Страсть умеет лгать (СИ) - Арьяр Ирмата

— Мы нашли на складе самый маленький размер шлема, сэр Микаэль, — сообщила она начальству, вытащила из коробки полупрозрачный шлем, похожий на гоночный, и повернулась к Диме: — Позволишь примерить?

Мальчик с радостью подставил кудрявую голову. Глаза его так возбужденно блестели, что он и в пасть акуле сунулся бы. Ассистент Тамара нахлобучила аксессуар, подтянула ремешки, повертела голову мальчика за подбородок и опустила на глаза Димы массивную панель-очки, на ней сразу же засветились символы, и девушка пробежалась по ним пальцами, настраивая прибор. Потом подняла его и подмигнула:

— Готово!

— Спасибо! — поклонился наш вежливый ангелочек.

— Располагайтесь, — Михаил показал на свободные кресла.

Я села в ближайшее, Дима устроился рядом. Михаил подождал, когда ассистент наденет на нас шлемы, закрепит широкие и совершенно невесомые, как будто они сделаны из воздуха, браслеты на руках и ногах и отрегулирует оборудование, потом сел так, чтобы мальчик оказался между нами. Проинструктировал напоследок:

— Дима, помни, что бы ты ни увидел, это не по-настоящему. Тебе прокрутят несколько фрагментов. Если захочешь посмотреть сцену подробнее, скажи “Стой”. Если захочешь посмотреть следующий вариант, скажи “Дальше”. Если захочешь совсем остановить кино, скажи: “Стоп”. Можешь говорить мысленно, датчики уловят сигнал. Всё понятно?

— Да, — шепнул Дима, и ассистент опустила на его лицо щиток.

Потом Тамара подошла ко мне, на глаза надвинулся прибор, оказавшийся совершенно прозрачным изнутри и даже не ощущался на глазах, собственно, как и сам шлем. Скосив глаза, я могла увидеть и свои, и Димины руки, лежавшие на мягких подлокотниках кресла.

Встав перед нами, ассистент с улыбкой начала отсчет: “Один, два, три…”

На счет “семь” зал перед глазами исчез…

… и я увидела лето — двор нашей облупленной пятиэтажки с высокими березами, тополями, белым пухом, запутавшимся в траве и вечно разрытой канавой. Такая привычная картина. В нашем дворе каждое лето раскапывали и ремонтировали трубу отопления.

Но что было совсем необычным — по двору бегал светловолосый ангелочек, наш Димусик, бегал на своих здоровых ножках и оглушительно смеялся.

“Стой!” — коснулся слуха потусторонний, задыхающийся от счастья шепот маленького зрителя.

И сцена развертывается, охватывая больше пространства и подробностей. На лавочке у подъезда сидит бабушка Анна и читала толстую, как “Война и мир”, книгу.

— Ба, смотри, я охотник!

— Да-да, вижу, Митенька. В канаву не свались, ножки сломаешь, — Анна Афанасьевна, не отрывая взгляда от книги, переворачивает страницу.

— Мяу! — пищит в кустах, и Митенька кидается на звук со всех ног.

— Ба, смотри, котик!

— Не трогай, у него глисты и блохи!

Но мальчик уже тащит из зарослей маленький серый комочек. Котенок извивается и отчаянно верещит, — так сильно его сжимают крепкие и загорелые руки хохочущего мальчика. Извернувшись, котенок цапает его за палец. На коже проступает капелька крови, а лицо ангелочка искажается невероятной злобой.

— Аааа! Он меня укусил! — орет Митенька.

— Брось каку! — подскакивает Анна Афанасьевна и роняет книгу.

Малыш бежит к наполненной водой канаве и с размаху швыряет несчастное животное в наполненный водой ров.

“Дальше! Не хочу это смотреть! Плохое кино! Дальше!” — закричал рядом Дима, который всегда трепетно относился к любому зверьку.

Но дальше следует череда однообразных и таких знакомых картинок: Дима на коляске, Дима, ковыляющий по квартире, Дима с книжкой за столом, заставленным коробочками и баночками лекарств… Дима с мертвенно бледным, осунувшимся лицом и закрытыми глазами и… я, рыдающая у его постели.

И я понимаю, что если не остановить это страшное кино, то следующей сценой будет крест на маленькой могиле. И уже настоящие слезы наворачиваются на глаза, размывая картинку.

“Дальше, дальше, дальше!” — непрерывно шепчет детский голос в голове, и в нем уже чувствуются нотки отчаяния.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Высокий, стройный и сказочно красивый блондин в безукоризненно сидящем дорогом костюме выходит из такси и идет по улице.

Ему, наверное, столько же лет, сколько мне сейчас, и его черты лица отдаленно напоминают моего племянника. Вот только выглядит он так, словно никогда не страдал никакими болезнями, тем более, врожденнымию Сильное, тренированное тело, отточенные движения, легкая походка и на лице — непередаваемое выражение довольства жизнью и миром.

— Митя! — окликает его женский голос. — Митенька!

Молодой мужчина поворачивается, за его взглядом следует невидимая камера, отъезжает и показывает сцену немного сверху, слегка раскачиваясь, так, словно камера вмонтирована в глаз сидящей на ветке птицы.

К красавцу бежит улыбающаяся, невзрачная по сравнению с ним девушка с полурассыпавшейся русой косой. Блондин отворачивается и продолжает путь. Похоже, он направляется в модный мужской бутик. В нашем городе такого точно нет. Впрочем, мы же тут видим альтернативное будущее, судя по возрасту двойника Димы.

— Митя, подожди! — бежит за ним девчонка. Одета она так же неброско, как и ее внешность. Как-то… провинциально. Такое бесформенное платье в мелкий цветочек не надела бы даже моя бабушка.

Она догоняет парня и хватает его за рукав. Тот останавливается, с брезгливой гримасой отцепляет ее тоненькие пальцы и презрительно бросает:

— Не смей меня трогать!

— Митенька, но как же… Ты же… я…

— Я же сказал тебе — все кончено. Ты мне не интересна. Я тебя никогда не любил. Хватит меня преследовать!

— Митя! — ахает девчонка. И снова цепляется за его руку. — Я люблю тебя, жить без тебя не могу!

Он пытается вывернуться, но несчастная повисает на его руке, глотая слезы.

— Пожалуйста! Митенька, пожалуйста! Ты обещал!

И отлетает от размашистой пощечины, падает на асфальт.

— Пошла вон! — багровеет от злости красавчик, в котором уже нет ничего красивого. Кривится самодовольное лицо, брызжут слюной капризные губы. — Ты мне отвратительна!

Он отворачивается и быстрым шагом устремляется к сверкающим огнями стеклянным дверям бутика. И не слышит, как девчонка шепчет разбитыми в кровь губами:

— Ты обещал… Я беременна, Митя… Как же я теперь…

“Дальше! Это не я, я не мог вырасти таким!” — бьется в ушах рассерженный голос Димы.

И снова мелькают безнадежные картинки жизни маленького калеки. Иногда он выглядит года на три старше, но не больше. И вдруг меня до пронзает непереносимая догадка, что вероятности, где парализованный Дима доживет хотя бы до десяти лет, — не существует. Это так жестоко, что мне самой хочется заорать: “Хватит! Стоп!”. Но я — лишь беспомощный наблюдатель.

Если я так устала, то что сейчас происходит с Димой? Каково ему это смотреть?

И вдруг я каким-то невероятным образом слышу голос Михаила: “Для него это игра, он иначе воспринимает увиденные вероятности, не всерьез. Но он устал. Перерыв!”

Ассистентка подняла щиток с моего лица, протянула высокий стакан с укрепляющим чаем. Повернув голову, я увидела, что бледный и очень серьезный Дима в соседнем кресле пьет молочный коктейль с сиропом, а перед ним сидит на корточках Палыч и что-то говорит так тихо, что невозможно разобрать слов. Я заметила, как намокли колечки кудряшей на виске ребенка и окончательно распереживалась. Имеем ли мы право подвергать ребенка такому испытанию? Если невозможно изменить судьбу, то зачем о ней знать?

Почувствовав мой взгляд, Дима повернулся и громко отчеканил:

— Если в том кино обо мне не будет тебя, мам Эль, то я больше не стану его смотреть.

— У него дар, точно вам говорю, сэр, — пробормотал Палыч, встав с корточек. — А значит, существует вероятность, где он…

— Стоп, — оборвал его управляющий. И тихо добавил: — Не сбивайте поиск. Выбор должен быть чистым. И окончательным, — на этих словах он почему-то взглянул на меня так пронизывающе, что я поежилась от озноба. На что он намекает? Что хочет сказать? Ведь сейчас Дима выбирает свое будущее, свое место в Мультивселенной. Разве нет?