Портал на Керторию - Александр Дихнов

Надо заметить, почудилось мне, будто есть какое-то сильное возражение, чуть ли не использованное мной совсем недавно, но сообразить не удалось… А в остальном картина вырисовывалась совершенно неприглядная. К сожалению, я мог ответить вполне определенно (а именно утвердительно) на вопрос: «Хотелось бы мне, чтобы главным злодеем оказался Принц?» Только потому, что в противном случае мое поведение на Совете выглядело без всяких скидок дурацким. Существовал, правда, еще один вариант, при котором мои поступки имели определенный смысл, но тут я бы точно предпочел побыть идиотом… И все же я упомянул эту возможность:

– А как по-вашему, Гаэль, мог весь этот невообразимо сложный и разветвленный план быть продуктом ума барона Детана? Или это невероятно?

Гаэль не стала торопиться с ответом, а затем покачала головой с красноречиво поджатыми губами.

– Это вам лучше знать, герцог… Могу высказать свое мнение. Вашими же словами: мог, но это невероятно. Пояснить?

В данном случае ее мнение в точности совпадало с моим, но я все же махнул рукой – валяйте, мол!..

– Ни один из известных нам фактов этому не противоречит. Я, знаете, массу времени убила на изучение дел, которыми занимался барон, и не могла не отметить его склонности к артистизму. Даже в тех случаях, когда разгадка была сразу же ясна – ему ясна, разумеется! – и можно было действовать примитивно, он плел хитроумные сети, максимально долго пудрил мозги официальным властям, обыгрывал нюансы. В общем, его стиль очень похож на события вокруг, когда все является не таким, как выглядит. Особенно не в пользу господина барона говорит его попытка обмануть вас, давая Вольфару возможность спокойно добраться до своего убежища, – попытка, лично мне крайне неприятная… – с явным налетом мстительности подчеркнула она, но потом как будто устыдилась столь очевидного проявления эмоций и рассмеялась. – Но боюсь, герцог, что и тут главного препятствия мы не возьмем. Зачем вашему дяде все это затевать? В Галактике он достиг необычайной славы, пусть и в специфических кругах, денег может иметь сколько душе угодно, власть… Власть трудно измерить количественно, но если б он к ней стремился, то вряд ли столкнулся бы с проблемами – добрая половина крупнейших политиков и военных нашей части Галактики почла бы за счастье оказать ему любезность. Что остается? Игра ради самого процесса, с сильными противниками? Но он, по-моему, вовсе не спортсмен…

– Это верно. Так же, как и все остальное… – со вздохом подтвердил я, про себя подумав, что могу даже кое-что добавить… Моему дяде никакие противники априори не показались бы сильными. Поэтому, предоставленный самому себе, он с большим удовольствием составлял бы шахматные этюды, чем лелеял коварные замыслы. Его действия всегда носили ответный характер; он получал удовольствие от проникновения в мысли и чувства других, а не от манипулирования ими…

М-да. Настроение в этот момент стало у меня совсем безрадостным. Сидя в камере на «Прометее» и высасывая из пальца свои теории, я к моменту освобождения настолько проникся недобрыми чувствами к Принцу и дяде, что потом только и пытался испортить им игру. Нет, вели они себя по отношению ко мне по-скотски, но это все же не повод помогать настоящему противнику, которому я был обязан всеми неприятностями… И помог-то как удачно, черт бы меня побрал! Приковал всеобщее внимание к «Бантаму», на поверку стоившему не больше выеденного яйца, плюс настроил общество против. Принца… Очень было противно, одним словом.

Как нередко бывает, вслед за дурным расположением духа подтянулась и подозрительность, напомнившая, что все рассуждения Гаэли, приведшие к столь печальным выводам, построены на достаточно зыбком фундаменте – ее собственном утверждении, будто со станции «Бантам» исчезли все бумаги…

– Гаэль, а откуда вы вообще узнали, как обстоят дела на станции? Вы же были в плену.

– Герцог Венелоа доложил, – хищно улыбнулась она.

– Что-то на него непохоже.

– Зато на меня похоже. Ладно, герцог, когда у вас на лице появляется такое вот казенное выражение, только полная дура не поймет, что на слово ей не верят… Очень жаль. Пребывание на «Прометее» тоже относится к той категории воспоминаний, которые я стараюсь лишний раз не ворошить, но вы все равно не отстанете… – В этой фразе прозвучало что-то удивительно знакомое, но я смолчал. – Собственно, начать стоило бы даже с той части, когда я… гм… путешествовала с Вольфаром, но сказать про тот период нечего. Моя природная наблюдательность оказалась совершенно бесполезна – он все время продержал меня в дурмане, и я даже не видела его ни разу. Но вот потом… Потом, но не сразу. Для любителей подробностей могу уточнить, что когда я очнулась на «Прометее», то первые несколько дней провела, по расхожему выражению, между жизнью и смертью. Поделиться опытом?

– Да нет, спасибо. А мне ваша рана не показалась настолько опасной.

– Значит, у вас было меньше поводов для тревоги, – съязвила она, но все же добавила:

– Вероятно, наложился отходняк от наркотиков, которыми меня пичкал Вольфар. Да и вообще, это лишь мои ощущения, а в реальный ход лечения меня никто не посвящал… Но могу задним числом поблагодарить дубину герцога, что он подождал с допросом, пока я слегка очухаюсь, – видимо, какая-то крупица милосердия в нем еще сохранилась.

– Тогда он здорово подобрел от общения с людьми. Но скорее, дело тут в кодексе чести, большим поборником коего считает себя герцог: на Кертории тяжелораненых не допрашивают, и тем более – не пытают…

– Ну, до пыток не дошло, – быстро вставила Гаэль и тут же призналась:

– Знаете, когда он все-таки приступил к допросу: кто да откуда, я сперва решила молчать, но потом испугалась. У этого ублюдка было такое лицо, будто он только и ждет случая, чтобы начать руки выламывать… Пугал, наверное?

– Не думаю. У Реналдо скверная репутация.

– Она бы не улучшилась, если бы мне довелось написать про него статейку-другую. Короче, я стала жаворонком заливаться, но – ни слова правды…

– А он, конечно, не врубился?

Гаэль глянула на меня чуточку снисходительно:

– Отчего же? Врубился – я не особенно старалась. Как раз ждала, чтобы он меня на чем-нибудь поймал, и можно будет использовать испытанный прием: предложить меняться. Он мне вопросик, я – ему…

– Ага, это мы проходили, – желчно припомнил я. – Только почему он-то согласился? Со мной ясно – я вообще миролюбив, а Реналдо мог бы упрямо продолжать давить.

Ей до чертиков надоели мои придирки, но она была на редкость терпелива и только поморщилась.

– Ах, это же совсем просто! Герцог рассудил так: если я узнаю о происходящем на станции, вашей судьбе и еще кое-каких мелочах, то большой беды не будет, зато ему информация достанется без труда и проволочек. Согласитесь, это логично. Любой керторианец, не исключая вас, поступил бы на его месте так же.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});