное. Она находилась в чужом доме, без ведома хозяев, наедине с женщиной, которая явно нуждалась во врачебной помощи или хотя бы в компетентном присмотре. «Какого рода было ее расстройство? — с беспокойством спрашивала себя Александра. — Говорили о том, что она не могла больше находиться в „Доме полковника“, что у нее нарушился сон и она начала заговариваться… Она и сейчас выражается странновато. Но, в сущности, если ничего не знать, то и не поймешь, в чем дело… Только бы у нее не было суицидальных наклонностей! Что я с ней тогда буду делать?!»

— Муж надеется, кажется, достать денег раньше, чем дети узнают обо мне… — пробормотала Марианна, глядя в стену. — Он снова запрячет меня в эту мерзкую клинику… Он говорит, что платит бешеные деньги, а я живу там как в аду… Как в аду! Эта проклятая палата, эта мерзкая еда, скука, больные… Я схожу там с ума!

— Вы ведь можете не возвращаться, если не хотите, — осторожно произнесла Александра. — Ведь вас выписали, значит, вы можете находиться здесь.

— Меня выставили, а не выписали, — резко возразила женщина. — Сунули коробку с таблетками-пустышками, которые ни от чего не помогают, и выбросили на улицу, как только опустел банковский счет! Я же говорю!

— Но как они могли это сделать, если вы больны…

— Я ничем не больна! — Серые глаза, казавшиеся погасшими, внезапно сверкнули. — Меня сделали больным человеком за эти два с половиной года! У меня была всего-навсего лекарственная зависимость! Я принимала антидепрессанты после рождения младшей дочери, их выписал мне семейный врач. Они перестали помогать, я обратилась к другому специалисту, тот тоже выписал рецепт… Потом начались проблемы со сном, мне уже ничто не помогало. Муж отвез меня в клинику, а они ухватились за меня и стали пичкать уже совсем другими препаратами, чтобы я оставалась там подольше! Неужели вы не понимаете, что они просто выкачивают деньги из родственников пациентов?!

— У вас была обычная лекарственная зависимость? — уточнила Александра. — А я… Мне сказали, что вы… якобы видели что-то странное в бывшем вашем доме…

Марианна раздраженно повела плечами:

— Выдумки! Кто такое говорит?!

Художница осеклась. К счастью, Марианна разом потеряла интерес к теме. Поднявшись со стула, она одернула юбку, потянула книзу полы блузки, стараясь хоть как-то вернуть их на полагающееся место, и неожиданно обратилась к Александре с просьбой:

— Вы не могли бы пойти со мной? Я боюсь одна возвращаться через поля в темноте.

— Вы не будете дожидаться детей? — Встревоженная до предела, Александра тоже встала.

— Они не вернутся сегодня. — Марианна, то и дело поглядывая на окно, проявляла все большую нервозность. — Я все поняла, он повез их в соседний город, в гости к своей сестре. Отвратительная мегера… Ни разу не навестила меня в клинике! Даже на Рождество и на Пасху!

— Вы хотите вернуться в замок? К вашей матери?

— Да… — отрывисто ответила женщина и, прислушавшись к звуку собственного голоса, повторила уже с большей уверенностью: — Да! Эти двое уехали, и я снова буду спать в прекрасной комнате… Если бы вы знали, какая это комната! Голубой шелковый потолок, а посередине зеркало… И кровать пышная, как у принцессы! Шелковое одеяло, все в вышивке… И окна в парк…

«Она описывает комнату, где Лессе устроили меня на ночлег! — поняла Александра. — Подумать только, они целую неделю не подозревали о том, что в сторожке прячется гостья!»

— Мать запретила мне входить в дом даже по ночам, когда они вернулись, — бормотала Марианна, оглядывая напоследок комнату сына пустым беспокойным взглядом. — Но я все равно зашла один раз, ночью, искала собаку… Я подумала, что Люка, глупый, по привычке забрался в дом. Я брала его с собой ночевать в спальню… Когда же… Да, это было позавчера ночью… Кажется… Так он и пропал, мой Люка.

«Так вот кто крался у меня под дверью! Она искала собаку!» Александра испытала несказанное облегчение оттого, что одна из неприятных тайн была так прозаически разоблачена. Несчастная женщина искала среди ночи свою собаку, только и всего! Движимая состраданием, она мягко спросила:

— Люка — это ваш пес?

— Да-да, — рассеянно ответила та. — Он был у меня давно… Еще до рождения младших девочек… Старый прожорливый дурень… Он хорошо умел делать только две вещи: есть и спать. Куда он мог уйти?

Александра не собиралась просвещать ее на эту тему и хранила молчание, полагая, что печальное известие о смерти пса подкосит женщину. Теперь ей было понятно стремление Жанны скорее похоронить собаку так, чтобы от могилы не осталось и следа. «Она думала в этот миг вовсе не о Симоне, не о ее чувствах, а о своей дочери! Быть может, если бы не Марианна, она бы похоронила собаку с большими почестями… Но все же, как это странно… Даже собака принадлежала не тому, на кого сперва думаешь… Как и сфинксы… Как и оловянные пуговицы… Знать бы еще, чьи они!» Этот вопрос волновал ее воображение все сильнее. Александра чувствовала, что эта деталь не случайна в истории, где все случайное оказывалось имеющим глубокий смысл. Но ухватить хотя бы кончик ниточки, за которую можно потянуть, она не могла.