Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении - Юрий Германович Вебер

ехать в Нижний, отрабатывать службу. И везти еще на выставку вот этот двойник, замаскированный под метеорологический экспонат.

Попов постоял перед своим приемником и сказал ассистенту:

— Прикройте, пожалуйста, Петр Николаевич. Чтобы не запылилось.

Вилла «Грифон». В большой каминной собрался семейный совет. Присутствуют: глава семьи — Джузеппе Маркони, его жена мама Анна, домашний доктор и местный патер — живая совесть обитателей дома. Из младших членов фамилии допущен лишь один Гульельмо. Собственно, он-то и послужил причиной чрезвычайного созыва. И уже второй раз.

Мальчик в своих электрических забавах, как видно, набрел на что-то серьезное. Заставляет действовать один прибор на другой по воздуху, через кустарники и холмы. Говорит о какой-то сигнализации.

Никто из старших не представляет себе, в чем тут истинный смысл. Никто и не спрашивает ни о науке, ни о технической идее. Разговор только о том: а можно ли этим воспользоваться? Да и сам Гульельмо, охотно показывая им опыты, не проявляет никакого желания объяснять и говорить, как все это у него устроено. Когда доктор заикнулся, не показать ли кому-нибудь из ученых, мальчик нетерпеливо взмахнул рукой:

— Ах, эти господа профессора! Они только затеют глубокомысленные дискуссии.

Папа Джузеппе довольно вяло относился ко всей этой истории. Добрый католик и добрый помещик, он был по характеру домосед, разводил племенной скот и больше всего мечтал бы приохотить и сына к тем же хозяйственным занятиям. А тот, видите ли, куда тянет! И папа Джузеппе сейчас соображал: сколько еще эта затея ему может стоить? Патер никак еще не мог решить, угрожает ли эта новоявленная техническая диковинка основам религии, и потому отзывался на все неопределенно; «Конечно… конечно…»

Одна мама Анна занимала твердую позицию. Гульельмо на что-то набрел, не совсем обычное. Возможно, это что-то сулит. И нельзя упускать… Мама Анна была почти во всем противоположна мягкому, рыхлому Джузеппе. Урожденная Джемсон, дитя Ирландии, она сохранила свою веру, свою принадлежность к протестантской церкви и, так же как Гульельмо, выпячивала в домашних спорах свой твердый, непреклонный подбородок. Разведение коров… Разве это занятие для ее сына!

Надо было правильно продвинуть находку Гульельмо и не допустить оплошности. Джемсоны в Ирландии владели фабрикой виски и были приучены к тому, как следует осмотрительно поступать в разных делах.

— Гульельмо должен попытать счастья, — повторяла мама Анна.

Где та почва, на которой может взойти зерно находки? — Италия, — предложил, конечно, папа Джузеппе. Но его превосходительство министр почт и телеграфов ответил на письмо Маркони в столь изысканно-вежливом, но уклончивом духе, что мама Анна получила лишний повод заметить супругу:

— Вот она, ваша Италия!

Желания мамы Анны обращались в другую сторону. Британские острова. Англия. Страна традиционной промышленности и здравого делового смысла. Морская держава с такими обширными колониями. Самый мощный флот. В Англии у мамы Анны немалые связи. И она уж постарается, чтобы интересы ее мальчика не были там ущемлены. К тому же поехать, побывать на родине она никогда не упускала случая. Дух путешествия и перемены мест владел ее воображением.

— Время не ждет! — решительно заявила она.

И взглянула на сына.

Гульельмо стоял, облокотившись на доску камина, выслушивая мнения взрослых. Возбужденный, конечно, этим разговором, но стараясь не выдавать своих чувств.

На него, видно, можно понадеяться… В тех испытаниях, которые он, кажется, сам себе уготовил.

ПРИБОР ПОД МАСКОЙ

Итак, под гром речей, хлопанье фейерверка и шампанских пробок, расцветившись трехполосным флагом, выставка открылась. Всероссийская промышленная и художественная выставка 1896 года. На заречной стороне Нижнего Новгорода, на низком левом берегу Оки, недалеко от ее впадения в Волгу и почти бок о бок с каменными рядами Нижегородской ярмарки, раскинула выставка свою обширную территорию. Там, на этой равнине, среди наскоро сколоченных и пестро разукрашенных зданий и павильонов, вздымая пыль на дорожках, разгоряченный зноем и любопытством, гудел, шевелился, колыхаясь из стороны в сторону, разноликий сбор людей. Жаждущих знания и жаждущих наживы. Взыскующих зрелища и торговых сделок. Занятых делами и занятых делишками. Любознательных и праздношатающихся.

На всех местах, нумерованных и без номера, за изгородями и на прилавках, по стенам и на открытом воздухе было расставлено, развешено и разложено то, чем богатой считалась Россия, чем она хотела отличиться и похвастать. Россия царская, купеческая, ремесленная. Россия промышленного капитала и художественных талантов. Россия ученая и спекулянтская. Породистые рысаки выставлялись здесь по соседству с новейшими машинами, полотнища мануфактур — с полотнищами живописи, всевозможная снедь — с техническими моделями, бассейны для моржей — около бассейна для показа водолазных работ в скафандрах, и горки холодного оружия из Златоуста возвышались рядом с колонной стеариновых свечей трехсаженной высоты… Пестрейшая смесь нового со старинкой. А сомнительных аттракционов и разных фокусов было здесь не меньше, чем толковых показов.

Попов укрывался от всей этой сутолоки за толстыми стенами электростанции, стоящей как бы в стороне, на территории старой ярмарки, у запруды большого отводного капала. Отсюда, из окна своего крохотного кабинетика, видел он гладкую водную муть и листву старых лип.

Шум выставки заглушался здесь ровным гулом работающих паровых машин и динамо. Знакомое и какое-то успокоительное для привычного уха дыхание электрической жизни, но к ритму которой надо было все время прислушиваться, присматриваться. Два десятка машин, снабжающие энергией этот крупный оживленный волжский город, его дома, его улицы, его ярмарку… А теперь еще это всероссийское сборище, именуемое выставкой. Дуговые фонари, гирлянды и грозди лампочек, освещение наружное и освещение внутри, иллюминация и всякие световые эффекты — выставка доила изо всех сил скромную электростанцию. Надо было все время следить за бесперебойностью работы.

Попов то и дело показывался на распределительном пункте станции, где были сосредоточены контрольные приборы, переключатели. Следил за показаниями стрелок, за диаграммами механически пишущих регистраторов. Проверял записи в журнале. Обходил машинное отделение. Машинисты и техники встречали его по привычке под козырек, гаркая, как на корабле: «Здравия желаем!..»

Эта станция в центре России, вдали от флота была все же истинным отпрыском кронштадтского Минного класса моряков — первых электроосветителей страны. Основал ее здесь десять лет назад на площадке Нижегородской ярмарки отставной лейтенант Рюмин, воспитанник Минного класса. Поддерживал строительство генерал-губернатор Баранов, бывший моряк-изобретатель и герой операций на Черном море. Первым инженером на станции был отставной офицер Престин, также воспитанник и преподаватель Минного класса, почти весь персонал — бывшие минеры. А теперь еще Попов вот уже семь лет улучшает и расширяет станцию, привлекая к себе на службу все тех же отставных унтер-офицеров и минеров. Станция в горячие дни работает, как боевой корабль, дымя своими трубами.

Лето