Шепчущие никелевые идолы - Глен Кук

– Твои руки теплые, ему это нравится. Поэтому он делает так, что тебе хорошо.

У меня теплые руки? Расскажите это Тинни!

– Как насчет небольшого намека?

– Он похож на яйцо, так? Это потому, что это и есть яйцо.

– Что? – мысль старины Гаррета порой бывает быстрее ледника.

– Дружище, к тебе попало яйцо птицы Рух. Уж не знаю, зачем кому-то понадобилось вышибать им тебе мозги, но…

– Отлично придумано, черт побери! Ну конечно, если камень в форме яйца, значит, это и есть яйцо! А потом из него вылупляются малютки-булыжники.

– Рух. Огненная птица. Спалит твой дом вместе с тобой за полминуты, если яйцо коснется огня и она вылупится.

– Огненная птица? Я всегда думал, что огненная птица – это феникс.

– Без разницы. На твоем месте я бы сейчас бегом побежал на улицу и проверил, далеко ли я смогу зашвырнуть его в речку. Там в грязи ему будет хорошо и прохладно.

– Но птицы Рух большие! Они могут унести мамонта.

– Преувеличение. В окрестностях Йимбера есть четыре вида, и самые большие унесут разве что ягненка или небольшую собаку. Людям кажется, что птицы большие, потому что люди так спешат побыстрее оказаться в укрытии, что у них нет времени рассмотреть повнимательнее. Самые маленькие птицы Рух размером ненамного больше воробья – порскают взад-вперед, как колибри. Это твое яйцо – от птицы, которую называют «райским фениксом». Она похоже на фазана в клоунском наряде.

– Как попугай?

– Ярче. Они пестрые, как шлюхи. Из-за этого на них так много охотятся – ради перьев.

– Как же это возможно – охотиться на птицу Рух, да еще вытаскивать из нее перья?

– А как в том анекдоте: осторожно.

Я окинул его недоверчивым взглядом. Он увел меня в сторону от расследования в области сравнительного религиоведения.

– Моя мать иногда говорила о чем-нибудь: «редкое, как яйцо птицы Рух». Или еще «как жабий мех» или «куриные зубы».

– Яйца птицы Рух попадаются чаще, чем куртки из жабьего меха, но они все же не валяются под ногами. Особенно большие. Чтобы разорить гнездо феникса, нужно редкое сочетание: отчаянная храбрость и откровенный идиотизм.

– Кажется, я знаю пару подходящих парней…

– Вот-вот. Среди А-Лафовых пономарей полно храбрых идиотов, но дьяконы – это те парни, которые говорят им, что делать, – не стали бы терять людей из-за такой ерунды. У тебя здесь настоящее чудо, друг мой. Представить не могу, как кто-нибудь из них мог раздобыть такое яйцо. Разве, может быть, когда они грабили храм А-Лат – у нее их было навалом.

Старый ББ прервался, чтобы оросить свои трубопроводы доброй полупинтой вина.

– А я думал, что тот мертвый солдат был последним из своего племени.

– Ты же не побежал захотеть… не захотел побежать… черт. В общем, у нас в строю новое подразделение. Выдержано в бочонках с прошлого Седонина дня.

– Чего?

– Седонина дня – священного дня, посвященного Имнамику. Это было позавчера… Парень, говорю тебе, если бы это было мое яйцо, я бы выскочил наружу и закинул бы его как можно дальше. Пусть себе лежит где-нибудь там, в холодной-холодной глине…

Я не обращал внимания на его болтовню, которая на сто процентов состояла из абсолютной чуши. Но это навело меня на некоторые мысли…

– А что, если бы я захотел убить кого-нибудь, напустив на него огонь?

Лицо ББ еще больше побагровело.

– Слушай, проныра, у меня не так уж много денег, но я не из тех, кто…

– Я вовсе не собираюсь никого убивать! Просто я хочу выяснить, отчего они умирают. Это еще одно дело, которым я интересуюсь – загорающиеся люди.

Я вкратце объяснил ему, что к чему, не называя имен.

– Да, я вижу, почему ты мог бы подумать на яйца птицы Рух, если бы слышал о них прежде… Но только твоей жертве пришлось бы тебе помочь. И главное – зачем вообще это нужно? Есть и более легкие способы убивать людей. Хотя это действительно похоже на какое-то колдовство… Поищи какого-нибудь огненного чародея, у которого не хватает летучих мышей на колокольне. Или непризнанного гения-пиромана, которого еще не заметили эти кошмары с Холма. Может, какой-нибудь беженец…

Последняя бутылка, появившаяся из ниоткуда, обладала, очевидно, особенно мощным воздействием. У ББ начались трудности с выговарнваиием слов. Еще немного, и он перейдет к языку, непонятному ни для кого, кроме самого Биттегурна Бриттигарна.

– Может быть, это кто-нибудь, кто обнаружил свои способности лишь недавно и думает, что сможет держать их в тайне? Кто-нибудь с особенно темным даром?

– Вот-вот, капитан. Держи курс куда надо и будешь там!

Похоже, мы уже приближались к стране хлопка одной ладони.

– Помогите мне еще немного, пока вы еще в состоянии, пастор. Мне нужно узнать побольше о культе А-Лат. Вы сказали, что его уже не существует. Но я знаю одну девочку, которая говорит, что она верховная жрица А-Лат.

Все внимание Биттегурна Бриттигарна было сконцентрировано на том, чтобы донести бутыль с вином до рта без существенных потерь по пути. Я спросил:

– Каким образом яйцо птицы Рух превратилось в снаряд, предназначенный, чтобы вышибить мне мозги?

И если это действительно было яйцо, почему оно твердое, как камень?

– Не знаю, парень. Спроси того пария, который его кинул.

Это входило в мой список. Если Блок с Релвеем не будут против. ББ быстро ускользал от меня.

– А эта банда А-Лафа – зачем им реставрировать Бледсо?

Он не был местным уроженцем; ему пришлось объяснять, что такое благотворительная больница.

– За последние пятьдесят лет никто, кроме претендентов на имперский престол, не вложил в Бледсо и медного гроша. – (Большое преувеличение. Бледсо – единственное благотворительное учреждение, питаемое от благосостояния Танфера. Но сейчас это не имело значения). – Я действительно очень хочу знать, зачем они замуровывают в стены этих металлических животных.

Биттегурн Бриттигарн сделал очень, очень долгий глоток.

– Это все страдания.

– В каком смысле?

Глаза жреца закрылись. Когда они открылись вновь, их выражение ясно говорило: «Как, ты еще здесь?». Он ничего не сказал – возможно, просто не мог. Но теперь я уже имел несколько интересных направлений для дальнейшего расследования.

– Я очень ценю, что вы уделили мне время, оторвавшись от своих занятий. Мне пора идти – мама, наверное, уже волнуется.

Он не ответил, если не считать ответом вытекшую изо рта струйку слюны. За какие-то полчаса трезвый, дружелюбный, хотя и уклончивый человек превратился в слюнявую развалину.

– Страдание, – повторял он. – Они питаются страданием.

Жрец сполз на пол, привалившись спиной к стенке, предварительно позаботившись, чтобы новая бутылка была под рукой и несколько других в зоне досягаемости. Он принялся бубнить песню, то ли на каком-то литургическом диалекте, то ли на том кошмарном наречии, которое знакомо лишь тем, кто находится в необходимой степени опьянения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});