Завтра наступит вчера - Татьяна Лунина

не у меня дома, а в Останкино, на втором этаже. По крайней мере, для тебя. — Голос ворчал, но был добродушным.

— Александр Яковлич, пожалуйста, выслушайте меня. Всего две минутки.

— Давай, — разрешило великодушное начальство, — все равно кофе очень горячий, пить не могу.

— Приятного аппетита, — сподхалимничала подчиненная.

— Спасибо. Так в чем дело, Юля?

— Александр Яковлич, я могла бы, наверное, обмануть вас, что-нибудь придумать, вызвать врача… — Небольшая заминка. — Но врать не хочу и не буду. Пожалуйста, дайте мне еще сегодняшний день, а? Честное слово, очень-очень нужно! Вы же знаете, я никогда не увиливала от работы. Я вам за сегодняшний день два отработаю. Три! — не поскупилась федяевская правая рука. — Первый раз прошу, Александр Яковлич, отпустите меня сегодня, а?

В трубке помолчали.

— Что, очень нужно?

— Вопрос жизни и смерти.

— Ты у меня две недели была в Таллине?

— Да, Александр Яковлич, — Юля затаила дыхание.

— Звонили мне вчера оттуда, нахваливали тебя. Говорили, выручила ты их здорово.

Она крепко сжала трубку, боясь поверить в свое счастье.

— Ладно! — на том конце провода приняли решение. — Считай сегодняшний день премией за хорошо проделанную работу и благодарностью от твоих коллег-товарищей. Они, кстати, тебе привет передавали.

— Спасибо, — пролепетала премированная.

— Так, сегодня у нас пятница. Надеюсь, к понедельнику ты решишь все свои сердечные дела и настроишься на дела нашего грешного объединения. В понедельник жду тебя живой, невредимой и полной сил. Все, Юля, кофе остыл. Если Федяев, твой безумный гений, меня не съест — увидимся. У меня для тебя кое-что есть. До понедельника.

В трубке что-то слегка щелкнуло, и она возмущенно забубнила. Юлька звонко чмокнула неженку. Вне всякого сомнения, этот телефонный аппарат — лучший в мире! Она гордо посмотрела на котов, тершихся о ее ноги:

— Ессе homo![13] Понятно?

Она, Юлия Батманова, гордится тем, что работает с таким человеком и дышит с ним одним воздухом! И она, уж будьте уверены, оправдает его доверие всей своей будущей трудовой жизнью в «Экране». Так, теперь быстренько-быстренько наверстывать упущенное вчера. Все по новой: тушь «Lancom», обложка модного журнала (для образца), легкая небрежность прически. Туфли — долой, день сегодняшний — для джинсов и кроссовок.

Примчавшись из магазина, Юля пристроилась у окна. До условленных десяти оставалось полчаса. Хватит еще на чашку кофе, и время быстрей пройдет. И действительно, первые пятнадцать минут пролетели незаметно, зато следующие будто мстили своим предшественницам за спешку и никак не хотели уходить. Минутная стрелка застряла на цифре «9» и — хоть умри — не трогалась с места. «Подожду на улице, — решила Юля, — воздухом подышу». Спустилась вниз, открыла дверь подъезда и — лицом к лицу столкнулась с Юрием, стоящим у двери.

— Ой, — испугалась Юля, — я тебя ударила?

— Нет, — черные глаза, ласково улыбаясь, заслонили собой улицу, прохожих, дома — весь свет. Они приблизились совсем близко и сказали: — Я соскучился. — А теплые нежные губы легонько коснулись лба, потом носа, потом щек…

И тут Юля увидела его, мальчика, бегущего за мячом по противоположной стороне улицы. Мальчику было лет семь-восемь. А мяч был яркий, красно-синий, круглый и катился очень быстро. Вот он подкатился к бордюру тротуара, резво перепрыгнул и весело попутешествовал дальше, на проезжую часть. Мальчик, который поначалу отставал от своего резинового друга, быстро сокращал расстояние. Вот он подбежал к бордюру, вот он сделал первый шаг. Справа приближалась машина, «Жигули» или «Москвич» (черт их разберет!), белого цвета. Юля оттолкнула Юрия и выскочила на дорогу. Раздался пронзительный визг тормозов. Она схватила мяч и отдала его мальчику. Из машины понеслась ненормативная лексика. Юля развернулась и перебежала дорогу обратно. На тротуаре стоял Юрий, но это был не он. Кто-то другой смотрел на нее — незнакомый, с белой маской вместо лица и огромными черными провалами глаз.

— Никогда этого не делай. Слышишь? Никогда! — Сильные руки цепко и жестко схватили Юлю за плечи, словно хотели к себе приклеить.

— Юра, тебе не было видно. А я видела все. Он мог попасть под машину.

— Нет! Я могу отдать свою жизнь за кого-то. Я, но не ты. — И повторил, уже, правда, мягче: — Никогда не делай этого, Юля. Никогда.

В машине они молчали. Куда едут? Зачем? Она понятия не имела, но не решалась спросить, поглядывая на плотно сжатые губы и бледный профиль.

— Юра, — робко попросила притихшая пассажирка, — а можно музыку включить?

Он вставил кассету, полилась негромкая мелодия. — Ты прости меня за резкость. Я очень за тебя испугался.

— Я понимаю, — вздохнула Юля, — но у меня не было времени на размышление. Я могла не успеть.

Немного помолчали.

— Как командировка?

— А ты откуда знаешь? Меня же внезапно послали, можно сказать, в одночасье.

— Ну, узнать было не так уж и сложно, — наконец-то улыбнулся он.

— Может быть, знаешь и где я была?

— Конечно, в Таллине.

Да-а-а, дела! Вот она уже и под колпаком. Но как прекрасно быть заколпакованной!

— Так как прошла командировка?

— Нормально. Не хуже, чем я ожидала.

В салоне темно-вишневых «Жигулей» было тепло и уютно. Итальянцы, распевавшие на все лады, уверенно делали свое дело — успокаивали и расслабляли. Прикрыв глаза, Юля замурлыкала, подпевая неутомимому Тото Кутуньо.

— Юль, а ты почему не спрашиваешь, куда мы едем?

— А куда мы едем? — лениво поинтересовалась она.

Юрий весело, от души рассмеялся.

— Ну знаешь, с тобой не соскучишься!

— Это есть, — скромно согласилась Юлька.

А если честно, ей абсолютно все равно — и куда, и зачем! Главное, что они рядом. Он молча ведет машину, она молча наслаждается музыкой — и это прекраснее всяких слов. Слова не нужны, никакие, даже самые заветные — те три, которые могут перевернуть чью угодно судьбу. Сейчас она испытывает лишь покой и блаженство, растворившись в нежной чувственной мелодии, которая завораживает и убаюкивает, убаюкивает, у-ба-ю-ки-ва-ет… Проснулась Юля от легкого похлопывания по плечу.

— Просыпайся, моя хорошая, приехали.

Она открыла глаза.

— Как долго я спала?

— Всю дорогу, — улыбнулся Юрий.

— А где мы?

— В дремучем лесу, — пошутил он.

Отчасти это было правдой. Их окружал самый настоящий лес. Березы стыдливо прикрывали мокрыми ветками свою наготу, огромные ели раскинули пушистые лапы и, приветливо помахивая ими, приглашали выйти из машины. А машина стояла перед небольшим, срубленным из круглых бревен домом с резными наличниками окон, высоким порожком и трубой, из которой, кучерявясь, вился дымок. Ажурная деревянная решетка подпирала навес просторной веранды. На окнах бело-желтыми зрачками весело глядели занавески. Рядом с домом расположился большой кирпичный гараж, рассчитанный, по всей видимости, и для приема гостей. Справа