Точка разлома - Андрей Ливадный

– Когда я впервые появился в твоих снах? Что происходило? Попробуй вспомнить.

– Мне не нужно пробовать. Я помню! – Яна нахмурилась, две вертикальные морщинки появились на лбу. – Некоторое время тому назад… – Она говорила медленно, подбирая слова. – Я не знаю, сколько. Не пришло в голову вести календарь. Я ведь какое-то время думала, что осталась совершенно одна. Смирилась с этим. Как с облаками, закрывающими обзор, и с отсутствием выхода из здания. – Она сбилась с мысли. – Однажды… Я уснула. Сон был обрывочным, странным. Он больше не повторялся. Никогда.

– Расскажи о нем.

– Мне было страшно. Я не понимала, кто я. Куда-то бежала, продираясь через металлические кусты. Потом были руины. Широкая улица, кое-где заваленная обломками. За мной кто-то гнался. Но теперь я понимаю, что видела мир твоими глазами! Ты прятался. Тебе было больно. Внутри – только пустота и ненависть. Что-то страшное случилось с тобой. Что-то поселилось в тебе. Убивало изнутри[15].

Макс поежился, будто стоял на ледяном ветру.

– Вспомни детали. Ты сказала, что я бежал через руины. Запомнила какие-нибудь подробности?

Она задумалась, затем кивнула.

– Помню два очень высоких здания. Между ними – рухнувший пешеходный мост… И еще – странное существо, такое низкое, уродливое. Оно преследовало тебя.

– А дальше?

– Всё оборвалось. Я проснулась.

– Ты сказала – сон не повторялся?

– Нет. Я тогда сильно испугалась. Я ведь очень редко видела людей. Сюда несколько раз пытались прорваться какие-то «егеря». И еще мое убежище часто атакуют машины. Но никто не может проникнуть внутрь. Хотя мне становится страшно. Я даже отыскала оружие, чтобы… – Она запнулась.

– Почему тебе страшно?

– Они… злые.

– Егеря?

– Да. Я чувствовала их мысли, знала, что они сделают со мной, если найдут способ проникнуть внутрь убежища. А механоидов часто забрасывает сюда пульсациями. Они всё крушат. Но я превращаю их в лужи металла. Сначала было очень страшно, потом привыкла, научилась жить в мире грез. Мой нанокомп стал частью организма. К тому же внизу на полках магазина полно виртуальных книг. – Яна села, облокотилась о край стола. – После того, первого, сна мой мир начал разрушаться. Я стала видеть окружающее. Обрывочно и смутно. Ты не появлялся очень долго. Несколько недель или месяцев. Потом однажды я увидела тебя со стороны. Ты шел мимо извергающих лаву сопок. После этого сны стали приходить чаще. Но я не смогла вычислить систему. Видения появлялись не каждую ночь, без определенных промежутков. Иногда длинные и подробные, но чаще обрывочные, короткие. Это поможет что-то понять?

– Да. – Максу хотелось просто смотреть на нее. – Хорошо, что в твоих снах нет системы. Я редко сплю. И чаще урывками. Есть важный вопрос. Вернее, два вопроса. Ты сказала, что начала видеть мир. Как?

– Спонтанно. Не во снах. Чужими глазами. Сначала мне было очень страшно, но постепенно я свыклась.

– Ты видишь мир глазами других людей?

– Нет, Макс. Глазами… машин.

– Уверена?

– Это сложно объяснить. Зрение становится черно-белым. Иногда у меня получается управлять тем существом, чьими «глазами» я вижу окружающее. Иногда – нет. Но я научилась контролировать такие приступы. Блокировать их или вызывать нарочно.

– Мнемотехника…

– О чем ты?

– Это способности мнемотехника.

– Не понимаю, Макс.

– Не важно. Долго объяснять. Главное в другом: теперь понятно, что мы не «снимся» друг другу. Ты, как и я, глубоко инфицирована скоргами. Наши расширители сознания устанавливают контакт, используя информационное пространство техноса.

– И что это означает, Макс?

Она замерла в напряженном ожидании ответа.

– Это означает, что я найду тебя.

…

Макс вздрогнул, просыпаясь.

Брезжил рассвет. В душе звенела туго натянутая струна.

«Я найду тебя…»

Он вдруг понял, сколь страшный смысл заключен в данном обещании. Теперь, поняв технику процесса, поверив в существование Яны, он с внезапной горечью подумал: а что будет дальше?

«Найду и выведу из этого загадочного, непостижимого, тесно охваченного аномальными энергиями убежища, заберу из устойчивого мира грез, сюда, в адские пространства?»

Перед глазами дрожали ее черты.

«Повзрослевшая девочка, все еще верящая в любовь… Я научу тебя выживать и убивать?»

И вдруг его осенило: Светлый Тоннель! «Как же я мог забыть о нем?!»

Сердце бешено стучало в груди. Максим заставил себя успокоиться.

«Только без нервов. Это шанс. Шанс вывести Яну во Внешний Мир.

Она сказала – егеря! Значит, ее убежище где-то в Новосибирской зоне!»

Все нити последних событий так или иначе вели туда, к логову Хистера.

Глаза Макса вспыхнули недобрым огнем.

Струна в душе натянулась, готовая вот-вот порваться, лопнуть от напряжения, порожденного напором противоречивых чувств.

– Я найду тебя… – как заклятье, прошептал он.

* * *

Небольшое помещение, где разместили Гонту, заливал тусклый желтоватый свет. Реконструкция обживаемого сталкерами городища скоргов протекала медленно. Не хватало опытных мнемотехников, и часто перепланировка созданных техносом структур осуществлялась грубо, при помощи плазменных горелок.

Сейчас основные работы шли на внешних оборонительных рубежах, внутри городища царило относительное затишье.

Гонта метался в бреду. Внешние имплантаты, «вплавленные» беспощадным воздействием Узла в его плоть, утратили функциональность, превратились в инородные тела. Раны выглядели ужасно. Несмотря на оказанную подле тамбура помощь и достаточно оптимистичный прогноз, состояние Гонты ухудшилось.

«Без вмешательства он не выживет». Макс некоторое время стоял подле разложенного в горизонтальное положение пляжного пластикового шезлонга, превратившегося для Гонты в смертный одр. Незатейливую пластмассовую мебель в широком ассортименте сталкерам поставлял местный торговец, некто Митрофан, обосновавшийся в Трущобах – обломке небоскреба, занесенного в Пустошь в момент первой пульсации, сформировавшей лик отчужденных пространств Пятизонья.

Макс взял пластиковое кресло, поставил его у изголовья умирающего, сел, продолжая тяжело размышлять.

«Нужно привести его в сознание».

Альтруизмом Макс не страдал, глупые душевные порывы остались в прошлом. Даже своим собратьям-сталкерам, подвергшимся тотальному инфицированию скоргами, он помогал из соображений практических. Жалость в отчужденных пространствах часто оборачивалась бедой. Создавая костяк своей группировки, Максим поначалу делал ставку на обреченных. Он сознательно пошел против природы аномальных пространств, отнимая у техноса его законную добычу – сталкеров, которым уже не брался помочь ни один мнемотехник.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});