Озеро смерти - Джейн Рейб

У него были камни, более драгоценные, чем все те золотые монеты. Четыре подобранных в соответствие друг другу сапфира, которые он взял с тела командора рыцарей, были безупречны и являлись вершиной его коллекции. Честно говоря, те, размером с грецкий орех, камни не могли принадлежать рыцарю; Дамон подозревал, что они были взяты у Сейбл и предназначались в качестве дара или взятки. Одних тех четырех камней было достаточно, чтобы он мог купить прекрасный дом с меблировкой в любом городе, в котором он, в конце концов, решит осесть. Возможно, он построит несколько особняков в различных городах, предпочтя путешествовать между домами, когда почувствует тягу к смене декораций. Кое-какие побрякушки он оставит для Ферил, конечно же. Даже кагонестийка ценит драгоценные камни. Он представил, как она носит тонкую нить с жемчугом, которую он снял с трупа женщины-рыцаря.

«В мое время так не поступали», — задумался Дамон, вспомнив о том рыцаре, который легко погиб от его едкого дыхания. Когда Дамон был Темным Рыцарем, драгоценностей не носили, и уж тем более, не снимали с мертвых тел — оставляли странные сувениры. Рыцарство изменилось, в худшую сторону, насколько он заметил. Было уже не так много чести, и преданность разделилась. «И сейчас так не следовало бы поступать». Он наклонился и пробежался кончиками пальцев по чаше, наполненной полированными пластинками оникса, затем развернулся и направился проверить другие сокровища в дальнем конце своей пещеры.

Там находилось одно из его любимых — длинный меч на фоне стопки щитов. Этот меч был взят у того же командора рыцарей, что нес те четыре сапфира. Меч был самым крепким и изящным из всех, виденных прежде Дамоном, и он жаждал снова быть человеком, чтобы как следует держать его и ощущать его балансировку. Дамон преклонил колени и почти благоговейно коснулся эфеса. Тот был сделан из твердого металла, мерцавшего, словно серебро, но намного драгоценнее. Он излучал утешительное тепло. На рукояти были выгравированы руны, и она была усыпана синими неограненными топазами. Изучив их внимательнее, он мог сказать, что руны и камни изображали созвездия. Крестовина была инкрустирована золотом и молотым жемчугом и загибалась на концах, принимая форму бычьих рогов. Его пальцы обхватили рукоять и он поднял меч вверх, на краткий миг ощутив сожаление, что хороший меч никогда не ощутит такую же хватку драконьих когтей.

«Великолепно», — прошептал он. Лезвие было сделано из того же металла, что и эфес, и выковано до неправильной, необычайной остроты. Балансировка была безупречной, он весь ощущался невероятно легким и удобным в обращении. «В сражение вот с этим! Превосходно!»

Дамон решил, что повесит это любимый меч над каминной полкой в своем любимом доме, будет носить его в городе в определенные дни, использовать против любого, кто осмелится вызывающе посмотреть на него. Он поклялся, что этот особенный меч будет единственным призом, который он никогда не продаст. Среди сокровищ было много других предметов, с которыми он также не собирался расставаться: несколько изящных частей доспеха и впечатляющий щит, отороченный платиной и несший изображение Реоркса. В их число входили и статуя ночной птицы, которую Рагх считал магической, и пара совершенных метательных кинжалов.

Решить, что продать, а что оставить, обещало быть трудным выбором.

«Рагх», — задумался Дамон. Он оставит сиваку кинжалы, и, скорее всего, даст ему также несколько мешков стальных монет. Ничего слишком ценного или слишком экстравагантного, подумал он, но сивак кое-что заслужил за свою помощь в накоплении этого добра.

Дамон взмахнул мечом, любуясь, как лезвие мерцает и вспыхивает на свету… свету от чего? Откуда шел этот свет?

Он обернулся в поисках источника и увидел, как на стенах его логова искрится конденсат. Что это за непривычный запах? Он должен пахнуть болотом, гниющей растительностью и стоячей водой, отцветшими бутонами и сырой землей, но он не пах ничем, даже своим собственным знаменитым потом. Внезапно он перестал слышать. Он напряженно вслушивался, стараясь различить замолчавшую снаружи листву, капель вездесущей воды — здесь, в болоте, вода была повсюду. Он даже не слышал стук пяток своих ботинок по камням пещеры. Он замер, затаив дыхание, сосредоточившись. Затем он едва различил слабый стук, правильный вначале, а затем более слабый и изменчивый.

«Ого, это же мое сердце», — понял Дамон. Он почувствовал, как его сердцебиение замедлилось, теперь стук едва улавливался. — «Должно быть, я сплю. Я умираю».

* * * * *

Нервные пальцы Ферил пробежались по чешуйкам ноги Дамона. Мертв? Он не может быть мертв, сказала она себе. Невозможно. Драконы, столь свирепые, столь прекрасные как этот, не могут быть повержены простыми гоблинами — даже бесчисленной армией их. И все же, тем не менее, Дамон не дышал.

Ничего не дышало в пределах ее поля зрения. Здесь, должно быть, почти две сотни мертвых гоблинов, разбросанных по поляне и в лесу, раздавленных, переломанных, пронзенных или еще каким-то образом убитых Дамоном, и, тем не менее, Дамон был мертв.

«Как он может быть мертв?» Ферил с трудом сдерживала слезы. Запах мертвого дракона был резким, и усиленный вонью от мертвых гоблинов и крови, был нестерпимым. «Снова потерять Дамона. Этого не может быть».

Возможно, это из-за Озера Смерти, подумала она. Может быть, хотя Дамон и был частью ее тени, когда она находилась в озере, холод и прикосновение нежити так ослабило его, что гоблины, в конце концов, смогли одолеть его.

«Ты не можешь быть мертв». Ее губы коснулись верхней части его лапы. «Как могли…»

Между чешуйками лапы Дамона застряли несколько маленьких гоблинских копий, и в свете луны она увидела, что в этих ранах блестит что-то помимо крови. Ферил попробовала пальцами это вещество. Оно было темным и маслянистым, и пахло гниющей растительностью.

«Яд!» Она почувствовала укол понимания, глубокой боли. «Подлые твари отравили тебя!» Она поплевала на маслянистую жидкость на своих пальцах и тщательно вытерла их о траву. Затем она еще и еще плевала на пальцы, яростно вытирая их о свою тунику. Боль осталась, но не пошла дальше, и она сжимала и разжимала кулак, забираясь на морду Дамона, чтобы приложить ухо к похожей на пещеру ноздре. Ее сердце запрыгало. Она ощутила слабый намек на движение воздуха. Он дышал, только очень слабо, и она кляла себя, что была такой дурой, когда подумала, что он мертв. Она широко распростерла руки на его морде.

«Дамон, я молюсь, что не слишком долго тянула с твоим спасением». И снова внутри нее распустилась магическая искра, разгорелась и двинулась по рукам, пока пальцы тоже не ощутили жар, а затем боль в руке исчезла. «Я не целитель, как были Золотая Луна и Джаспер. У меня нет их силы целительной магии». Она обладала определенной целебной силой, и призывала ее несколько раз, когда путешествовала в компании Дамона и остальных несколько лет назад. Она оттачивала это мастерство все годы, что провела без него, помогая раненым беженцам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});