Вавилонская яма - Виктор Широков

- И где же находится ваша хваленая библиотека? - миролюбиво продолжил расспросы летун, потирая левой рукой правую.

- Где и положено - на крыше. У нас ведь государство такое, без "крыши" никуда. Видите, вон там телетарелка "НТБ-минус"? Как раз за ней и находится вход в читальный зал.

- Но как же туда попасть?

- А у нас для этого специальный лифт оборудован. С передвижной библиотечкой и ватерклозетом. Можно читать, не отходя, так сказать, от кассы. Вычитал и сразу же выписал. Так Хемингуэй любил, между прочим, у него на Кубе весь нужник был книжными полками уставлен. Там он, кстати сказать, и застрелился. Впрочем, врать не буду, может, и не там, а в постели, когда у него в очередной раз не встал. Замысел не осуществился. А может и это ложь. Врут подлые людишки, еби иху мать. Совсем оборзели под конец века.

- А как мне все-таки записаться в библиотеку?

- Нет ничего проще. Только надо решить - временно или постоянно. Если постоянно, надо написать заявление, мы его зарегистрируем и пошлем прямиком в Думу, в комитет по правам человека, а уж оттуда его передадут на подпись и утверждение президенту. Он издаст указ о пожизненном квартировании и где-нибудь через полгода станешь ты у нас пожизненным читателем со всеми вытекающими отсюда последствиями.

- А побыстрее никак нельзя?

- Быстро только мухи ебутся. Конечно, можно. Хоть сегодня, но одноразово. И только на полчаса в сопровождении взвода внутренней охраны, чтобы ты ничего не спиздил.

- То есть?

- А вот тот же "генерал Мина", когда он, проездом в Тагил, тоже чалился в нашем пансионате, то ухитрился спрятать в носках по паре инкунабул и сумел переправить их прямо в Штаты, совратив камерную уборщицу, предшественницу нынешней, она, кстати, помоложе была и дочкой брата Федора была. Так вот она упаковала каждую штукенцию, кажинный раритет в отдельный электронейтральный презерватив, вынесла их в помойном ведре, залив отходами, и передала из рук у руки восемнадцатой супруге-зулусске юридически грамотного библиофила, которая в свою очередь через знакомых дипломатов вывезла их из страны диппочтой. А сейчас уже одна книги продана на "Сотби" за 15 миллионов "зеленых", а ещё две выставлены на аукцион "Кристи", к четвертой "Гелос" подбирался, да рылом не вышел. С тех пор в каждую оставшуюся книгу вмонтировали специальный индикатор и каждый посетитель читального зала входит и выходит через высокочувствительный турникет. Сейчас и мышь не проскочит, и крыса не проползет. Ни странички не вынесешь, при всем желании.

VII

Алкмеон пробился-таки в библиотеку. Именно так, в сопровождении оравы вооруженных тюремщиков, оравы, потому что коридорная кишка и тем более лифт не могли сразу вместить стройную колонну, он вывалился на плоскую крышу строения, продефилировал мимо телетарелки и почти вполз в люковое отверстие вслед за тройкой предваряющих его охранников.

Внутри помещения было почти просторно: три стола, четыре стула, и седенькая, коротко стриженная как курсистка старушка, одетая в опрятное платьице из ткани в крупный горошек и с белым отложным воротничком, с шарфиком, кокетливо повязанном на сухонькой высокой шейке, напомнившая Алкмеону стойкий одуванчик из поры его бездомного детства. Неужели только дунь посильнее и волосы, шарфик и платьице мигом облетят, оставив на перепутье один голый ломкий стебель?

Библиотекарша старомодно представилась, сделав книксен: "Мадемуазель Патрисия" - в ответ на обращение к ней новоявленного читателя: "Мадам, не могу ли я..."

- Что вам угодно?

- Самые свежие газеты за последние три дня и, если можно, романы Стерна и Жан-Поля Рихтера.

- Позвольте предложить вас "Гайд-парк ревью", "Столичный бойскаут", "Нескучный сад" и "Вэлд файнешнл таймс", а какие конкретно романы вы бы хотели получить?

- "Зибенкэз" и "Сентиментальное путешествие". Кстати, у вас предполагается абонементное обслуживание?

- Всенепременно. Вы оставляете в залог свое удостоверение личности и нет проблем.

Буквально в течение нескольких минут все чудесным образом устроилось. Алкмеон получил вожделенную кипу газет и обе книжки: Жан-Поль выглядел потолще и понаряднее снаружи, как-никак переплет художника Пожарского, зато внутри оказался сплошной текст, без каких-либо иллюстраций, одна игра шрифтами; а Стерн внешне был неказист, сухонький, но внутри содержал роскошные воспроизведения гравюр восемнадцатого века. Долгое время Алкмеон разглядывал эти гравюры вдоль и поперек, даже выпросил сильную лупу, через которую исследовал буквально каждый штришок, каждый завиток.

Возвращение в камеру обошлось без дополнительных эксцессов, только, проходя мимо камеры № 6, Алкмеон услышал глухие удары в дверь камеры изнутри и какое-то судорожное мычание.

Родная камера встретила путешественника теплом и уютом, запахом обжитой норы. Из-под ложа слышалось сухое пиликанье сверчка, ждущего канифоли, а центровой паук снова приспустился на своей нитке и стал похож на свежевымытый плафон, в нем даже что-то посверкивало внутри вроде нити накаливания.

Алкмеон сел по-турецки на ложе, разложил на столе принесенные газеты, а книги добычливо спрятал под подушку. В газетах было то же, что на свободе: бастовали повсеместно шахтеры, они ложились повально на рельсы и требовали от президента разделить с ними дуракаваляние на железнодорожном полотне, но мудрый бровеносный старец напрочь отказывался от подобной чести, хотя несколько лет назад сам же обещал немедленную рельсовую эвтаназию в случае собственной неполноценности в качестве местоблюстителя и гаранта прав домашних животных. Впрочем, никакого нарушения логики Алкмеон здесь не усматривал: просто твердоголовый президент до сих пор был твердо уверен в своей исключительной полноценности как лидера и одновременно рядового члена общества, равного среди равных гражданина Калидонии. Половину первых полос занимали подробные сообщения о заказных и случайных убийствах, об изнасилованиях и ограблениях, угонах крупного и мелкого рогатого скота. Последнее время вошло в привычку похищать декоративных собак и кошек в требованием выкупа, что особенно раздражало президента как гаранта неприкосновенности вышеупомянутых прав. Доллар то падал, то поднимался, японская иена катилась в тартарары, зато древнегреческая драхма была крепка точно отечественный гранит и даже обол оставался полноценной валютой, что особенно обрадовало неутомимого путешественника. Паром через Стикс предполагал хотя бы символическую плату.

Словом, все было как всегда, только газетная бумага была необыкновенно гладкой и при всей шелковистости стеклянно позвякивала.

На четвертой полосе "Столичного бойскаута" шла оживленная полемика вокруг очередного, дополненного издания нашумевшей книги Феликса Феодосьевича Смертяшкина "Жизнь после жизни". Алкмеон с немалым удивлением узнал из послесловия действительного члена АНК (Академии наук Калидонии) Нерона, что "свет в конце туннеля" вовсе не обозначает надежду на грядущее воскрешение или на новую жизнь, а просто напросто является феноменом предсмертной химической реакции, то есть в случае смерти при остановленном кровоснабжении в большом количестве высвобождаются свободные радикалы, которые, сталкиваясь в броуновском движении с незакрепленными электронами, преобразуются в поток фотонов, регистрируемых гаснущим сознанием, гибнущим мозгом как яркая световая вспышка. Через 8-10 минут мозг окончательно умирает и уже не воспринимает фотонный поток.

Алкмеон почему-то не поверил этим жизнеутверждающим выводам, несмотря на всю убедительность научных доводов. Вывести-то, конечно, несложно, но вот довести до цели ох как непросто. Съесть-то он съест, но кто ж ему даст.

Очередной день пролетел словно детективный фильм: скучноватое начало, много-много пустой беготни и неожиданный долгожданный финал. Впрочем, сегодняшний финал ничем не отличался от вчерашнего: салютная темнота и музыкальная тишина. Тюряга тиха как бумага, без всяческих этих затей, лишь слышно как булькает влага по трубам внутри батарей.

VIII

Очередное утро началось с сюрприза, с утраты. Тюремщик Федор мало того, что явился без ставшей привычной деталью интерьера шкиперской бородки, обнажив глубокую выразительную ямочку, просто-таки глубокое ущелье, распоровшее квадратный подбородок на две равные симметричные половины, так ещё и привел с собой мрачного гостя, высокого атлетически сложенного блондина, у которого обе руки по локоть напрочь отсутствовали, и гость разводил в стороны оставшиеся плечики словно недожаренный бройлер, крылышкуя золотописьмом остатних жил.

- Виктор Владимирович, прошу любить и жаловать, ваш сосед из шестой камеры, - церемонно представил его Федор. - а где, кстати, оставленные на днях мною нарды? Хорошо бы сгонять до обеда партийку-другую, а вы, Алкмеон Амфиараевич, если, конечно, не против, соблаговолите принять на себя роль рефери, рассудите противников.