О чем мечтают женщины - Л. Аделайн

Подъезжая к отелю, мы миновали центр густонаселенного, шумного района Реколета — самой дорогой части города, как пояснил Эрнесто и добавил, что здешние обитатели до сих пор выстраиваются в очередь на знаменитом кладбище, чтобы отдать дань памяти Эве Перон.

Мы остановились перед отелем «Альвеар палас», и мне показалось, что мы прибыли в замок. Я мысленно выругала себя за то, что почувствовала себя принцессой. Я считала, что, будучи трудоголиком, не должна поддаваться подобным фантазиям. Но когда Эрнесто помог мне выйти из длинного блестящего автомобиля, я все равно ощущала себя очень важной особой. Флаги разных стран громко хлопали на ветру, подчеркивая тот факт, что отель возвышался над городским кварталом.

—  На ближайшее время этот отель станет вашим домом, — сказал Эрнесто, снимая фуражку и слегка кланяясь.

Теперь я лучше рассмотрела его лицо: темная кожа и слегка азиатские глаза представляли собой тревожную смесь. Этот молодой человек обладал слишком большой притягательной силой.

—  Прекрасная была поездка, спасибо вам!

Мои сумки исчезли за золочеными дверями, и я поспешила вслед за ними. Ощущение королевской обстановки усилилось, когда я вошла в лифт, чтобы подняться в свой номер на восьмом этаже, где наконец смогла сбросить туфли. Моя гостиная выходила на улицу, уже шумевшую от утреннего движения, но окна с тройными рамами создавали внутри могильную тишину. Боже мой, это действительно были королевские апартаменты, где имелись и спальня, и столовая… Я отдернула в стороны тяжелые, от пола до потолка золотые занавеси, мои босые ноги ласкал толстый восточный ковер… Посыльный ушел, получив чаевые, и я на мгновение застыла посреди комнаты, сжав кулаки. А потом взвизгнула от восторга, подбежала к кровати и прыгнула на нее.

До аукциона оставалось всего несколько дней, и меня вдруг охватило чувство ответственности. Я вроде как выполняла особую миссию, а потому решила играть роль женщины загадочной и интригующей. И если я чего-нибудь испугаюсь, то мне просто нужно представить себя именно такойженщиной, бесстрашной особой, которая испытывает изысканные наслаждения на высоте тридцать тысяч футов над землей и получает в награду многокомнатный номер.

Приняв горячий душ, я откинула мягкие одеяла на кровати и забралась под них. Немножко подремлю, подумала я. Я ведь толком не спала в самолете. Я закрыла глаза — и проснулась спустя три часа от негромкого стука. Открыв дверь, я обнаружила за ней коридорного со столиком на колесиках. На нем, между кофейником и подносом с сэндвичами, красовался толстый квадратный конверт, на котором знакомым почерком было написано: «Дофине». Было немного странно, если не сказать ошеломляюще, видеть нечто столь знакомое так далеко от дома. Я взяла конверт и вскрыла его ножом для масла. В нем лежала карточка с надписью «Шаг четвертый» на одной стороне и словом «Великодушие» — на другой, а под ним было написано: «Дофина, мы с тобой на каждом Шагу!»

Это происходило на самом деле! Еще один Шаг!

На столике, сбоку на крючке, висел бумажный пакет для одежды. Я взяла его и отнесла на кровать. Пакет оказался тяжелым. Я расстегнула на нем молнию и нашла внутри потрясающее красное платье, с блестками на лифе, украшенное перьями на бедрах и по подолу. Оно было похоже на гигантского алого лебедя. Я приложила платье к себе перед большим, в полный рост, зеркалом. Из его складок выпало приглашение на полуночное танго-шоу.

Танцы? Нет. Только не танцы. Я избегала танцев почти так же отчаянно, как полетов. Я очень любила музыку, но могла лишь постукивать в такт ей ногой, сидя где-нибудь в темном углу клуба. Иногда я танцевала в одиночестве в своей квартире. Однажды я танцевала для Люка, но самоконтроль не позволил мне изобразить настоящий стриптиз, и ничего хорошего из этого не вышло. Но одна только мысль о том, чтобы танцевать на глазах у незнакомых людей, вызывала судорогу у меня в желудке. Я ведь не была стройной или грациозной, в отличие от моей сестры.

Моя мать частенько говорила:

—  Если бы Бри обладала дисциплиной Дофины или у Дофины были бы бедра, как у Бри, то в нашей семье появилась бы балерина.

Наверное, она считала это комплиментом, но меня это задевало.

На мгновение я отодвинула в сторону страхи. Платье, великолепная работа, искусные швы, сделанные вручную и скрывающие вставки корсета, — все это приводило меня в восторг. Асимметричный подол предполагал, что этот наряд предназначен для танго. Красное было мне к лицу, но я не была уверена, что платье подходит мне по стилю. Нет. Ничуть. На лбу выступил пот. Я не могу, я не способна танцевать на людях. Только не с моим телом, только не в этом платье! Ведь и устав общества С.Е.К.Р.Е.Т. так говорил, и Кэсси с Матильдой постоянно повторяли: я могу делать то, что хочу, и не должна делать ничего такого, чего мне не хочется.

* * *

До начала танго-шоу оставалось еще несколько часов. Я бродила по улицам в свободном плаще и удобных туфлях. Буэнос-Айрес оказался прохладным, шумным и деловым, и на каждом углу можно было видеть смешение старого и нового. А porteсos [1], похоже, так же любили прогулки, как и жители Нового Орлеана. Даже в такой прохладный осенний день плаза Сан-Мартин была забита пешеходами и велосипедистами. За прогуливающимися на самых разнообразных поводках бежали десятки собак. Я почувствовала, как меня охватывает теплая волна. Если бы не С.Е.К.Р.Е.Т., я бы никогда не очутилась здесь, на этой площади, расположенной напротив Каса Росада. Я с удовольствием наблюдала за пожилыми людьми в отлично сшитых твидовых пальто, которые играли в шахматы, а неподалеку от них нежились на солнышке молодые парочки.

Я прогулялась по ближайшим окрестностям отеля — от Реколеты до Палермо, от Сан-Тельмо до Ла Бока, заглядывая в магазинчики секонд-хенд, выясняя, кто их снабжает и как они оценивают товары. И первым, что я заметила в этом городе высоких, стройных брюнетов с орлиными носами, так это то, что моя американская «фигуристость» привлекала внимание и очень уж выходила из ряда вон. В винтажных магазинчиках мне ничто не подходило по размеру, и девушек-продавщиц это расстраивало куда больше, чем меня.

—   Lo siento, seсora [2], — сказала мне крошечная нервная владелица прекрасно оформленного магазина винтажной одежды возле кладбища Реколета.

В другом магазинчике я не смогла натянуть на себя юбку-карандаш.

—  Милая, — сказал добрый пожилой продавец на безупречном английском; он ощутил мой испуг, принимая деньги за набор чайных полотенец и льняную скатерть, — не позволяйте своему телу огорчать вас. Это прекрасное тело!