Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем - Антонина Пирожкова

Ночевали мы в своем вагоне. На другой день к нему присоединили паровоз, и мы поехали на Капорскую ветку. Она проходила через сосновый лес, полный брусники и белых грибов. На каждом мосту этой ветки мы останавливались и производили измерения напряжений. Ставилась задача доказать, что бетон со временем становится прочнее, поэтому, чтобы проследить тенденцию, такие измерения проводились институтом каждый год. Нагрузкой на мост служил наш паровоз.

В свободное время мы отдыхали в лесу, собирали грибы и бруснику. Наш повар варил грибные супы, жарил картошку с грибами, варил и мочил бруснику. Когда работа была закончена, мы уехали в Ленинград, где наш вагон прицепили к рейсовому поезду на Москву, и мы возвратились в институт. Какое-то время мы работали в Москве, а я также составляла отчет о практике.

По выходным дням мы обычно выезжали целой компанией за город в какое-нибудь историческое место, или на речку, или на озеро. Мои хозяева, молодые Валединские, были большие любители путешествовать и хотели показать мне интересные места. Поэтому мы побывали в Архангельском, Кускове, в местах, связанных с Пушкиным, Лермонтовым, Тургеневым. Уезжали с утра и возвращались под вечер, утомленные, но полные новых впечатлений.

Во вторую поездку наша группа отправилась на остров Хортица, где был сооружен металлический мост с большим пролетом. Как и в первую поездку, мы поехали в нашем вагоне и жили в нем всё время, пока производились измерения напряжений. Приборы для таких измерений надо было ставить на верхнем и нижнем поясах ферм и на диагональных стержнях его решетки. Они оказались очень чувствительными и часто не давали показаний, если были поставлены неправильно. Я довольно быстро освоилась с ними, и мои приборы всегда работали. Способность правильно устанавливать приборы зависела от чувствительности пальцев, чего, по всей видимости, не хватало одному из наших инженеров, у которого приборы очень часто не давали показаний. И в таком случае наш руководитель просил меня их переставлять, и мне удавалось заставить их давать показания. Этим умением я прославилась в нашей группе. Однажды, когда мы еще не закончили работы на мосту, к нам приехал известный в инженерных кругах профессор по статике сооружений Исаак Моисеевич Рабинович. Это был невероятно обаятельный интеллигентный человек, в которого я влюбилась. Моя группа заметила мою симпатию к нему и стала надо мной подшучивать. И как-то раз, когда я вернулась в вагон, кто-то мне сказал: «На берегу была найдена шляпа, букетик цветов и записка, адресованная Вам, а Исаака Моисеевича нигде нет». Записку они сочинили, а вот где взяли такую же шляпу, какую носил Исаак Моисеевич, — не представляю. Сначала я удивилась, а потом поняла, что это розыгрыш. Оказалось, что его по каким-то делам вызвали в Москву, и он, не попрощавшись с нами, уехал.

Через какое-то время к нам приехал мой профессор Георгий Васильевич Ульянинский — он должен был инспектировать своих студентов-практикантов. От моей группы Ульянинский получил обо мне самый хороший отзыв. Ему сказали, что у меня есть склонность к научно-исследовательской работе и они хотели бы, чтобы после окончания обучения я стала сотрудницей института. Профессор насмешил всех, выразив восхищение тем, как хорошо я взбираюсь по лесам на самую высоту. На это мои коллеги заметили: «В двадцать лет, наверное, и Вы легко взбирались на высоту». Ульянинский пробыл у нас дня три и уехал, а мы, закончив работу, вернулись в Москву. У своих коллег я почему-то получила прозвище «безбожница с норовом».

В самом конце августа, когда в Москве уже начались дожди, я попрощалась с моей группой, с профессором Стрелецким и другими сотрудниками института и собралась уезжать в Томск. Прощание с молодыми Валединскими и Любочкой было очень трогательным, даже с поцелуями. И погода стояла замечательная, никаких дождей.

Мама, Олег и Борис уже возвратились из Любавичей. Все были довольны поездкой, и рассказам не было конца. Про бабушку мама рассказывала, что она, привыкшая к работе с детских лет, и сейчас выращивает капустную и другую рассаду на продажу. Она очень слаба, и дочери сердятся на нее из-за того, что она не бережет себя, но она их не слушает. Быть может, впервые я узнала подробности о своих двоюродных сестрах и брате, но я была к ним совершенно равнодушна, никаких родственных чувств к ним не испытывала.

Родственников со стороны отца я тоже никогда не видела, он не говорил мне о них. А что он сам мог о них знать, если долгое время в детстве жил отдельно?

В Томске я снова встретилась с Макой и моими друзьями и узнала, что у Аркаши Полянского и Ольги родилась девочка, которой дали оригинальное имя Изольда. Мы все были приглашены на празднование этого события и, следовательно, на пельмени.

Началась моя студенческая жизнь на пятом курсе. Лекций было уже мало, но были еще курсовые проектные работы и, главное, дипломный проект сложного металлического моста. И всё было бы хорошо, но мне надо было зарабатывать деньги для себя и для семьи. Я продолжала жить на Черепичной, 25, надо было платить за комнату. Мы не работали у Молотилова, который строил себе новый дом. Его книга по железобетону вышла летом и состояла из двух толстых томов. Он подарил экземпляр этой книги мне с надписью «…В благодарность за помощь в составлении этой книги». Мои друзья Никитин и Полянский были заняты своими дипломными работами. Единственной возможностью для меня оставалось поступить работать в Тельбессбюро, организованное для составления проектов Кузнецкого металлургического завода. Я подала туда заявление и была принята на должность младшего инженера с окладом 182 рубля в месяц. Но на какую жизнь я снова себя обрекала! У Молотилова мы работали по вечерам и можно было опоздать или пропустить рабочий день. Здесь я должна была работать полный рабочий день, нельзя было ни опоздать на работу, ни пропустить даже несколько часов.

Начальником конструкторского отдела в Тельбессбюро был архитектор Андрей Дмитриевич Крячков, которого я знала — он руководил на нашем факультете отделением архитектуры и у него училась Мака. Он был известным человеком в Томске и вообще в Сибири, так как построил много зданий. Его дом был необыкновенно интересной архитектуры, и на него ходили любоваться. Крячков был также автором проекта здания заводоуправления для Кузнецкого металлургического завода. Это здание имело в плане форму «пифагоровых штанов».

Рабочие чертежи для этого здания мне поручили делать в Тельбессбюро.

Возвратившись к себе после работы, я обедала. Обед по-прежнему приносил мне от мамы брат Борис. От него я и узнавала, как дома обстоят дела, — сама я забегала домой только в воскресенье, и то лишь на короткое время. В институте я появлялась только для консультаций с профессором Ульянинским или для сдачи очередного экзамена.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});