Хранитель тайн, или Сброшенная маска - Екатерина Гринева

Когда я очнулась, было уже темно. Я лежала на деревянном полу около стены. Мои руки были в наручниках и пристегнуты к какой-то ржавой трубе. Помещение, в котором я находилась, было очень большим. Сквозь щели на потолке и в стене пробивался лунный свет. У меня ужасно болели голова и правая щека, по которой мне врезал тот верзила. Вокруг была полная тишина, лишь какая-то птица изредка издавала звуки, похожие на трель соловья. Прошло, наверное, минут пятнадцать, и я услышала шум подъезжающей машины, шуршание шин. Потом раздался звук хлопающей дверцы несколько раз подряд и звук шагов по ступенькам. Затем в соседнем помещении послышались мужские голоса. Сначала я не могла разобрать, что они говорят, их голоса почти не доносились до меня, но потом они стали все громче и громче, мужчины почти срывались на крик. И я узнала знакомую речь, это были русские, мои соотечественники, но, естественно, никакой радости мне это открытие не принесло. Наоборот, мне казалось, что русские со мной поступят хуже, чем кто-либо другой.

– И что сейчас делать с этой телкой, когда она придет в норму?.. Может… с концами?

– Ты что, совсем с ума сошел? Нам же сказали, что нужно добыть информацию, или хочешь головой поплатиться за свое глупое желание?

– Да просто я уверен, что-либо она ничего не знает, либо ничего не скажет.

– Как она может не знать, зачем приходила к нему, дубина?! – заорал второй.

– Ну мало ли, всякое бывает, – стал оправдываться первый.

– Все, хватит разговоров, пора приступать, думаю, нам сегодня предстоит тяжелая ночка.

– Пошли, надеюсь, она уже очухалась.

– Если только ты, как всегда, не переборщил с хлороформом.

– Да ничего я не переборщил, вечно ты все преувеличиваешь.

В голове бегали мысли. Что делать? Руки связаны, я была беспомощна. Я слышала, как скрипнула дверь и в комнату кто-то вошел. Шаги были очень тяжелыми и шумными. Я притворилась, что еще не пришла в себя. Один из мужчин подошел ко мне и слегка тряхнул за плечо. Я по-прежнему была без движения.

– Я же тебе говорил, что ты снова переборщил, – сказал один из них.

– Да просто у нее организм слишком слабый, вот и вырубилась так надолго.

– Что с ней? – В комнату вошел третий мужчина. Его шаги были легкими и почти беззвучными. Первая мысль, которая мне пришла: а вдруг это Дремин? Шаги были похожи на его. Мне так хотелось открыть глаза, но я понимала, что это моя погибель и я могу дорого поплатиться за свое любопытство. Я оставалась лежать без движений.

– Да Борис опять с дозой переборщил. Я без понятия, сколько она еще продрыхнет.

– Да не переборщил я ничего. Сколько раз можно говорить? – начал оправдываться Борис.

– Все, хватит пререкаться! – грубо прервал их третий.

Было понятно, что он их главный и они ему подчинялись, хотя по возрасту, как мне показалось, он был младше их.

– Давайте, уходим, придем позже. – Теперь я поняла, что это не Дремин, голос был совершенно другой, более жесткий, немного с хрипотцой. – Пошли, – скомандовал главный, и все вышли из помещения.

Когда шаги стихли где-то внизу, я осмелилась и тихонько открыла глаза. В помещении никого не было. Я снова услышала шум машины, правда, теперь отъезжающей, и опять вокруг все стало тихо. Ни единого звука. Полежав примерно полчаса, я снова уснула: голова была ватно-тяжелой, и все время клонило в сон. Мысли путались, и хотелось пить. Когда я проснулась, вокруг опять была темень. Неужели я проспала целые сутки?

Я повертела руками и поняла, они свободны от наручников. Я попыталась встать на ноги, но, не удержав равновесия, грохнулась, в соседней комнате зажегся свет, и я услышала быстрые шаги, направляющиеся в мою сторону. Я прижалась к стене и стала ждать. Дверь резко распахнулась, и на пороге показался мужчина среднего роста, с лысиной на голове и неряшливо одетый.

– Ты чего здесь творишь? – Он строго посмотрел на меня. Я ничего не ответила. – Что, в молчанку будем играть? Так я и думал. Мы быстро из тебя вытряхнем это дерьмо. – Он вышел и резко закрыл за собой дверь. Я снова осталась одна. Свет в соседней комнате не погас. Как я поняла, это был тот самый Борис, который переборщил с хлороформом. Я услышала еще два голоса, и в комнату вошли все трое и зажгли свет. Говорить начал главный. Этому парню на вид было лет двадцать пять. Он был высокого роста, хорошего телосложения, с карими глазами и темными волосами. И холодным жестким взглядом.

– Итак, я сразу начну с главного. Не буду скрывать, что нам нужна от тебя определенная информация: зачем ты приезжала к Матео Парчелли? Что ты хотела у него узнать? Если ты нам скажешь, мы не будем тебя пытать и после допроса сразу отпустим, если же ты собралась сопротивляться, молчать, то ты выбрала самый сложный и неправильный путь, который ни к чему хорошему тебя не приведет. Ты уж поверь. Так что лучше просто ответь на один вопрос, и все сразу закончится. Выбор за тобой. – Я молча продолжала сидеть около стены. Меня била дрожь. В комнате не было холодно, меня била дрожь злости и ненависти. Возможно, эти самые ублюдки убили всю мою семью, а теперь хотят еще чего-то от меня. Пусть я пожертвую своей жизнью, но ничего им не скажу. Это я решила для себя сразу. Других мыслей мне в голову и не приходило. Все они выжидающе смотрели на меня, но я молчала. Тогда Борис подошел ко мне и, вцепившись мне в волосы, потащил на середину комнаты. Мне было безумно больно, но я молчала, крепко стиснув зубы. Я ударила его, но это словно укус комара для него. Он был жилист, тренирован и накачан.

– Ты решила играть с нами? Так вот знай, если ты через час нам ничего не скажешь, то твой обезображенный труп найдут в канализации или вообще не найдут.

Но меня это совершенно не пугало.

– Так зачем ты приходила к Матео? Повторяю свой вопрос. – Это снова заговорил главный.

– Я вам ничего не скажу.

– А-а-а-а, заговорила, детка. Так-то лучше. Надеюсь, скоро ты изменишь свое мнение на этот счет, – это говорил второй мужчина, лет примерно пятидесяти, ну или, может быть, сорока пяти, на голове у него был седой ежик.

Меня ударили в солнечное сплетение, и я согнулась пополам. От невыносимой боли на глазах выступили слезы. Я вскрикнула.

– Пожалей свою хорошенькую мордашку. А то изуродуем так, что жить не захочется. Подумай над нашими словами и не упрямься.

…Я твердо решила молчать. Они день ото дня становились все злее и злее. Из равновесия не выходил только главный. Я узнала, что его зовут Паша. Он лишь наблюдал со стороны и почти ничего не говорил. Они никак не могли понять, почему я так сильно упорствую. Еда была отвратительная, почти помои, в туалет я ходила в той же комнате, поэтому уже через пару дней там стояла невыносимая вонь. Наручниками меня больше не приковывали. Мне было бы страшно посмотреть на себя в зеркало. Я была уверена, что просто себя не узнаю. Я не ела последние четыре дня своего пребывания там вообще ничего, у меня скручивало кишки, и рвало, рвало водой. Это было самым страшным моим физическим мучением. Такого я себе даже в кошмарах представить не могла. Теперь Паша даже не появлялся у меня. Видимо, он совсем потерял надежду на то, что я что-то скажу, или просто устал каждый день приезжать сюда. Я не знала наверняка. Однажды вечером я снова услышала их разговор в соседней комнате.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});