Жизнь актера - Жан Маре

Этой ночью

Я в объятъях твоих этой ночью хотел бы уснуть,Но ты стонешь, Жанно, и жестокая боль не проходит.Меж тобою и мною незримый любви призрак бродит,Я сквозь стену готов в простыне проскользнуть.

Твоя мерзкая болезнь

Ты шагаешь взад-вперед,Ног твоих следы целую.Боль же, что в тебе живет,На себя взять не могу я.Если б знал, какой напевПели феи королевам,В замках усыпляя всех,Пой я голосом сирены.Погрузил бы в забытьеЭту боль я осторожно.Но увы! Ничем ееУспокоить невозможно.Так пусть стократ воспета мной,Живущая в устах прекрасных,Когда пером взмахну я властно,Уснет, довольная судьбой.

Ненормально

Когда Жанно от боли сам не свой,Он как цветок, под пламенем поникший,Иль мечущийся в клетке зверь лесной,Которому сейчас весь мир чужд остальной.Пакт заключить готов я с чертом иль с Всевышним,Чтоб снова увидать ожившимТого, кто радость воплотил собой.

Осенний олень

Пока твоя любовь любовь мне не открыла,Считал, что правильно в игру играю я,То старая игра была в «они» и в «я» —Венера в Лувре, что на подиуме застыла.Но то была тень тени, жил мертвец во мне,Фавн бронзовый, в котором нет желанья,

Неистовство, на бедность подаянье,Безумца семяизвержение во сне.Так не вини ж меня за то, что жду в томленьеЯ дара твоей юной красоты,Когда со мною рядом дремлешь ты,А я тобой любуюсь в упоенье.

Ах, пусть болезнь покинет твой альковИ мне вернет сей дар благословенный,Чтоб не был я, как тот олень осенний,Настороженно ждущий рога зов.

Прости меня (Глупее быть нельзя!)

Как часто жизнь несет страданье!Жизнь — это лишь любовный круг.Жизнь требует хранить молчанье,И в ней нельзя ходить вокруг.

Нельзя идти ни перед нею,Ни внутрь нее нельзя войти.Сегодня я наказан ею.О боль зубная, отпусти!

Жизнь может быть живой и мертвой,Ты побежден иль победил.Закрыл ты дверь свою сегодня,Решил я — сердце ты закрыл.

Портрет

Соединившее нас небо, умоляю,Пусть Жанно будет завтра здоров,Пусть болезнь превратится в любовь,И любовь эту я воплощаю.

Я был

Зачем же дантист ? Ведь естьВсе — фильмы, бюсты, любовь,Но горестных мыслей не счесть,И печально течет в жилах кровь.Что я делал с тех пор, как я есть?Каждый день, каждый миг, вновь и вновь?Был художником, вот и вся честь.

Жан решил перенести на экран «Трудных родителей». Он нашел продюсера. Съемки должны были начаться в сентябре.

Да здравствует мой король

Я в сентябре прекрасный фильм снимаю,Орлом взлетит он, над законами паря,Как он волнует нас, как силы в нас вливаетМеня же Богом сделал он, хранящим короля.

Жан должен был осуществлять режиссуру, Ивонна де Бре — играть роль, написанную для нее, Марсель Андре, Габриэлла Дорзиа — свои роли, я — свою. Ни продюсер, ни оператор не хотели приглашать Алису Косеа на роль девушки. Они считали ее слишком старой и не обладающей необходимой для роли чистотой.

Жан рассказал о своем проекте Капгра, директору театра, где была поставлена пьеса «Трудные родители».

— Почему ты не сказал мне об этом раньше? Я хочу быть твоим продюсером.

— Потому что мы не можем пригласить Алису.

— Но это же ясно. Я все прекрасно понимаю. Я свяжусь с твоим продюсером.

Капгра стал главным инвестором фильма. Декорации готовы, приглашены актеры, операторы, технический персонал. Вдруг Капгра заявляет:

— Теперь или Алиса будет играть, или фильма не будет.

Все убиты. Что делать? Кто-то предлагает сделать пробы с Алисой. Пусть она убедится сама.

В назначенный день Алиса не явилась. Меня послали за ней. Она отказалась ехать, заявив, что делать пробы со мной, молодым дебютантом, естественно, необходимо, но она достаточно снималась в фильмах, чтобы обойтись без этого. Я возвращаюсь на студию. Жан звонит ей и объясняет, что пробы необходимы для оператора, чтобы он смог сделать хорошие крупные планы. Она соглашается. Я возвращаюсь за ней.

Оператор честно старается сделать ее моложе, используя газовую ткань, вырезанную и продырявленную бумагу. Во время просмотра Алиса находит себя прелестной, молодой, очаровательной.

Мы же считаем, что она выглядит, как Вольтер в Ферне[14].

Что делать? Нужно, чтобы кто-то сказал ей правду. Никто не решается.

Я беру это на себя, бросаюсь с головой в воду: отвожу улыбающуюся Алису в сторонку. Вскоре ее улыбка превращается в гримасу, потом исчезает совсем. Помня, как она относилась к Жану в последнее время, я отважился сказать ей все, даже то, что не следовало бы говорить женщине.

Она измучила Жана во время создания его новой пьесы «Пишущая машинка»: предлагала поставить третий акт на место второго, второй на место первого, не давала окончательного ответа, будет ли она играть в пьесе, считая, что ей лучше сыграть в «Парижанке», или в новой пьесе Салакру, или же в «Федре», или еще не знаю в каких других, — и все это она говорила, спокойно обмакивая сухарики в чай. Короче говоря, Жан совершенно упал духом. А этого я не мог допустить.

Декорации разобраны, контракты расторгнуты. О фильме не может быть и речи.

Мы с Жаном уезжаем в Сен-Тропе. Уже тогда это было экстравагантное место. Чтобы поддержать тон, нужно было соответственно одеваться. Мы остановились в маленьком отеле «Ле Солей», куда по ночам доносилась музыка с танцплощадки «Пальмира». Модная песенка называлась «Сомбреро и мантильи» в исполнении Рины Кетти.

Этот шум мешал Жану спать и работать. Мы перебрались в другой отель «Аиоли». Его хозяином был один из наших друзей, Ж.П. Хагенауэр. Номера в «Аиоли» со вкусом обставлены, и мы чувствовали себя здесь, как в особняке. Однажды утром к нам в отель зашли мои товарищи, одетые так, будто собрались уезжать, и сообщили, что они мобилизованы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});