Свет во тьме светит. Размышление о Евангелии от Иоанна - Священник Георгий Чистяков

В синоптических Евангелиях Иисус во время Гефсиманского моления произносит слова, знакомые нам по молитве «Отче наш», хотя и в несколько иной форме: «Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (ср. Мф. 26:42; Мк. 14:36; Лк. 22:42). В тексте Евангелия от Иоанна, аналогичном синоптическому рассказу о Гефсиманском борении, тоже присутствует молитва, взятая из «Отче наш». Что такое «прославь имя Твое»? Это то же, что и «да святится имя Твое». Значит, к 6-му псалму можно прибавить еще и молитву «Отче наш». Вот из чего состоит Гефсиманская молитва. Стихи 6-го псалма, полные боли, страдания и муки, передают то, что греки называли «борением». И в Евангелии от Иоанна в наивысшей степени выражено, что это борение, по-гречески — агония, разрешается в славословии молитвы Господней: «Отче наш, Который на небесах…»

Стих «прославь имя Твоё» из 12-й главы Евангелия от Иоанна («Да святится имя Твоё» в привычном для нас тексте молитвы) особым образом напоминает нам псалом 115 (113-б): «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу…» «Дай славу», «прославь» — это то же, что и «да святится». А что значит «да святится»? Наверное, это можно истолковать как «да будет явлено нам во всей святости, во всём сиянии имя Твоё».

Имя Божие — это как бы икона, образ Божий. В древности не было икон. Словесной иконой Бога было само Его имя, то имя, которое не только не следует употреблять всуе, как учит Господь во второй заповеди, но которое вообще не принято было произносить вслух. Человек носил его в сердце, молитвенно взирал на него, а в речи или даже при переписывании текста старался заменять его словом «Господь». Имя Бога воспринимается как святыня. На эту тему много написано, и все же то благоговейное отношение к Богу, которое выливается в благоговейное отношение к Его имени, осмыслено нами недостаточно. Вторая заповедь («Не приемли имени Господа Бога твоего всуе») говорит и о благоговении перед Его именем. В чем, правда, мы не всегда отдаем себе отчет, потому что это чувство досталось нам по наследству, мы к нему слишком привыкли. Мы обычно не очень вдумываемся в смысл второй заповеди, очень важный смысл, потому что через отношение к имени Бога мы прикасаемся к самой сердцевине веры в Бога, к самой сути богопочитания.

Бог являет нам Себя через Свое имя. В третьей главе книги Исход Моисей у купины спрашивает Бога: как имя Твое? Что я должен сказать людям, когда они спросят, кто послал меня? Бог у купины называет Себя Сущим, Тем, Кто есть и будет. Бог произносит это непроизносимое людьми имя не из каких-то эзотерических соображений. И здесь нужно провести грань между этим умолчанием и тем тайным знанием, которое присуще практически всем религиям. Эзотерическое знание есть в античных верованиях — у греков и римлян, оно было в Египте и Индии, есть и у современных эзотериков. Это — знание для посвященных, нечто, скрытое от посторонних, от недостаточно зрелых. Но в Евангелии такого эзотерического пласта нет, как нет его и в Ветхом Завете. Библейской религии, из которой выросло христианство, чужд какой бы то ни было эзотеризм. Имя Божие непроизносимо в силу совсем другой причины — огромного перед ним благоговения.

Один из читателей моей книги «Размышления с Евангелием в руках» в письме возражает против высказанной мною мысли, что христианство начинается с коленопреклонения. Вера наша, говорит читатель, заключается не в чём-то внешнем. Но в этой книге я как раз поясняю, что под коленопреклонением имеется в виду не что-то внешнее, не физическое действие, а то благоговение, которое внешне выражается в том, что человек встаёт на колени. Таким образом он хочет выразить Богу чувство бесконечного восторга и благодарности. Поэт К. Р. в стихах

«Растворил я окно, стало грустно невмочь,опустился пред ним на колени…»

(на этот текст П.И. Чайковским был написан один из самых известных его романсов) передаёт чувство человека, опустившегося на колени перед раскрытым окном, потому что его охватил восторг, хотя и с оттенком грусти, печали. Словом «коленопреклонение» выражается именно такой восторг. Вот в чем смысл древнего и замечательного обычая не произносить имя Бога, не осквернять его устами, а благоговейно вслушиваться в звучание своего сердца. Таким благоговением проникнута молитва Иисуса, которую мы называем — по синоптическим Евангелиям — Гефсиманской и которую слышим в 12-й главе Евангелия от Иоанна.

…Слыша голос с неба, люди говорят: «Это гром». Но из Ветхого Завета мы знаем, что гром — это один из знаков богоявления. По этому поводу можно вспомнить псалом 29 (28), в начале которого говорится: «Глас Господень над водами; Бог славы возгремел, Господь над водами многими. Глас Господа силен; глас Господа величествен. Глас Господа сокрушает кедры; Господь сокрушает кедры Ливанские…» (ст. 3—5). Глас Господень — это гром, и это особенно ясно из еврейского текста. О том же говорится в Первой Самуиловой книге: «Господь сотрет препирающихся с Ним; с небес возгремит на них» (1 Цар. 2:10). Можно привести также два фрагмента из книги Иова, где о громе говорится именно как о способе богоявления: «Вот это часть путей Его, и как мало мы слышим о Нем, а гром — могущество Его, кто может уразуметь?» (26:14); «Слушайте, слушайте голос Его и гром, исходящий из уст Его. Под всем небом раскат его, и блистание его — до краев земли. За ним гремит глас: гремит Он гласом величества Своего и не останавливает его, когда голос Его услышан. Дивно гремит Бог гласом Своим, делает дела великие, для нас непостижимые» (37:2—5). Ясно, что гром здесь воспринимается именно как голос с неба, глас Божий, или Бат-Кол.

…«Душа моя теперь возмутилась; и что Мне сказать?» Этот вопрос можно, наверное, перевести как «у Меня нет слов, чтобы выразить». И далее: «Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел». Этот союз «но», безусловно, взят из синоптического рассказа и здесь означает «да». Так, во французском языке наиболее сильная форма утверждения связана именно с союзом «но». Французы говорят «но да» (mais oui), т. е. «именно да». «Но на сей час Я и пришел», — говорит Иисус, и становится понятно, что Он просит Отца быть с Ним в момент испытания, ради которого все в Его жизни совершается.

Далее, в тексте 31-го стиха, дважды звучит слово «ныне»: «Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон». Мы помним, что слово «ныне» — одно из ключевых в Новом Завете, оно напоминает о том, что парадоксальным образом будущее уже наступило. «Ныне спасение дому сему», — говорит Иисус Закхею (Лк. 19:9). «Ныне будешь со Мною в раю», — говорит Он благоразумному разбойнику (Лк. 23:43). Будущее уже совершается ныне, парадоксально становясь настоящим.

В 14-й главе Евангелия от Иоанна Иисус скажет: «Идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (ст. 30). Славянский текст довольно точно передает греческий вариант по форме, но смысл второй части этой фразы таков: князь мира против Меня ничего не может сделать, против Меня он бессилен. И наконец, в 16-й главе (ст. 11) будет сказано: «Князь мира сего осужден». Это последнее упоминание о князе мира сего живо напоминает восклицание Иисуса в Евангелии от Луки: «Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (10:18).

…Итак, князь мира сего приближается, но он бессилен и будет «изгнан вон». А далее, в 32-м стихе 12-й главы, читаем фразу: «И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе». Это очень важный момент, ибо здесь князь мира упоминается в связи с вознесением Иисуса. Итак, Иисус выходит победителем. Но — через смерть. Смерть, разрушение, тление, чисто физическое разложение — это то главное оружие, которым располагает князь мира сего. Его главная характеристика такова: он ничего не созидает, а лишь разрушает. Смерть по сути своей разрушительна. Разложение, смерть — это биологическое разрушение ткани, формы. Смерть разрушает так, как может разрушать только князь мира сего. Но происходит нечто парадоксальное: смерть, которая несет лишь разрушение, становится созидательной силой, в отличие от любой другой смерти. Это смерть Иисуса.

Она переворачивает все представления о смерти, она оказывается созидательной во всех смыслах. На пороге смерти Иисус мучается и страдает, но в тот момент, когда более всего обнажается Его человеческое естество, Он более всего предстает как Сын Божий, в Нем более всего раскрывается Бог.

В конце 12-й главы Евангелия от Иоанна Иисус трижды говорит о том, что Отец послал Его. Это выражение — «пославший Меня Отец» — уже встречалось нам ранее, в 4-й, 5-й и 6-й главах, а затем встретится и в 21-й главе. Присутствует оно и в 10-й главе Евангелия от Матфея. Это тоже одно из ключевых выражений всего Евангелия. Слово «Отец» и в Гефсиманской молитве у синоптиков, и в варианте Евангелия от Иоанна занимает центральное место. Что же касается 27-го и 28-го стихов 12-й главы, то здесь оно повторено дважды.

«Верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня… Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил… Ибо я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (12:44; 48—49). Здесь страдающий, мучающийся Христос предстает именно как посланный Отцом — шалия. Это слово очень часто звучало в Священном Писании и в еврейской традиции, потому что шалия — это тот посланный, в котором представлена полнота того, кто его послал. Это не просто представитель, но представитель пославшего, тот, кто во всей полноте представляет пославшего. В начале Евангелия от Иоанна это выражено словами «Единородный Сын Божий». Апостол Павел позже скажет: «В Нем обитает вся полнота Божества» (Кол. 2:9).