Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он хотел сказать.
Но не мог говорить с Центром, поскольку что бы Центр сделал? И ему нужно было получить что-то от Слабого Эха, и он не собирался вливаться в Слабое Эхо во сне, чтобы получить, что бы там, как он обнаружил, он ни хотел.
Рассвет углубил цепи трубок. Там было то, что, уходя далеко назад к женщине на ночном плато или к его безумию и громоздящейся, выкручивающей головной боли при прощальных словах Въедливого Голоса, было чудесным: дело в том, что потоки в трубках двигались в двух направлениях. Они питали его через опытные грядки. И также выходили из него.
И зная, что он почти что готов столкнуться с новым ростом, какой теперь следовало увидеть после этой ночи, которая иногда, казалось, заключает в себе много ночей, он был Уклоненным полем мчащихся независимых частей или зияний, желая сказать Въедливому Голосу, что Солнце, несомненно, тоже выходило из него, из Имп Плюса, — так сильно желая, чтобы его отозвали от слов меньшей зеленой комнаты для того, чтобы он, возможно, отыскал способ использовать Концентрационную Цепь для общения с собой: но слова произнес не Въедливый Голос, — они были сказаны Имп Плюсом, а затем Въедливый Голос тихо добавил: «Воля ваша», — точно так же менее года спустя он тихо отразил слово Хорошего Голоса восстановление.
Разрешение Хорошего Голоса прощупывало серединную грядку известного тела Имп Плюса, но, главным образом, через будущего наблюдателя в дюнах с его темными очками, отражавшими то, где один известный Имп Плюс встретил известную женщину с кожей, которая никогда не будет его, но, если он с достаточной силой захочет, может у него появиться.
Он ощущал, как в нем пробуждаются известные. Известные солнечные панели над известной потребностью энергии известного проекта.
Но известное, разделенное на известное, давало непредвиденный прирост.
Вызывала Земля, но Имп Плюс нащупывал пальцы Солнца, которые были и его пальцами тоже. Но не его старые, не те, что сошлись воедино из космоса, чтобы сделать пергаментный глянец перекрестий, поименованный ладонью его руки.
Новые пальцы Солнца и его самого. Тракты неизвестного начинались с лишения мозга.
Или что пришло к нему, как нездоровое тело над нездоровым желанием, известное над известным, о каком он думал, но не так: поскольку нездоровое желание была не просто в том, как Операция Проекта по солнечной энергетике «Путешествовать по свету налегке» раньше использовала его из доброты своего голоса — это нездоровое желание было и его тоже. Желание, чтобы весь этот дым впал обратно во Въедливый Голос, и тот им подавился, и только из-за того, что Въедливый Голос ему не улыбнулся, как Хороший Голос, к которому у Имп Плюса, должно быть, имелся другой и незнакомый огонь ненависти.
Желание уже встретило Солнце. Дуги люмена и люмен глюкозы выкатились не из Имп Плюса и не из Солнца, а из их смешения, что было глубже касания.
Возле переборки на плаву держалось смещенное полушарие. Когда он прежде увидел мерцание его сегмента в темной ночи капсулы, он припомнил картину Земли, и подумал, что видит то, о чем не думал раньше: полушарие ему не внимало.
Земля могла вызывать бесконечно.
Земля разбудила Слабое Эхо.
То, что сейчас видел Имп Плюс в свете зари, было больше, чем он видел раньше, и в спазме разворачивающейся премоторной расщелины он был рад, что Земля не знала.
Имп Плюс увидел себя.
8.
Себя.
Он обнаружил это у себя на рту и в своем дыхании. Себя. Что-то в нем всем. Но сейчас он не был уверен. Он видел, что ощущал это себя в мозгу. Но где это сейчас? В слишком многих центрах.
И было сдвигание, как вычитание массы суши, так что два или больше морей, что прежде были разделены, слились вместе. Что произошло с этим себя?
Затем оно отвалилось во влажные мышцы света. Он видел их из этой расщелины-складки, которая была довольно сквозной. Видел с углами самой складки. Ее углы распростерлись, пока он ими смотрел.
Постой.
Он не стал.
То есть не стал бы. Если бы он не постоял, пошел бы он тогда?
Он был Имп Плюсом, и до Имп Плюса у него не было имени. Но он не был растением. По слову слепого продавца газет, который сказал, что не желал быть просто растением.
Имп Плюс давал свет, хотя и не был зарей. Его свет отвечал Солнцу и исходил от Солнца. Но больше, поскольку он направлялся и к Солнцу и был тем, что Имп Плюс делал. Он не был зарей, но существом, которое не похоже на зарю и в то же время ею его называли. И более ранние тени его тела на переборках капсулы — он знал тело — раньше походили на зарянок. Крыльями и хвостами, не движением.
Но в тенях было движение. И больше чем красное свечение в точках вокруг тела, которыми он пользовался, чтобы смотреть на красное. Он помнил призраки красных клеток; не с зелено-белой доски, где Въедливый Голос чертил карты, что могла быть впереди, а из своей собственной мысли, — он думал тогда о призрачных клетках, где нет красного, поскольку красное дышало. Красное ли тлело тут в точках?
Морская звезда. Стоящая женщина тогда сложилась, чтобы наклониться и взять ее песчаные руки и ноги из-под воды, и он ощутил ее жесткую плоть и положил обратно в воду. Теперь морскую звезду было трудно разглядеть. Он мог бы разобраться в себе, если бы попытался не видеть движение в собственных конечностях перепончатых Мембран; но морской звездой он не был.
Он притянул части своего взора из разных, свитых расстояний, думал он; но захотел лишь после того, как увидел, что они пришли сами по себе, хотя всегда были им самим, поэтому он и притянул. Притянул их так, что, используя их вместе, чтобы рассматривать окно, мышцами или расщелиной-складкой, он обнаружил, каждый из них был радиусом какого-то цвета: бриллиантово-бурым (от мембраны-костяшки согнутой к переборке), склонившихся оливок (изнутри мозга, где пересекались старые пути глаз), или голо красных (где сухожилие сокращения решало утреннее Солнце): поскольку радиус цвета не везде одинаков, видел он. Это стянуло определенные части его зрения воедино в
- Люди с платформы № 5 - Клэр Пули - Русская классическая проза
- Тернистый путь к dolce vita - Борис Александрович Титов - Русская классическая проза
- Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов - Любовно-фантастические романы / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов - Русская классическая проза
- Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником - Лиза Таддео - Биографии и Мемуары / Семейная психология / Русская классическая проза
- Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин - Классическая проза / Русская классическая проза
- Том 6. Живые лица - Зинаида Гиппиус - Русская классическая проза
- Пообещай мне весну - Мелисса Перрон - Русская классическая проза
- Снизу вверх - Николай Каронин-Петропавловский - Русская классическая проза
- Родительская кровь - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза