Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта - Владимир Корнилов

Мифом является и то, что якобы основную ударную силу большевиков составляли некие Сибирские полки, то есть регулярные обученные войска. Действительно, в ударной группе Муравьева — Егорова, двигавшейся на Киев, было до 700 штыков 11–го Сибирского полка[304], который прибыл из — под Риги в Харьков в пяти эшелонах. Однако сохранились воспоминания непосредственного участника похода этого полка Н. Бушева, которые доказывают, что полк, прибывший с фронта, фактически и не вступил в бой, дойдя до самого Киева. Автор мемуаров пишет, что ехал с Сибирским полком в передовом эшелоне, и при этом добавляет: «Но и мы не были передовыми, так как в авангарде шли харьковские, московские и донецкие красногвардейцы… В Полтаву мы прибыли тогда, когда станция и город были уже освобождены от петлюровцев советскими передовыми отрядами»[305].

Красногвардейцы, участники боя за Киев в январе 1918 года

6 января 1918 г. отряд Муравьева, состоявший самое большее из 500 бойцов харьковской Красной гвардии, фактически без боя взял Полтаву, в которой в это время находились фантомные украинские полки — Мазепинский и Сагайдачного. Хотелось бы при этом особо отметить, что тот самый «кровавый палач» Муравьев всех украинских гайдамаков после сдачи ими оружия почему — то моментально распускал по домам. Некоторые из них даже успели вернуться в Киев, чтобы принять участие в последующих боях с большевиками[306].

Бушев пишет, что во время продвижения по линии Полтава — Ромодан — Лубны — Гребенка боев фактически не было. Получая известия о том, что где — нибудь замечен отряд гайдамаков, высылались небольшие отряды. «При этих столкновениях, — вспоминает Бушев, — гайдамаки быстро рассеивались… Потерь с нашей стороны почти никаких не было… На станции Гребенка уточнили, почему мы до сих пор не встретились с противником. Как выяснилось, по линии впереди нашего полка продвигался отряд красногвардейцев, который и гнал эшелоны петлюровских войск на Киев.

Растерянность среди гайдамаков была неимоверная. Небольшой отряд советских бойцов выходил из вагонов, рассыпался в редкую цепь» и рассеивал гайдамаков. Эти воспоминания подтверждают, что основной силой Муравьева был отряд красногвардейцев, сформированный под эгидой большевиков Харькова[307].

В это же время небольшой отряд 30–го полка и красногвардейцев (всего лишь около 120 штыков) под командованием Н. Руднева самостоятельно без всякого выстрела взял Сумы, разоружив местную милицию, юнкеров Сумского кадетского корпуса, подразделения 10–го драгунского Новгородского полка и запасной артиллерийский дивизион у города[308].

Бушев, проехавший в передовом эшелоне 11–го Сибирского полка весь путь от столицы Донецко-Криворожской области до столицы УНР, засвидетельствовал перестрелку лишь у Дарницы и утром 24 января уже прибыл на станцию Киев — Товарная. За все время этого «великого похода» на Киев потери 11–го Сибирского полка «составили шесть человек раненых и несколько контуженых»! При этих обстоятельствах говорить о каком — то серьезном сопротивлении со стороны УНР и об «эпических баталиях» — значит искажать историю[309].

Украинский эмигрантский историк Иван Лисяк — Рудницкий по этому поводу писал: «Легенда, которую нужно сдать в архив, — это сказка о «бесчисленных полчищах» врагов, под ударами которых якобы пала украинская государственность. В действительности интервенционные московские армии во время первого и второго наступления (зимы 1917/18 и 1918/19 г.) были относительно небольшими. Кремль до лета 1919 г. не обладал большой регулярной армией… Если могли сохранить независимость Финляндия и миниатюрные балтийские республики, расположенные перед воротами Петрограда, то разве не должна была устоять многомиллионная Украина с ее колоссальными ресурсами?.. Так что причины неудачи нужно искать в первую очередь во внутреннем положении самого общества на Украине»[310].

Наверное, эмигранту тяжело было понять, что это самое общество не воспринимало наступавшие на Киев войска как «интервенционную», «чужую» армию. Судя по мемуарам комиссара С. Моисеева, чуть ли не единственного большевика, который «заметил» стычку под Крутами, местное население гораздо более враждебно относилось к войскам Центральной Рады, чем к замоскворецкой Красной гвардии. Даже Винниченко вынужден признать, что Киев встретил отряды харьковско — донецкой Красной гвардии более чем дружелюбно: «Когда большевики под командою Муравьева вступили в Киев, голова Киевской думы, правый эсер и ненавистник большевизма, приветствовал вступление большевиков в Киев как момент «воссоединения единого русского пролетариата» (читай: «единой, неделимой России»). А черносотенная и контрреволюционная пресса, поскольку она могла выходить, вполне открыто это говорила и хвалила большевиков и всю их национальную политику»[311].

Деникин так прокомментировал бегство Центральной Рады и практически бескровное взятие Киева большевиками: «Во всех этих событиях… поражает полное отсутствие национального момента в идее борьбы или, по крайней мере, совершенно ничтожное его значение… Клич «Хай живе вільна Украйна!» совершенно не будил ни разума, ни чувства в сколько — нибудь широких кругах населения, отзываясь неестественной бутафорией. Ничего «народного», «общественного», «национального» не было в столкновении советских и украинских банд — безыдейных, малочисленных и неорганизованных. И вовсе не они решили исход событий: было ясно, что большевизм Советов побеждал психологически полубольшевизм Рады, петроградский централизм брал верх над киевским сепаратизмом»[312].

Как бы то ни было, бои с калединцами в Донбассе и поход на Киев были первыми боевыми операциями рабочих отрядов, сформированных в Донецко-Криворожской области. Данные отряды положили начало армии ДКР. Кроме того, события декабря 1917 — января 1918 г. окончательно убедили руководителей региона в том, что им нужно действовать сплоченно во имя совместных интересов, укреплять единство области и срочно предпринимать шаги для того, чтобы ни у кого не было сомнений в принадлежности края к единому Российскому государству. Покорив Киев и отправив туда Цикуку, харьковские элиты в срочном порядке приступили к организационному оформлению своей республики.

ПОЛИТИЧЕСКИЙ КОНСЕНСУС ПО ПОВОДУ СУДЬБЫ РЕГИОНА

В таких условиях создавалась Донецко-Криворожская республика.

Те немногие исследователи, которые уделяли в своих трудах хоть немного внимания истории ДКР, с легкой руки авторов журнала «Летопись революции» сходились на том, что впервые вопрос о создании государственного образования в Донбассе на официальном уровне был поставлен 17 ноября 1917 г. (то есть через несколько недель после октябрьского переворота в Петрограде) на пленарном заседании областного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов Донкривбасса в Харькове. Основной доклад «Об украинском вопросе» сделал меньшевик Рубинштейн, который выдвинул популярную в крае идею «неделимости До нецкого бассейна и неподчинения областного управления другим территориальным областным правительствам». Судя по названию доклада, понятно, что таким «областным правительством» харьковцы считали Центральную Раду, ставя Донецко-Криворожскую область и Украину на одну ступень административно — территориальной иерархии. В принятой резолюции содержался призыв провести референдум на территории Донкривбасса по данному вопросу[313].

Скрыпник утверждает, что идеи «отделения Донецкого бассейна от Украины» возникли и «бродили в головах некоторых наших товарищей» еще в августе — октябре 1917 г. Правда, он не поясняет, каким образом в августе можно было Донбасс «отделить от Украины» — с учетом того, что советская Украина еще не была провозглашена, а даже согласно договоренностям Центральной Рады с Временным правительством Донбасс составной частью Украины не считался. Артем на упомянутом заседании обкома 17 ноября как раз заявил, что харьковцы протестуют «против всяких аннексий уже самими украинцами», подчеркнув: «Мы за свободу самоопределения областей и народов на Украине»[314].

Еще один непосредственный участник IV съезда Советов Донецко-Криворожской области Николай Попов, избранный на нем кандидатом в члены областного комитета, писал, что «…идея самостоятельной, независимой от Украины и включенной в состав РСФСР так называемой Донецко-Криворожской республики родилась у некоторых харьковских и донбасских товарищей под давлением ростовских товарищей, которые приехали в Харьков из Ростова после взятия последнего Калединым». Видимо, Попов имеет в виду редакторов «Донецкого пролетария» Васильченко, Филова, Жакова. Причем, по мнению Попова, принципиальное согласие на это не было предварительно получено «в партийном порядке, а было непосредственно вынесено на съезд»[315].