Карантин - Джеймс Фелан

Тем временем военные устанавливали вдоль периметра забор из проволочной сетки, которую сгрузили с вертолетов в огромных рулонах; обустраивали пулеметные огневые точки. Мне показалось странным, что они возводят настоящую крепость, готовую к обороне. Зачем? К чему они готовятся? Собираются ли выходить на улицы, помогать? Только вот что они теперь смогут? Почему пришли так поздно?

Я увидел своих друзей: они, стоя в ряд перед людьми в военной форме, отвечали на их вопросы.

Некоторые военные снимали происходящее на камеры. Пара человек в гражданском были, скорее всего, с телевидения. В углу большой палатки, над которой установили огромную спутниковую тарелку, они водрузили один на другой несколько мониторов, а толстые кабели подвели к большому зеленому генератору.

До меня донесся поставленный голос журналистки: «С момента атаки прошел двадцать один день. Мы ведем наш репортаж с Манхэттена, из карантинной зоны, организованной практически в эпицентре…»

Почти сразу на одном из экранов появилась картинка. Следом загорелись другие, запестрили эмблемы разных служб новостей и телеканалов. С равнодушными лицами репортеры говорили, глядя прямо в камеры… Каждый хотел добыть сенсацию для своего канала, будто речь шла об обычной катастрофе, ничем не отличающейся от других.

Кажется, я еще пару раз погружался в небытие. Не знаю, надолго ли, но судя по всему, не меньше, чем на пару часов: когда я в очередной раз открыл глаза, снаружи смеркалось. Восстановить память оказалось несложно. Я быстро вспомнил, как сгорел и превратился в руины город, вспомнил, чем летавший в воздухе пепел был раньше, как выглядели нынешние обугленные развалины до атаки. Несчетное количество человеческих клеток, превращенных в иное углеродное соединение, которое мы – оставшиеся в живых – вдыхаем.

Медсестра осторожно повернула мне голову, промокнула и обработала рассеченную бровь, успевшую жутко распухнуть и постоянно дергавшуюся. Это она брала у меня утром кровь. Женщина все делала очень аккуратно, и мне совсем не было больно. Время от времени трещала автоматная очередь, иногда слышались выстрелы из пневматических винтовок.

– Что это значит? – спросил я.

Она посмотрела на меня. Стенки палатки вибрировали от рева приземлявшегося, а может, взлетавшего, вертолета.

– Что именно?

– Всё… – ответил я, взмахнув рукой. – Вертолеты, самолеты, оружие, оборудование. Кто вы?

– Мы американские военные. Наша задача – помогать, – ответила женщина с едва заметной улыбкой.

Я тоже улыбнулся – и она улыбнулась, но незаданный вопрос висел между нами. Где, черт побери, они были раньше?

– Почему…так долго?

– Карантин. – Она отвечала точно по инструкции. – Мы ждали разрешения.

Медсестра говорила так же уверенно и спокойно, как справлялась со своими прямыми обязанностями. Отвечая, она успела засунуть мне в ноздри ватные тампоны и заклеить их пластырем.

Тогда я впервые услышал это слово. В ее устах, в таком контексте, оно утратило привычное, с детства знакомое мне значение.

– Карантин?

– Запретная зона для локализации заражения.

– То есть, вы спокойно наблюдали и выжидали все это время…

Она промолчала, но я и не ждал ответа: все и так было ясно. Какие еще пояснения могли потребоваться? Я же много раз за эти три недели видел и слышал самолеты в небе. Это они и были: ждали, наблюдали.

– Давай–ка сядем, – сказала медсестра и помогла мне приподняться, подсунув под спину надувные подушки, затем вложила в руку какой–то приборчик с кнопкой, подключенный к капельнице. – Нажимай на эту кнопку, если станет сильно больно.

Мимо палатки прошел за территорию лагеря большой отряд военных: человек шестьдесят, не меньше. Некоторые из них были одеты в объемные серебристые костюмы, похожие на скафандры.

Что–то ярко полыхнуло. Штуки на спинах у «космонавтов», которые я посчитал баллонами с кислородом, оказались огнеметами: потоки красно–синего огня будут лизать улицы, выжигая машины и тела. Уборщики. Они станут уничтожать мусор и разбитые машины. Где–то в глубине проскочила мысль, что из–за огня все может начаться сначала: под действием высокой температуры оживут споры возбудителя или, еще хуже, сработает затаившаяся ракета…

– Нет! – вырвалось у меня с содроганием.

– Все в порядке, – привычно–спокойным голосом произнесла медсестра, расплывшись в ободряющей улыбке, и стала делать записи в карте, прикрепленной к моим носилкам. Думаю, работы ей предстояло порядочно, ведь она заносила туда мою историю, хоть и в ее собственном истолковании. Время от времени женщина бросала короткий взгляд на телеэкраны, а затем кивала мне, будто желая сказать, чтобы и я смотрел туда. С экранов давали ответы на все вопросы: по крайней мере, на те, на которые я хотел знать ответы.

Вот показали Президента США в окружении генералов и журналистов. Проскочила мысль: а разве он не посещал с визитом Нью–Йорк, когда все случилось? Получается, ему удалось выбраться? Или это архивные кадры?

Я решился задать еще один вопрос:

– Кто все это сделал? Теперь–то вы должны знать?

– Зависит от того, в какую версию ты готов поверить.

Со своего места я плохо видел бегущую строку и успевал читать только обрывки: «…страны ЕС, Китай и Россия объединили усилия…». Затем видео ряд сменился, и появилось знакомая аббревиатура НИМИИЗа.

– Пожалуйста, скажите, – попросил я, – как Австралия? Это моя родина, мой дом. Там все в порядке?

Медсестра проследила глазами, как оживленно пронеслась мимо палатки съемочная группа. На экран велась прямая трансляция вертолетной съемки Манхэттена. Потоки людей, тысячи человек выходили, выбегали из зданий, жилых домов и других мест укрытия, устремляясь к Центральному парку. Выжившие!

Я представил, как это могло быть: я стою один, неподвижно, среди массы людей… И где они все были раньше? Ведь я не видел даже намека на их присутствие в городе. Стою, окруженный людьми, которые смеются, кричат, рыдают и бегут мимо меня. Пожарные, полицейские, офисные работники, дети, бездомные с радостными лицами машут зависшему в воздухе вертолету. То, кем они стали за эти три недели, забыто, отправлено на задворки подсознания: теперь они снова нью–йоркцы.

– Пожалуйста, это же мой дом…

Кто–то стучал по стенке палатки: я обернулся на звук и увидел своих друзей. Пейдж махала рукой, Боб показывал два поднятых вверх больших пальца. Я улыбнулся им и снова посмотрел на медсестру. Ее взгляд был обращен на юг: она наблюдала за самолетом, чертившим линию над горизонтом Манхэттена. Я различил верхушку Рокфеллеровского небоскреба.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});