Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Писатель заканчивает рассказ новым неожиданным поворотом. «…Он вырос, этот Джим, — пишет Твен, — женился, имел кучу детей и в одну прекрасную ночь размозжил им всем головы топором». Гротеск служит здесь мостом к большим обобщениям. Оказывается, что, став взрослым, «дурной мальчик» не только убил всех своих родных, но также всякими плутнями и мошенничествами «нажил состояние, и теперь он — самый гнусный и отъявленный негодяй в своей деревне — пользуется всеобщим уважением и стал одним из законодателей штата».
Шутки в «западном» духе, грубоватые, похожие на те, которыми любили угощать своих слушателей легкомысленные юмористы из невадских газет, становятся средством раскрытия существенных сторон жизни. В современной Америке, говорит Твен своим рассказом, написанным в год окончания войны, берут верх дурные люди.
Перед нами иной Твен — более вдумчивый, более критически настроенный.
Лет пять спустя он написал близкий по теме рассказ о «хорошем мальчике, который не преуспевал в жизни». Эта юмореска не так богата содержанием, как рассказ о «дурном мальчике», но и здесь Твен высмеивает ханжество, лицемерие. По существу, его «хороший мальчик» — маленький расчетливый честолюбец, хвастающий своей добродетелью.
Вернемся, однако, к году окончания войны Севера и Юга. Твен написал тогда не только «Рассказ о дурном мальчике», но также и ряд других менее ярких, но все же не лишенных обличительной окраски произведений.
В следующем году появился фельетон «Чем занимается полиция?». Это ироническое повествование о «доблестях» полиции города Сан-Франциско и вместе с тем рассказ о судьбе беззащитного человека в капиталистическом городе. «Разве не добродетельна наша полиция?» — вопрошает писатель. Лавочник проломил голову несчастному бродяге, а полицейские упрятали в тюрьму пострадавшего. Со злой насмешкой Твен говорит: «Разве плохо, что полисмены бросили полуживого человека в камеру, даже не позвав врача осмотреть его рану? Они просто считали, что это успеется и на следующий день, — если только бедняга протянет до следующего дня! Разве плохо, что тюремщик не стал тревожить искалеченного человека, когда два часа спустя обнаружил его без чувств? Зачем было будить арестованного — ведь он спал, а люди с проломленным черепом имеют обыкновение так безмятежно спать… Поэтому, хотя неизвестный и скончался в семь часов утра, после четырехчасового бодрящего сна в тюремной камере, с головой, «рассеченной на две половины, словно яблоко» (так зафиксировано протоколом вскрытия), но какого черта вы лезете обвинять полицию? Вечно вы суете нос куда не следует!»
Писатель все пристальнее всматривался в жизнь. Он писал новые статьи, сочинял анекдоты, гротескные шутки, пародии на модную романтическую литературу, но испытывал чувство недовольства собой, своей работой, городом Сан-Франциско, чуть ли не всей Америкой.
Твен еще не понимал тогда и не мог, конечно, понять, что ждет его родину в послевоенные десятилетия. Но это был трезвый, прямой, здравомыслящий человек, и он хотел видеть действительность такой, как она есть.
Годы Гражданской войны, объединившие лучшие силы американского народа в борьбе за большие буржуазно-демократические задачи, оказали на Твена серьезное воздействие. То время, когда Сэмюел Клеменс мог колебаться между приверженностью к Югу и симпатиями к Северу, кануло в вечность. За период войны этот на первый взгляд легкомысленный весельчак из Вирджиния-Сити научился многому. Он хорошо понял, что рабовладельческий Юг играл в Гражданской войне реакционную роль, что рабство негров должно было быть уничтожено. Твен жаждал справедливых, демократических порядков, хотя и не знал ясно, в чем они должны заключаться. Он требовал лучшей жизни для простых людей, хотя его представления о такой жизни и носили смутный характер. Во всяком случае, он не склонен был мириться с явной бесчестностью, обманом, узурпацией прав рядового человека.
У Твена все чаще появлялась мысль, что неплохо бы уехать куда-нибудь в горы, в лес, побродить вдали от людей.
Пароходная линия соединяла Сан-Франциско с Сандвичевыми (Гавайскими) островами. Там дикая, прекрасная природа, чудесный климат. И люди живут там как-то по-иному, нежели в Калифорнии.
Может быть, отправиться туда?
Вскоре одна из калифорнийских газет послала Твена в Гонолулу в качестве своего корреспондента. Он приехал на острова весной 1866 года, через год после окончания войны. И впервые, пожалуй, за долгое время юморист Твен почувствовал себя счастливым. Все здесь ему нравилось: и вечно голубое небо, и зелень, и таинственные вулканы, и поющие девушки. Здесь листья никогда не вянут и небеса не плачут…
Американские буржуазные биографы Твена много пишут о победе, которой добился писатель за время пребывания в Гонолулу. Он был первым журналистом, проинтервьюировавшим группу американцев, спасшихся после гибели парохода. Его корреспонденция была написана за одну ночь и поспела на судно, отходившее в Сан-Франциско на другое утро. Из Сан-Франциско сообщение было передано по телеграфу во все концы страны.
В период пребывания на Сандвичевых островах Марк Твен добился и других побед, о которых написано гораздо меньше. Несколько недель, проведенных вдали от Америки, помогли писателю яснее, чем раньше, осознать, что именно не нравилось ему в родной стране.
Твен отнюдь не идеализировал правителей островов. Он осуждал королей, попов и феодальных властителей за стремление поработить крестьян. Но писатель увидел немало привлекательного в жизни рядовых туземцев, простых, непосредственных людей. И, сопоставив обстановку, создавшуюся в США, с жизнью на Сандвичевых островах, он пришел к не очень-то радостным для Америки выводам. Опубликованная несколько лет спустя статья Твена «Почему нам следует аннексировать Сандвичевы острова» говорит об этом самым недвусмысленным образом. И заглавие ее и все содержание ироничны.
«Мы должны аннексировать Сандвичевы острова! — восклицает Твен. — Мы можем осчастливить островитян нашим мудрым, благодетельным правлением». Что же на самом деле способна дать послевоенная Америка обитателям «волшебных островов», как назвал их однажды писатель? «Мы можем завести у них новинку — воров, от мелких карманных воришек до важных птиц в муниципалитетах и растратчиков государственных денег, — и показать им, как это забавно, когда таких людей арестовывают, предают суду, а потом отпускают на все четыре стороны — кого за деньги, кого в силу «политических связей»… Мы можем учредить у них железнодорожные компании, которые будут скупать законодательные учреждения, как старое платье, и давить колесами поездов лучших местных граждан, а потом жаловаться, что убитые пачкают рельсы».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Из записных книжек 1865—1905 - Марк Твен - Биографии и Мемуары
- Крупицы благодарности. Fragmenta gratitudinis. Сборник воспоминаний об отце Октавио Вильчесе-Ландине (SJ) - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары
- Харьков – проклятое место Красной Армии - Ричард Португальский - Биографии и Мемуары
- Уорхол - Мишель Нюридсани - Биографии и Мемуары / Кино / Прочее / Театр
- Александр III - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет. 1941–1945 - Александр Свисюк - Биографии и Мемуары
- За столом с Пушкиным. Чем угощали великого поэта. Любимые блюда, воспетые в стихах, высмеянные в письмах и эпиграммах. Русская кухня первой половины XIX века - Елена Владимировна Первушина - Биографии и Мемуары / Кулинария
- Споры по существу - Вячеслав Демидов - Биографии и Мемуары
- Полководцы Святой Руси - Дмитрий Михайлович Володихин - Биографии и Мемуары / История