Завгар (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер"

– А что там? – слегка заинтересованно спросила завхоз, соизволив-таки проявить некоторое участие в вопросах ревизии.

– Там счета из бухгалтерии. За последние три года. Всё, что закупалось для гарема.

– А чего просто не взял остатки по складу?

– А нету склада, – развёл я руками. – Вернее, фактически-то он есть, но нет подотчётного лица, что вело бы учёт и контролировало движение материальных средств.

– Хм… – крупная дама, дёрнув бровью, посмотрела сначала на Гиржовскую, затем – на Марченко, после – снова на меня. – Интересно. Хоть кто-то мало-мало разбирающийся появился. Сталкивался с подобным раньше?

– Да нет, – деланно отмахнулся я, – в сети поискал. Инструкцию по ведению складского хозяйства, должностную инструкцию материально-ответственного лица, кое-что по порядку проведения инвентаризации. В общем, нахватался по верхам.

– Прямо читал? – усомнилась женщина.

– Конечно, – заверил я. – Дословно по пунктам не учил, конечно, но основное уловил.

– А парень-то не дурак, – с лёгким смешком констатировала завхоз, опять посмотрев на Гиржовскую. – Может, и вправду порядок удастся навести.

– Шибко умным тоже быть вредно, – всё так же недовольно откликнулась Мирослава. И чего она сегодня такая вредная?

– Так, – вновь обратился я ко всем. – Уважаемая комиссия, предлагаю пройтись по гарему и отметить, что в наличии, а чего нет.

И мы пошли.

Я уже говорил, что занятие это до крайности нудное и скучное? Нет? Ну так вот, подтверждаю, ничего нет хуже, чем пересчитывать барахло, искать по счетам и заполнять инвентаризационную ведомость. Монотонно, терпеливо, разгребая несортированное, как попало разбросанное барахло.

Нет, по комнатам, где наложники жили группами по шесть человек и до недавнего времени жил и я, отбились более-менее быстро, но стоило нам вскрыть помещение, когда-то давно определённое под склад, как мы упёрлись буквально в вековые залежи вещей.

К тому времени, правда, что Гиржовская, что Марченко нас покинули, отговорившись срочными делами, и мы остались с Лебедевой одни.

Сидя на тюках с ещё даже не распакованным постельным бельём, которое, судя по счёту, было закуплено аж два с половиной года назад, я с раздражением хлопал пачкой бумаги по ладони, ожесточённо приговаривая:

– Ну что за бардак, Вероника Матвеевна, – именно так звали Лебедеву, – что за бардак! Это же уму непостижимо! Пересортица страшнейшая!

Та, присев на соседнюю кучу тряпок, с одобрением смотрела на меня и кивала в такт. Мои слова находили у неё полное одобрение. Мы вообще как-то быстро нашли взаимопонимание. Может, потому, что я лез во все укромные закоулки, выволакивая давно забытое барахло. Чихая от пыли и чертыхаясь от паутины, но всё равно продолжая упорно выполнять поставленную задачу. Видимо, такая самоотверженность растопила даже её чёрствое сердце, и чем дальше, тем всё более в унисон мы сыпали проклятиями на голову того, кто это организовал.

– А бумага туалетная! – я пнул покатившиеся в сторону рулоны. – По счетам её столько, что и за десять лет не расходовали бы.

– Вот только тут её немного, упаковок тридцать всего, – расстегнув пару верхних пуговиц блузки и обмахиваясь журналом, ответила завхоз.

– Хочешь сказать, что в гареме такие засранцы живут, что смогли за три года израсходовать, – я снова заглянул в записанное на бумаге от руки количество, – две тысячи восемьсот упаковок?! Это двадцать восемь тысяч рулонов – при нормативном расходе в полтысячи в год. Где ещё двадцать шесть тысяч?!

– Мда... – выдохнула Лебедева, облизнув пересохшие губы. – Как-то чересчур.

– Чересчур?! – я подскочил. – Да здесь налицо умышленное хищение материальных ценностей! Я разберусь, точно говорю. Найду того, кто это сделал, он эту бумагу у меня жрать будет. Кто бы это ни был. Да и бумага – двухслойная! А в счетах трёхслойная! Я этого так не оставлю!

Вскочил, не в силах усидеть на месте. Полыхая гневом, прошёлся по складу, провожаемый внимательным взглядом завхозши.

– И это только бумага. А где унитазы?! Унитазы где итальянской фирмы “Писсио Ккакалли́”, я вас спрашиваю?! Двадцать штук! Когда в туалетах до сих пор саратовский “СамСрам” стоит! Ох они у меня попляшут… – погрозил я кулаком в сторону двери, а Лебедева, задышав глубже, пуще прежнего принялась обмахивать вспотевшее лицо. – Жарко тут? – участливо спросил я, обратив внимание, что у той покраснела даже шея. – Может, прервёмся, выйдем?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Жарко… – ответила женщина чуть невпопад и расстегнула ещё одну пуговицу, открывая ложбинку между полных грудей.

Момент, когда меня внезапно начали целовать, я пропустил. Просто вдруг в один миг опрокинуло на ворох одежд, и я почувствовал жадные разгорячённые губы женщины, остервенело принявшейся срывать с меня одежду.

Она на секунду оторвалась, чтобы влить мне в рот пузырёк с зельем, а затем вновь накрыла его своими губами.

Прижатый весом немаленькой завхозши, я едва мог пошевелиться.

– Вероника Матвеевна…

Но тут она, почувствовав, что я уже готов, резко села сверху, и я застонал:

– О да, Вероника Матвеевна...

На прошлый раз, когда я её ублажал, так сказать, в порядке очереди, было совсем непохоже. Тогда между нами случился рутинный секс, словно она занималась физкультурой, да притом из одних лишь соображений пользы для здоровья. Здесь же происходил шторм, ураган, не меньше. Она скакала на мне с частотой отбойного молотка, мощными ударами вбивая в кучу тряпья.

Наконец, минут через пятнадцать интенсивной долбёжки, она с протяжным рыком кончила и отвалила. Тяжело дыша, отошла, натянув приспущенные трусы, уселась снова напротив, смахнула пот и, пошарив в карманах, достала и кинула мне дозу антистояка.

– Предусмотрительно... – протянул я, садясь и ловя пузырёк. Выпил. Дождавшись, когда возбуждение спадёт, натянул штаны, задумчиво глянул на завхозшу.

– Что смотришь? – хрипло пробурачала та, угрюмо зыркнув в ответ.

– Да так, – усмехнувшись, я пожал плечами, – просто меня ещё ни разу не опаивали насильно. Вот, пытаюсь осмыслить.

Женщина отвела глаза, достала откуда-то пачку сигарет, вытащив одну, зажала фильтр зубами, но так и не зажгла, лишь помусолила во рту и со вздохом убрала обратно.

– И почему? – спросил я, внимательно рассматривая Лебедеву.

Та опять вздохнула, но ответила, чуть помедлив, в пустоту:

– Ты парень, к тому же красивый.

– Не удержались… и, плюнув на приличия, решили меня изнасиловать, – я скептически хмыкнул, – просто потому, что я красивый парень?

– Не только… То, как ты себя вёл, твои разговоры, твой гнев и, наконец, то, что мы тут одни – это меня так завело, что я просто не смогла удержаться.

– Понятно…

Женщина вновь покосилась на меня:

– Жаловаться к боярыне пойдёшь?

– А должен? – поинтересовался я, действительно пытаясь решить, что делать в такой нестандартной ситуации. Причём всё произошло настолько неожиданно, что секс-фу, которое теоретически помогло бы от завхозши отбиться, я не то что не успел применить – я про него даже не вспомнил, ошеломлённый таким натиском.

– Ну, ты же теперь фаворит. А я, значит, покусилась…

– Дело не в том, что я фаворит или ещё кто, – сказал ей, заправляя рубашку в штаны. – Будь даже я обычный наложник – всё равно. Насилие – это не вариант. Вы должны были сначала хотя бы спросить, хочу я этого или нет.

Завхозша лишь фыркнула:

– Как будто кто-то из вашей братии когда-то этого хочет.

– Ну почему же? Я, например хочу, – спокойно ответил ей, – и очень может быть, что ответил бы “да”.

Она чуть прищурилась, а я поднялся и, подойдя почти вплотную, глядя на неё, сидящую, сверху вниз, произнёс:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– У меня тоже есть желания, как и у других. Запомните это.

Вернувшись назад, сел. Чуть подумав, решил:

– Пока я ничего и никому говорить не буду. Не в моих правилах чуть что бегать ябедничать.

– А взамен? – спросила Лебедева.

– А взамен, дражайшая Вероника Матвеевна, вы выполните одну мою просьбу. Какую и когда – пока не знаю.