Вокзал потерянных снов - Чайна Мьевилль

Айзек будет удивлен, что она не участвует. Она решила намекнуть ему, что работает сейчас над монументальным трудом, придумать что-нибудь, чтобы он на время отстал с расспросами.

«Конечно, — размышляла она, — если он все еще возится со своим гарудой, то вряд ли вообще заметит, что я не участвую в конкурсе».

Мысли потекли в печальном русле. Лин понимала что поступает нечестно. Ведь она была склонна к навязчивым идеям; теперь ей уже было трудно представить себя без этого чудовищного образа господина Попурри, который она постоянно видит краем глаза. Просто так неудачно сложилось, что она и Айзек одновременно оказались во власти своих навязчивых идей, горько подумала Лин. Работа поглощала ее целиком. Хотелось каждый вечер, вернувшись домой, находить там свежеприготовленный фруктовый салат, билеты в театр и секс.

Вместо этого она жадно кропала что-то в своей мастерской и вечер за вечером, приходя домой в Пряную долину, одиноко ложилась в постель. Лишь раз или два они встречались на неделе, чтобы в спешке поужинать и провалиться в глубокий неромантичный сон.

Лин посмотрела вверх и обнаружила, что с тех пор, как она вошла в мансарду, тени немного сдвинулись. В голове был туман. Быстрыми движениями тонких передних лапок она прочистила рот и сяжки. Затем зажевала последнюю, как она решила, на сегодняшний день горсть красильных ягод. Кислый вкус голубых смягчился сладкими розовыми ягодами. Лин тщательно подбирала смесь, добавляя то недозрелую жемчужную ягоду, то почти подгнивающую желтую. Она точно знала, какой должен получиться вкус: болезненно-тошнотворная горечь, похожая на сероватый цвет шкуры живого лосося, цвет икроножной мышцы господина Попурри.

Она сглотнула и пропустила сок через пищевод.

Наконец жидкость заструилась по глянцево мерцающим бокам скульптуры из подсыхающей хеприйской слюны. Сок был немного жидковат, разбрызгивался и капал на выходе. Но Лин с этим справилась, передавая мускульный тонус абстрактным разводам и брызгам.

Когда слюна подсохла, Лин расслабилась и отвернулась от наполовину законченной ноги. Поднатужившись, выпустила из железы остаток пасты. Ребристый подбрюшник головотуловища, до этого раздутый, сам сжался, приняв свои обычные размеры. Густая белая масса хеприйской слюны выдавливалась из головы и скапливалась на полу. Лин вытянула вперед кончик железы и вытерла его задними лапками, а затем осторожно прикрыла защитным чехольчиком, спрятанным под крыльями.

Она встала и потянулась. Господин Попурри резко прервал свои слащаво-холодные разглагольствования. Он не мог поверить, что Лин закончила.

— Так скоро, госпожа Лин? — вскричал он с театральной досадой.

«Мне не стоит переступать грань: опасно, — медленно прожестикулировала она. — Вы слишком устанете. Надо прекратить».

— Разумеется, — согласился господин Попурри. — Ну и как тут наш шедевр?

Они вместе повернулись к скульптуре.

Лин с удовольствием заметила, что ее импровизированная заплатка из слишком жидкого сока красильных ягод создала живой, яркий эффект. Вышло не совсем натуралистично; впрочем, она к этому никогда и не стремилась в своей работе. Мускулы господина Попурри казались словно с силой накрученными на кость его ноги. Аналогия, возможно, весьма близкая к истине.

Прозрачные краски неровными подтеками застыли на белом фоне, мерцающем, словно перламутровая внутренность раковины. Пласты тканей наслаивались друг на друга. Хитросплетения этой многофакторной плоти выглядели как живые. Господин Попурри одобрительно кивнул.

— Знаете, — тихо заметил он, — чтобы не испортить великий момент, мне бы хотелось сделать так, чтобы не видеть всего этого, пока работа не будет полностью завершена. Знаете, мне кажется, что пока она безупречна. Безупречна. Однако опасно столь рано сыпать похвалами. Это может привести к самоуспокоенности или наоборот. Так что, пожалуйста, госпожа Лин, не падайте духом, если это будет последним сказанным мной словом одобрения или порицания относительно вашей работы до ее окончания. Согласны?

Лин кивнула, не в силах отвести глаз от собственного творения. Осторожно потерла лапкой гладкую поверхность застывающей хеприйской слюны. Ее пальцы исследовали то место под коленкой господина Попурри, где волосяной покров переходил в чешую, а затем в кожу. После этого она глянула вниз, на оригинал. Потом снова подняла голову и посмотрела Попурри в лицо. Его тигриные глаза заставили ее отвести взгляд.

«Кем… кем вы были?» — жестами спросила она.

Он вздохнул.

— Я ждал, что вы зададите мне этот вопрос, Лин. Я надеялся, что вы этого не сделаете, но знал: на вас это было бы не похоже… Поэтому я спрашиваю себя, а есть ли вообще между нами какое-то понимание? — прошипел он, и в голосе внезапно зазвучала злоба.

Лин отступила.

— Это так… предсказуемо. Вы до сих пор смотрите неправильно. Совсем неправильно. Удивительно, как вам удается творить такое искусство. Вы до сих пор смотрите на это… — он обвел обезьяньей лапой свое тело, — как на патологию. Вас все еще интересует, каким оно было и как оно стало таким. Но это не ошибка, не увечье и не мутация: это образ и сущность… — Его голос зазвенел под стропилами крыши.

Затем он несколько успокоился и опустил свои многочисленные руки.

— Это цельность.

Лин кивнула, показывая, что поняла. Она слишком устала, чтобы смутиться.

— Может, я слишком строг с вами, — задумчиво проговорил господин Попурри. — То есть я хочу сказать… этот предмет, который стоит перед нами, ясно свидетельствует о том, что вы способны ощутить момент разрыва, пусть даже ваш вопрос говорит об обратном… Возможно даже, — медленно продолжал он, — в вас самой содержится такой момент. Какая-то часть вашего существа понимает это без всяких слов, хотя разум задает вопросы таким образом, который делает ответ на них невозможным. — Он победно взглянул на нее: — Вы тоже являете собой гибридную зону, госпожа Лин! Ваше искусство находит себе место там, где размывается граница между сознанием и неведением.

«Хорошо, — прожестикулировала она, собирая свои принадлежности. — Не важно. Сожалею, что спросила».

— Я тоже сожалел, но теперь — нет, как мне кажется, — сказал он.

Лин забрала деревянный ящичек, в котором лежали заляпанная краской палитра, остатки красильных ягод (она заметила, что надо было взять побольше) и бруски пасты. А господин Попурри все продолжал свои философские разглагольствования, размышляя над собственной теорией расового смешения. Лин не слушала. Она настроила усики-антенны на другие частоты, внимая едва уловимым шумам и стукам в доме, давлению воздуха на оконные стекла.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});