Рокоссовский - Борис Соколов

Еще 11 июля Рокоссовского назначили командующим 4-й армией вместо арестованного и впоследствии расстрелянного А. А. Коробкова. Из него, как и из Д. Г. Павлова и некоторых других генералов, сделали козла отпущения за поражения первых дней войны. Рокоссовский прибыл в штаб Западного фронта 17 июля, но в связи с ухудшением обстановки в районе Смоленска был оставлен организовывать оборону в районе Ярцева.

В Москве Рокоссовский узнал, что под Ярцевом «образовалась пустота» в результате высадки противником крупного воздушного десанта. На самом деле никакого десанта не было, а был прорыв немецких танков и мотопехоты. Но советские военачальники предпочитали говорить о десантах, чтобы не признавать перед вышестоящим начальством, что противник сумел прорваться через позиции их войск.

Группа Рокоссовского должна была прикрыть направление на Вязьму и помочь 16-й и 20-й армиям прорваться из смоленского котла. По словам маршала, его группа пополнялась

«за счет накапливавшихся на сборном пункте бойцов, отставших от своих частей, вышедших из окружения. К сожалению, последние, вернее большинство из них, приходили без оружия, и нам с большим трудом удавалось вооружать их. Причем делать это приходилось во время боев, не прекращавшихся ни днем ни ночью. Люди познавали друг друга, можно сказать, сразу же в горячем деле.

В те дни текучесть личного состава была огромной.

В непрерывных боях со все усиливавшимся на ярцевском направлении противником было много случаев проявления героизма как со стороны отдельных лиц (красноармейцев, офицеров), так и подразделений и частей.

К великому прискорбию, о чем я не имею права умалчивать, встречалось немало фактов проявления военнослужащими трусости, паникерства, дезертирства и членовредительства с целью уклониться от боя.

Вначале появились так называемые „леворучники“, простреливавшие себе ладонь левой руки или отстреливавшие на ней палец, несколько пальцев. Когда на это обратили внимание, то стали появляться „праворучники“, проделывавшие то же самое, но уже с правой рукой.

Случалось членовредительство по сговору: двое взаимно простреливали друг другу руки.

Тогда же вышел закон, предусматривавший применение высшей меры (расстрел) за дезертирство, уклонение от боя, „самострел“, неподчинение начальнику в боевой обстановке. Интересы Родины были превыше всего, и во имя их требовалось применение самых суровых мер, а всякое послабление шкурникам становилось не только излишним, но и вредным».

Как легко убедиться, несмотря на мягкость характера, Рокоссовский без колебания приказывал расстреливать дезертиров и «самострельщиков».

Ночью 17 июля, по распоряжению Ставки Константин Константинович прибыл в район Ярцева. Вскоре он подчинил себе 38-ю стрелковую дивизию полковника М. Г. Кириллова, потерявшую связь со штабом 19-й армии. Реально это была не вся дивизия, а только ее штаб, разведбат, 48-й стрелковый полк, один батальон 29-го стрелкового полка и спецчасти. Кроме того, из резерва прибыла 101-я танковая дивизия полковника Г. М. Михайлова с 87 танками, в том числе семью КВ. Рокоссовскому была также подчинена 69-я моторизованная дивизия полковника П. Н. Домрачева, 18 июля переформированная в 107-ю танковую и отправленная в распоряжение фронта Резервных армий, сражавшегося под Ельней. Штаб группы Рокоссовского возглавил подполковник С. П. Тарасов, командующий артиллерией 19-й армии генерал-майор И. П. Камера стал начальником артиллерии группы. Затем в состав группы генерала Рокоссовского был включен сводный отряд полковника А. И. Лизюкова из двух сильно потрепанных полков с пятнадцатью танками, оборонявший переправы на Днепре в тылу 16-й и 20-й армий, а также остатки 7-го механизированного корпуса, штаб которого во главе с полковником Михаилом Сергеевичем Малининым с 1 августа стал штабом группы Рокоссовского. Начальником артиллерии группы стал бывший начальник артиллерии 7-го мехкорпуса генерал-майор Василий Иванович Казаков. С ними потом Рокоссовский провоевал почти всю войну. Потом в группу еще добавился батальон московских коммунистов. Им противостояла 7-я танковая дивизия немцев, захватившая Ярцево и форсировавшая реку Вопь.

Рокоссовский утверждал в мемуарах, что

«наша активность, видимо, озадачила вражеское командование. Оно встретило отпор там, где не ожидало его встретить; увидело, что наши части не только отбиваются, но и наступают (пусть не всегда удачно). Все это создавало у противника преувеличенное представление о наших силах на данном рубеже, и он не воспользовался своим огромным превосходством».

В действительности никакого превосходства у немцев здесь уже не было. Воздушный десант, повторю, вообще был чистой фантазией, призванной скрыть факт прорыва фронта. По свидетельству бывшего командующего 3-й танковой группой Германа Гота, «для прикрытия от ударов противника с севера и востока тыла войск, удерживающих кольцо окружения в районе Смоленска, первоначально была выделена только часть сил 7-й танковой дивизии, действовавшей западнее Ярцево, и 20-я танковая дивизия, подошедшая к населенному пункту Устье на реке Вопь». Тот же Гот писал командующему группой армий «Центр» генерал-фельдмаршалу Федору фон Боку между 22 и 26 июля: «Потери в танках составляют в настоящее время около 60 %». Так что даже если бы под Ярцевом к тому времени сосредоточилась вся 7-я танковая дивизия, танков у нее должно было быть меньше, чем в 101-й танковой дивизии Михайлова и в группе Лизюкова. К тому же у Рокоссовского было некоторое число танков КВ и Т-34, равных которым немцы в то время не имели.

Маршал В. И. Казаков вспоминал:

«Первая моя встреча с К. К. Рокоссовским произошла глубокой ночью 22 июля 1941 года, когда штаб 7-го механизированного корпуса, начальником артиллерии которого я был, получил приказ войти в подчинение Рокоссовского и составить штаб группы войск, которой он тогда командовал.

Немало поплутав по окрестным лесам в районе Ярцево, мы, наконец, разыскали своего нового командующего в расположении 58-й стрелковой дивизии. Нельзя сказать, чтобы Рокоссовский очень заботился о своих удобствах. Мы застали его спящим в своей легковой машине ЗИС-101.

Первая встреча с Рокоссовским произвела на нас очень сильное впечатление. В противоположность некоторым военачальникам, у которых можно было наблюдать нервозность, некоторую растерянность и даже неуверенность в своих действиях, Рокоссовский, несмотря на очень сложную и напряженную обстановку, был сдержан, уравновешен и все, о чем бы он ни говорил, звучало твердо, хотя он и не повышал голоса. О создавшейся обстановке он говорил даже чуть задумчиво, но выводы делал ясные, определенные и неопровержимые по своей логике. В такого командующего можно было верить, и это первое впечатление не обмануло нас. Внешность Константина Константиновича была также примечательной и далеко не заурядной: высокий, стройный и подтянутый, он сразу располагал к себе открытой улыбкой и мягкой речью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});