Сан Феличе - Александр Дюма

Сама я, поразмыслив, полагаю следующее: цель французской экспедиции в том, чтобы принудить нас снять осаду с Мальты, а оттуда двинуться в Египет, забрать Бонапарта и препроводить его в Италию. Как бы то ни было, это известие нас чрезвычайно встревожило.

Возможно также, что, заставив нас прекратить блокаду Неаполя, французский флот направится прямо на Константинополь, чтобы отвлечь силы русских и турок.

Следует учитывать и ту вероятность, что французскому флоту велено вынудить нас снять блокаду Неаполя, а потом забрать оттуда французские войска и, присоединив к ним несколько тысяч наших фанатиков, напасть на Сицилию. Но все эти операции требуют времени, так что у нас тоже будет время собрать эскадру Нельсона, которая соединится с флотилией графа Сент-Винцента, а тогда уж сможет сражаться против французов с равными силами. Остается единственное опасение, как бы флот, что стоит в Кадисе и после снятия блокады получит свободу передвижения, не явился сюда, увеличив таким образом численность наших врагов. Я лично думаю, что французы пойдут на все, чтобы достигнуть именно этого результата. Впрочем, через несколько дней мы будем знать, чего нам следует опасаться и на что надеяться. Во всяком случае, если нам посчастливится разбить эту эскадру, все будет кончено, потому что у французов нет другого флота, который они могли бы выставить против нас. Но кто может знать, что случится, если французский флот свалится нам на голову прежде, нежели Нельсон соединится с графом Сент-Винцентом?

А теперь перехожу к добрым вестям. Через посредство английского фрегата, который 5-го числа сего месяца вышел из Ливорно, нам стало известно, что французская армия была почти наголову разбита при Лоди, где произошло весьма кровавое сражение, вследствие чего имперские войска беспрепятственно вошли в Милан; народ встретил их восторженными криками, а французского коменданта осыпал бранью и оскорблениями. Наши союзники заняли также Феррару и Болонью, и русские перебили всех, кто после отступления оскорблял ни в чем не повинного великого герцога и членов его семьи. 5-го утром, в самый день отплытия фрегата, имперская армия должна была войти во Флоренцию и восстановить на престоле великого герцога. Кроме того, одна австрийская колонна двинулась на Геную, а другая — на Пьемонт, в крепостях которых засели французы. После всех этих побед у наших союзников осталось еще сорок тысяч свежих войск под командованием генерала Страссольдо, они готовы к бою, и, надеюсь, их будет достаточно, чтобы в недалеком будущем принести Италии избавление.

Я велела составить сводку всех этих событий, и, как только она будет напечатана, я перешлю ее Вашему преосвященству, а пока посылаю две копии обращенного к сицилийцам воззвания короля; оно будет распространено в провинции, поскольку в данный момент нам нежелательно чрезмерно разжигать страсти в столице.

Есть ли надобность говорить Вам, что я с великим нетерпением жду вестей от Вашего преосвященства? Заверяю Вас: все, что Вы делаете, восхищает меня — и глубина Ваших мыслей, и мудрость высказываний. Однако должна сказать, что не могу полностью разделить Вашего мнения насчет того, будто нам следует не замечать, позабыть главарей наших бунтовщиков, в особенности же когда Вы, Ваше преосвященство, договариваетесь до того, что надобно подкупить их наградами. И не потому я не разделяю такого мнения, что обуреваема духом мщения — страсть эта неведома моему сердцу, — и если я говорю с Вами так, словно желаю мстить, то лишь из величайшего презрения к этим негодяям, коих я ни во что не ставлю и кои не заслуживают ни того, чтобы переманить их на нашу сторону, ни того, чтобы их покупать, а напротив, их надо отделить от всего остального общества, которое они развращают. Примеры милосердия, прощения, а в особенности вознаграждения не только не внушили бы нации, столь подлой и столь испорченной, как наша[153], чувства признательности, благодарности, а, напротив, внушили бы ей сожаления, что не совершено было во сто крат более. С горечью говорю Вам, тут не может быть никаких колебаний: всех этих людей следует покарать смертью, в особенности же Молитерно, Роккаромана[154], Караччоло, Фредеричи и им подобных.

Что до всех прочих, их следует выслать и взять с них обязательство никогда более не возвращаться, а также письменное согласие, в том случае если они все-таки когда-либо вернутся, подвергнуться пожизненному тюремному заключению, а имущество свое увидеть конфискованным. Эти люди не укрепят сил французов, ибо у них недостанет ни духу, ни энергии сражаться вместе с французскими войсками; они не смогут усугубить наши бедствия по той же причине своей трусости, а мы таким образом избавимся от зловредного и безнравственного племени, которое никогда чистосердечно не примет нашу сторону, и потеря нескольких тысяч подобных негодяев — это лишь благо для государства, кое от них очистится; очищение же сие производите, основываясь не на доносах, а на фактах — таких, как оказание услуг врагам короля и отечества, заключение союзов с названными врагами; действуйте, говорю я, беспристрастно, невзвирая на положение в обществе и пол, не делая различия между благородным сословием и mezzo ceto, будь то даже женщины, не считаясь ни с родовитостью, ни с чем бы то ни было иным. В Америку их всех! В Америку или во Францию, если уж расходы чрезмерно велики.

А когда одни будут мертвы, а другие изгнаны — вот тогда мы сможем предать забвению совершенные ими гнусности. Но сперва, но сначала, но прежде всего я считаю необходимым проявить величайшую строгость, ибо предаться другому властителю есть не только вероломство, но и нарушение всех принципов религии и полное забвение долга. Посему я полагаю, что милосердие было бы роковой ошибкой, изменники сочли бы его нашей слабостью, а те люди, чья верность не поколебалась ни на миг, — несправедливостью. Следовательно, повторяю, ради будущего спокойствия и безопасности государства надо хорошенько очиститься от всего этого сброда, выдворение которого Францию не укрепит, зато, по крайней мере, обеспечит нам покой. И я настолько в этом убеждена, что предпочла бы даже оставить попытки перетянуть Неаполь на нашу сторону, а лучше дождаться, когда мы соберем достаточную армию, чтобы взять его штурмом, и тогда уж насильно и на указанных выше условиях произвести чистку — вновь и вновь повторяю это слово, потому что лишь оно ясно выражает мою мысль, — чистку, только одна она и может обеспечить нам спокойствие в будущем. Если сегодня Вы не располагаете необходимыми для подобных действий силами, я предпочитаю пока вовсе не возвращаться в мою столицу, чем вернуться, оставив в ней всю эту нечисть. Австро-русские армии приближаются к Неаполю. Лучше дождаться, когда прибудут русские, и вместе с ними отвоевать обратно наше королевство. Как бы то ни было, мое мнение таково, что нам должно принимать любую помощь, откуда бы она ни пришла. Но откуда бы ни явилась эта помощь, нам не следует, когда Неаполь будет взят, прощать тех людей, кои являются единственной причиной гибели королевства[155]… Да простит мне Ваше преосвященство столь настоятельные требования покарать преступников, но я желаю высказать Вам мои чувства и намерения, дабы в будущем Вы не могли сослаться на свое неведение. Впрочем, я надеюсь, что Ваше преосвященство знает, что надлежит делать и сделает это.