Крестоносцы - Генрик Сенкевич

— Как поставим городок, я тотчас поеду ко двору княгини в Варшаву или в Цеханов.

— После моей смерти?

— Ну, коли вы скоро помрете, так после вашей смерти, но только раньше тризну по вас справлю, а коли, Бог даст, выздоровеете, так вы останетесь в Богданце. Княгиня мне посулила, что князь опояшет меня рыцарским поясом. Иначе Лихтенштейн не захочет драться со мной.

— Так ты потом отправишься в Мальборк?

— В Мальборк ли, на край ли света, лишь бы только добыть Лихтенштейна.

— За это я не стану тебя попрекать. Либо ему, либо тебе на свете не жить!

— Уж я вам перчатку его и пояс привезу в Богданец, — это вы не сомневайтесь.

— Ты только бойся измены. Вероломный это народ.

— Я поклонюсь князю Янушу и попрошу послать меня к великому магистру за охранной грамотой. Нынче у нас мир. Я поеду за охранной грамотой в Мальборк, а там всегда гостит много рыцарей. Ну, вы сами понимаете, — сперва я возьмусь за Лихтенштейна, а там погляжу, у кого павлиньи чубы на шлемах, и стану по очереди тех вызывать. Боже ты мой! Да коли мне Христос поможет одолеть их, так ведь я и обет исполню.

Збышко улыбался при этом своим собственным мыслям, и лицо у него было совсем как у мальчика, который расписывает, какие рыцарские подвиги он совершит, когда вырастет.

— Эх! — сказал Мацько, качая головой. — Да кабы ты троих знатных рыцарей одолел, так не только обет бы исполнил, но и снаряжение у них захватил, да ещё какое снаряжение — боже ты мой!

— Чего там троих! — воскликнул Збышко. — Я ещё в темнице сказал себе, что не пожалею для Дануси немцев. Не троих, а столько, сколько пальцев на обеих руках!

Мацько пожал плечами.

— Хотите верьте, хотите не верьте, — сказал Збышко, — а я из Мальборка поеду прямо к Юранду из Спыхова. Как же мне не явиться к нему на поклон, коли он отец Дануси? Мы с ним станем чинить набеги на хелминских немцев. Вы ведь сами говорили, что он — гроза всех немцев, страшней его для них во всей Мазовии нету.

— А коли он не отдаст за тебя Дануську?

— И чего это ему не отдать ее! Он ищет мести за свою обиду, я — за свою. Кого же ему найти лучше меня? Уж раз княгиня разрешила отпраздновать обрученье, так и он не станет противиться.

— Я одно только думаю, — сказал Мацько, — заберешь ты с собой всех людей из Богданца, чтоб и у тебя были слуги, как подобает рыцарю, а земля останется без рук. Покуда жив, не дам я тебе людей, ну, а после моей смерти ты, как пить дать, их заберешь.

— Господь Бог пошлет мне слуг, да и Янко из Тульчи — родич наш, значит, не пожалеет.

В это мгновение дверь отворилась, и как бы в доказательство того, что господь Бог печется о Збышке, вошли два человека, чернявые, плотные, в желтых, похожих на еврейские, кафтанах, в красных шапках и необъятных шароварах. Остановившись в дверях, они стали прикладывать пальцы ко лбу, к губам и к груди и кланяться при этом до самой земли.

— Это что за басурманы? — спросил Мацько. — Вы кто такие?

— Мы ваши невольники, — ответили пришельцы на ломаном польском языке.

— Как так? Откуда? Кто вас сюда прислал?

— Нас прислал пан Завита в дар молодому рыцарю, чтобы мы были его невольниками.

— Боже мой! Еще два мужика! — с радостью воскликнул Мацько. — Из каких же вы будете?

— Мы турки.

— Турки? — переспросил Збышко. — У меня слугами будут два турка. Вы видали когда нибудь турок?

И, подбежав к невольникам, он стал ощупывать и оглядывать их, как особенных заморских зверей.

— Видать не видал, — ответил Мацько, — но слыхал, что у пана из Гарбова есть на службе турки, которых он захватил в неволю, когда воевал на Дунае у римского императора Сигизмунда. Как же быть? Ведь вы, собачьи дети, басурманы?

— Пан велел нам креститься, — сказал один из невольников.

— А выкупа у вас не было?

— Мы издалека, с азиатского берега, из Бруссы.

Збышко, который всегда с жадностью слушал рассказы о войне, особенно о подвигах достославного Завиши из Гарбова, стал расспрашивать турок, как они попали в неволю. Но в рассказе их не было ничего необычайного: три года назад Завиша напал в овраге на турецкий отряд в несколько десятков сабель, часть турок перебил, часть захватил в плен, а потом многих раздарил. Збышко и Мацько страшно обрадовались, получив такой замечательный подарок. С невольниками в те времена было особенно туго, и обладатель их мог почитать себя богатым человеком.

А тем временем пришел и сам Завиша в сопровождении Повалы и Пашка Злодзея из Бискупиц. Все они принимали участие в спасении Збышка и были рады, что все кончилось благополучно, а потому на прощание все они принесли ему на память подарки. Щедрый пан из Тачева принес широкую богатую попону для коня, отороченную спереди золотой бахромой. Пашко подарил венгерский меч ценою в несколько гривен. Потом пришли Лис из Тарговиска, Фарурей и Кшон из Козихглув с Марцином из Вроцимовиц и, наконец, Зындрам из Машковиц — все с полными руками.

С радостью в сердце приветствовал их Збышко, счастливый и потому, что получил такие подарки, и потому, что самые славные рыцари королевства оказывают ему свое расположение. Они расспрашивали его об отъезде и о здоровье Мацька; как люди опытные, хоть и молодые, советовали всякие чудодейственные снадобья и мази для ран.

Но Мацько только поручал Збышка их попечению, а сам собирался помирать. Трудно жить с осколком железа под ребрами. Старик жаловался, что все время плюет кровью и не может есть. Кварта лущеных орехов, кружок колбасы да миска яичницы — вот и вся его еда за целый день. Отец Цыбек несколько раз пускал ему кровь, полагая, что таким образом оттянет жар от сердца и вернет аппетит, — но и это не помогло.

Однако Мацько так был рад подаркам, которые получил племянник, что в эту минуту почувствовал себя получше, и, когда купец Амылей велел принести бочонок вина, чтобы попотчевать столь славных гостей, старик сел вместе с ними за чару. За столом завели разговор о спасении Збышка и об его обручении с Дануськой. Рыцари не сомневались, что Юранд из Спыхова не станет противиться воле княгини, особенно если Збышко отомстит за мать Дануськи и добудет обещанные павлиньи чубы.

— Вот только не знаем мы, — сказал Завиша, — захочет ли Лихтенштейн драться с тобой, он ведь монах, и к тому же один из магистров ордена. Мало того! Люди из его свиты говорили, будто со временем он может стать великим магистром.

— Откажется драться — честь свою замарает, — заметил Лис из Тарговиска.

— Нет, — возразил Завиша, — он не светский рыцарь, а монахам не дозволяется драться на поединке.