Перу. С Бобом и Джерри тропой инков - Петр Романов

Когда мы, следуя за толпой, вышли на небольшую поляну – «врачебный кабинет» Пабло – и шаман открыл крышку алтаря, то мы увидели множество различных предметов – такой же божественный винегрет, что был нарисован на его пончо. Чего тут только не было: и чугунное распятие, и какие-то антикварные испанские кинжалы, и масса разных вещей из древних захоронений, и икона Божьей Матери, и доска, на которой изображался какой-то дракон. Такой коктейль должен был произвести впечатление на любого пациента. Торжественность моменту придавал и огромный костер, что неподалеку от шамана разожгли его помощники. Так Пабло и стоял под неестественно огромной луной в позе получеловека-полубога, осыпаемый, как фейерверком, искрами костра.

Потом Пабло долго молился всем богам на кечуа, многократно вознося руки к небу.

– Обращается за помощью к звездам и луне, – пояснил мне Боб, вслушиваясь в горячую речь шамана.

Затем наступила очередь таких же многочисленных поклонов, но вовсе не пациентам, а тем горным вершинам, которые днем с нашей лужайки были хорошо видны, а теперь мысленно предполагались. Это я понял и без перевода Боба – как можно было обойтись в деле врачевания без всех этих горных апу.

Наконец, начался индивидуальный прием. Те, кто мог, сами, а кто не мог, то с помощью родни по очереди подходили к шаману, который сначала возлагал на голову пациента руки. Причем, клянусь всеми святыми, пару раз над головой больного на какое-то время возникал голубоватый нимб, а у некоторых даже волосы вставали дыбом. Нет, в нашем Пабло действительно что-то необычное имелось.

Когда после окончания сеанса один хромоногий пациент встал неподалеку от меня, я не выдержал и протянул к его голове руки. Так что вы думаете? Меня ударило током, как будто я засунул ножницы в электрическую розетку. Не знаю, избавляло ли все это пациента от хромоты – лично я сомневаюсь, – но то, что само зрелище производило неизгладимое впечатление, это точно.

Многих пациентов шаман одаривал еще и какой-нибудь баночкой с травами, а потом долго объяснял бедолаге и его родственникам, как этим снадобьем пользоваться. Некоторым он лично втирал в больное место какие-то мази собственного изготовления и при приеме каждого без исключения пациента что-то бормотал. Не могу сказать, помогли ли эти заклинания вылечить телесные болезни, но вот душевнобольные, а среди них хватало и буйных, после возложения на них рук и бормотания шамана отходили от Пабло с помощью родни утихомиренными и даже сникшими.

Действо завершилось многократным общим благословением: Пабло набирал из бутылки с писко полный рот, приближался к толпе и опрыскивал всех своей слюной, смешанной с водкой. Нечто подобное когда-то наши предки еще в эпоху утюгов на углях делали с бельем, чтобы разгладить его идеально.

На этом сеанс исцеления закончился. Боб отнесся к «шаманотерапии» куда более скептически, чем я сам, и высказал вполне уместную мысль, что процедура опрыскивания скопом и больных и здоровых уж точно пользы не принесет.

Старику мы об этом говорить, конечно, не стали, а просто положились на везение, собственный иммунитет, а лично я еще и на «апу Ленинские горы».

27

Пачаманку пришлось ждать еще часа полтора. Толпа пациентов к этому времени уже разошлась по соседним деревушкам, причем некоторые из них, как я понял, находились очень далеко. Отдельным пациентам хромать до своего дома предстояло, наверное, весь остаток ночи.

Пиршество проходило уже в узком кругу избранных, то есть самого шамана, нескольких его приятелей – помощников на терапевтическом сеансе и нас троих. Джерри, как всегда, был рядом со мной, хотя и на поводке, чтобы сначала не испортил шаманского камлания, а затем не залез в яму с пачаманкой. Он и так уже давно с огромным интересом принюхивался к вкусным запахам, доносившимся из-под земли.

Если признаться честно, то эти запахи беспокоили уже многих – зная, что будут угощать пачаманкой, все давно не ели, из-за чего группа сильно проголодавшихся людей нетерпеливо топталась в ожидании сигнала «готово» от одного из местных жителей, который колдовал вокруг этого необычного блюда с самого начала. А он, как назло, словно в трансе, сидел на корточках возле костерка, невозмутимо покуривая кривую трубочку, и, казалось, готов был просидеть в этой позе до рассвета.

Первым не выдержал Джерри. Отчаянно тявкнув, он резко рванул к яме с готовящейся пачаманкой, так что поводок вырвался из моих рук, и бросился, повизгивая от боли, разгребать горячую землю. Я его, конечно, снова взял на поводок и оттащил в сторону, но тут, вдохновленные инициативой пса, все разом заговорили, что уже «наверняка пора». Даже человек с трубочкой – главный по пачаманке – вдруг ожил и закивал, подтверждая: «Да, уже давно пора». Ну, спрашивается, и какого дьявола тогда сидишь медитируешь?

Оголодавшие, все мы какое-то время жевали молча, пока наш шаман вдруг не вспомнил о писко, оставшемся после камлания на лужайке. Пойло, правда, оказалось самого ужасного качества, но под поросенка, козленка, цыпленка и т. д. сошло и оно. Ну, а морскую свинку, то есть тот кусок куя, что достался мне, опять с наслаждением слопал английский джентльмен. Он же обглодал и цыплячьи косточки.

Пабло в эту лунную ночь сумел удовлетворить всех: пациентов, нас, грешных, английского терьера, древних божеств и даже католическую церковь. Как раз когда мы начали доставать из ямы все вкусности, на огонек забрел местный католический падре. Этот серьезный молодой человек в больших роговых очках, которого называли отец Хосе, был чистокровным испанцем родом из Валенсии. Как выяснилось, на окраине деревушки стоит маленький, еще толком не достроенный храм. Но падре там уже служит. И все местные жители исправно посещают его утреннюю мессу.

Ни падре, ни всех остальных ничуть не смущало, что после ночного похода к шаману и вознесения молитв всяческим апу они с такой же искренней верой будут поутру молиться Христу и Богоматери – крохотный храм носил гордое название Благовещения.

Глядя, как чокаются дрянным писко наш шаман и католический падре, я думал о том, что чем дальше от нашей асфальтовой цивилизации, тем легче людям обрести взаимопонимание.

28

Падре показался мне парнем симпатичным, и я пересел поближе к нему. Он устроился на каком-то камне, а я на соседнем пеньке.

– Догадываюсь, о чем хотите спросить, – улыбнулся мне священник, с удовольствием затягиваясь сигаретой, – что католический падре тут в обществе шамана делает?

– Ну, что-то вроде того, – не стал отрицать я. – Но главное, никак не разберусь с тем, откуда вдруг у католической церкви такая терпимость. Особенно учитывая прошлое.

– Сложный вопрос. Двумя словами и не ответишь. Во-первых, если говорить о церкви в целом, то она действительно сегодня понимает, что натворила здесь когда-то немало бед. Я это, как потомок конкистадоров, осознаю лучше прочих. Если хотите, можно сказать, что работой в этой глуши замаливаю грехи предков.

Во-вторых, хотя все и привыкли считать Перу католической страной, вы и сами знаете, если прожили здесь немало лет, что это преувеличение. И старые верования, как вы только что убедились, еще сильны, и протестантская церковь очень активно здесь работает. Поедете на Амазонку – увидите. Там католики в меньшинстве. Вот и стараемся никого не оттолкнуть. Задача пастыря – собрать воедино все стадо, а для этого приходится иногда закрывать глаза на второстепенные детали.

Потом, надо все-таки понимать разницу между официальной позицией Ватикана и теми реальными условиями, в которых приходится работать его посланцам в такой глухомани, как, скажем, здешние Анды. Кому станет легче, если я начну воевать с шаманом? Не говоря уже о том, что он прекрасный, добрый человек. И даже на свой лад, безусловно, верующий в Господа. Пусть не только в него, но и в своих апу. Пабло просто не понимает, что все эти апу есть продолжение Господа. И то, что он называет духами трав или рек, – все это от единого Бога. Конечно, я знаю, что вера местного индейца отличается от веры какого-нибудь францисканского монаха. Ну и что? Главное, каждое утро они приходят ко мне, даже в недостроенный еще храм, и я, как могу, учу их смыслу слова Божьего. Все остальное вторично.

К тому же здесь не то что начинаешь сомневаться в вере, нет, как раз наоборот, приходит мысль, что наша вера недостаточна, что верить в Господа надо… шире, что ли. Вы, наверное, знаете такое местечко, как Паракас, это на полпути между Лимой и пустыней Наска. Там на песке нарисован знак – три креста. Конкистадоры, конечно, сложили легенду, будто их начертала какая-то благочестивая монахиня, но это не так. Как уверяют археологи, он много старше, да и сам знак креста встречается в древней культуре некоторых перуанских племен с незапамятных времен. Вот я и думаю, что те, кто здесь высадились первыми, многое уничтожили, так и не поняв. И боюсь, что уничтожали не только дикарей, а людей порой весьма образованных, со своим пониманием мира, со своей философией, которая, возможно, обогатила бы нас всех. Вот я и стараюсь, наученный горьким опытом предков, не делать опрометчивых шагов и не принимать скоропалительных решений.