Вторжение - Флетчер Нибел

— Что нам о нём известно? — спросил Эдельштейн.

— Он начал службу рядовым, — сказал Хильдебранд. — Чертовски проницателен и умён. Подготовлен лучше, чем большинство моих выпускников Вест Пойнта… Андервуд! Не могу поверить. Должно быть, какой-то другой.

— Я тоже был потрясён, когда узнал о Спрэге, — сказал Педерсен. — Поскольку Ч. Ф. смог внедриться в Бюро, меня не удивит, если мы найдём его людей и в Пентагоне. — Мысль о том, что ФБР оказалось не единственным учреждением, не устоявшим перед тайным проникновением в него, похоже, не очень огорчила директора Бюро.

— Имеет смысл как можно скорее проверить Андервуда, — сказал Эдельштейн.

— Совершенно верно, — откликнулся Хильдебранд. — Займёмся с самого утра, первым делом.

Несколько секунд все молчали, стараясь освоиться с осознанием того, что сфера деятельности Ч. Ф. постепенно расширялась, как лавина, набирающая скорость.

— Начинает складываться представление, что Ч. Ф. — отнюдь не сборище случайных дилетантов, — подал голос Ворхи. — Во всяком случае, смахивает, что они знают, как проникать в правительственные учреждения. Агент Спрэг, Альфред Николет, может быть, майор Андервуд. Сколько ещё?

— Потребуется не менее двух лет, чтобы проверить всех чёрных правительственных служащих, — сказал Ли. — Не стоит и начинать.

Несколько пар глаз невольно уставились на Осборна, единственного чёрного среди семи белых мужчин. Министр транспорта был крепко сбитым грузным человеком, явно страдавшим избытком веса. Волосы он стриг довольно коротко, как бы пытаясь найти что-то среднее между африканским стилем чёрных мятежников и аккуратными прядями своих белых коллег.

— Что вы думаете, Хал? — спросил Эдельштейн. — Мог ли Ч. Ф. завербовать себе много сторонников среди негров в средних и верхних эшелонах администрации?

Вопрос, похоже, удивил Осборна. Он поднял правую руку.

— Джентльмены, — без улыбки сказал он. — Я не являюсь и никогда не являлся членом организации «Чёрные Двадцать Первого Февраля».

— Никто не сомневается в вашей честности, — помолчав, хмыкнул Президент. — И никто ни на что не намекает.

— Вы уверены? — Осборн посмотрел в сторону Эдельштейна.

Потом уже министр обороны припомнил, какое выражение было на лице Осборна, когда он задал свой вопрос. Эдельштейну показалось, что он заметил на нём скрытую гордость, словно статус самого Осборна в этом кабинете повысился из-за отчаянной вылазки вооружённых чёрных, осмелившихся бросить вызов самому могущественному в мире белому правительству.

— Я знаю, что все присутствующие здесь, — сказал генерал Хильдебранд, — озабочены лишь одним — безопасностью государства.

— Меня много что беспокоит, генерал, — тихо сказал Осборн. Он помолчал. — И безопасность Соединённых Штатов — лишь одно из них. Тем более что у безопасности есть много обличий.

— В данный момент, похоже, нам угрожает вооружённый мятеж. — В голосе Хильдебранда появились жёсткие нотки, и щёки порозовели. — И сейчас предстоит решить вопрос, что с ним делать.

— Я же считаю, что первым делом надо точно выяснить, с чем мы столкнулись, — возразил Осборн, — а потом уж решать, что с ним делать.

— Факты совершенно ясны и не подлежат никакому сомнению. — Реплика Хильдебранда была адресована непосредственно Осборну.

— Я так не думаю, — ответил тот. В непреклонности своих взглядов чёрный член Кабинета министров не уступал высшему воинскому начальству страны. — Я не собираюсь отрицать, что шесть владений захвачены Ч. Ф., но у нас нет и малейшего представления, какие цели они преследуют — а пока мы их не выясним, мы не можем действовать с полной определённостью.

— А я считаю, что подлинные цели Ч. Ф. в данный момент носят вторичный характер, — вспыхнул Хильдебранд. — Налицо неопровержимый факт: частные владения захвачены группами вооружённых людей, которые действуют в масштабах всей страны.

— Вооружённых ЧЁРНЫХ людей, генерал, — уточнил Осборн.

Хильдебранд повернулся вместе с креслом и уставился на Осборна.

— Я полностью в курсе дела, господин министр — как, предполагаю, и майор Андервуд.

Подозрение было высказано прямо и недвусмысленно. Если выяснится, что майор Андервуд изменил воинской присяге, то, значит, каждый чёрный американец может пойти по его предательским стопам.

— Джентльмены! — Президент Рэндалл умиротворяюще вскинул руки. В помещении стала сгущаться атмосфера недоверия. К недовольству участников совещания присутствием Джоя Ворхи добавился новый фактор — вопрос о лояльности министра Осборна. Рэндалл чувствовал, что по крайней мере двое, Эдельштейн и Хильдебранд, считали, что на такую встречу надо было пригласить только белых.

— Давайте вернёмся к теме, — сказал Рэндалл. — Мы совещаемся почти два часа, и я не думаю, что столь личные дебаты могут нам помочь на данной стадии. Я считаю, что правы оба — и Уолтер Хильдебранд и Хал Осборн. К подлинным целям Ч. Ф. мы обратимся несколько позже, но они, без сомнения, исключительно важны. Я бы предпочёл решить оба вопроса, но первым делом необходимо определить, как нам лучше действовать в ситуации с этими захватами?

Помолчав, Генеральный Прокурор рискнул первым высказать своё мнение.

— Я думаю, совершенно ясно, что, по указанию руководителя организации Дана Смита, семьи шестерых достаточно известных американских граждан держат в качестве заложников. И я предполагаю, что в скором времени будет высказано некое требование. Возможно, уже завтра. И, скорее всего, оно будет обращено к Президенту.

Пол Эдельштейн кивнул массивной головой, которая, изображённая в виде скульптуры, могла бы быть символом национальной мощи.

— Эти действия несут на себе печать прямого вызова власти федерального правительства. — Как всегда, слова министра обороны падали в тишине с тяжёлой неумолимостью каменных валунов. — Мы и раньше сталкивались с фактами захватов — университетских аудиторий, центров благотворительной помощи, даже зданий городских советов. Но ныне Ч. Ф. покусился на Американский Дом.

— Да, именно на дома, — поддержал его Джой Ворхи. — Хотя, честно говоря, что-то я тут не улавливаю. Если Дан Смит хотел бросить вызов Вашингтону, бросив карты на стол, почему бы не захватить Капитолийский холм — или, ещё лучше, Пентагон?

— В этой стране, — ответил Эдельштейн, — дом это нечто большее, чем просто «моя крепость». Он священный символ Америки. Конституция защищает дом американца от необоснованных обысков и вторжений. Мы позволяем американцам держать дома оружие, превращая его в укрепленный замок. Жилище человека, его территория считается неотъемлемой собственностью личности. Какое жюри осмелится осудить человека, который убьёт грабителя или насильника, вторгнувшегося в дом ответчика?

— И кроме того, — добавил Президент Рэндалл, — ни одно из покушений на гражданские права не вызвало такой бури страстей, как закон о правилах владения жильём. Владельцы домов привыкли считать себя монархами, которые могут поступать со своей собственностью, как им заблагорассудится, и никакой правительственный служащий им не указ… Но, Пол, какое это имеет отношение к стратегии Ч. Ф.?

— Я бы оценил её следующим образом, мистер Президент, — сказал Эдельштейн. — Возьмём точку зрения Джоя Ворхи. «Чёрные Двадцать Первого Февраля» не могут захватить Конгресс или Пентагон без кровавого сражения, которое они, конечно же, проиграют. А вот захват шести домов — это нечто иное. Первым делом, вторжение в их пределы не представляет собой сложной проблемы. Человек с оружием всегда может захватить неохраняемую собственность. Во-вторых, Ч. Ф. покушается на символ, ещё более почитаемый, чем даже флаг или церковь. Его лидеры тут же выступают с громогласным заявлением о революции, которое до смерти перепугает всех домовладельцев. Если сегодня Ч. Ф. смог захватить шесть домов, что помешает ему завтра занять сто, а на следующей неделе — тысячу?

— Я согласен, — сказал секретарь Казначейства Ли. — Все революционные движения, как и религиозные учения, нуждаются в своих демонах. — Эд Ли не мог отделаться от искушения предстать в виде лектора по социальной антропологии. — Некоторые лидеры негритянской общины давно уже проклинают институт частной собственности. И теперь Ч. Ф. говорит стране, что худшее зло из всех — это частные дома.

— Конечно, — сказал Эдельштейн, — тут есть существенный практический аспект, которого коснулся Гэррити. Удерживая три дюжины людей в качестве заложников в полностью изолированных районах, Ч. Ф. получает возможность для манёвра и торговли. Но кроме того, в их действиях чувствуется презрение к правительству и социальным ценностям общества. Этот Ч. Ф. плюёт на частную собственность.

— Я бы несколько уточнил, — вмешался Осборн. — Они плюют на частную собственность, принадлежащую белым. Не забывайте, что немало членов Ч. Ф. — выходцы из трущоб, где дом представляет собой лишь пару прогнивших комнат, арендуемых у какого-то белого владельца. Я ни в коей мере не оправдываю это движение, а просто пытаюсь проанализировать его. И давайте не упускать из виду тот факт, что все эти захваченные владения представляют собой немалую ценность и принадлежат достаточно известным и влиятельным личностям.