Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

процессом.

– Пап, а ты стрелять умеешь?

Он молча кивает.

– А мы постреляем?

Глаза у Дима блестят, щёки разрумянились. Он улыбается сыну.

– Кого?

– Чего кого? – не понимает Дим.

– Ну, кого мы будем стрелять?

– А… а просто так, – уже спокойнее предлагает Дим.

– Просто так не стреляют, только в кого-то.

– Тогда не надо, – вздыхает малыш…

…Тим улыбнулся воспоминанию. Всё-таки он однажды, проверяя заново перебранную и отрегулированную им машину, взял с собой в пробную поездку Дима и, отъехав подальше, завёл машину в лес. Там и пострелял немного. Проверил и себя, и оружие. Оказалось, всё помнит и может. Дим был доволен, радостно визжал при каждом попадании. Он взял тогда с Дима слово молчать. И, в общем, малыш держался. Вот только сегодня… ещё бы чуть-чуть… ну, да ладно. Ничего особо страшного не случилось. Разрешение у него есть, лишь бы не лезли с вопросами. Что, да откуда, да почему. Но и это пустяки. А вот если Дим опять начнёт во сне видеть Горелое Поле и кричать… будет плохо. А остальное всё – пустяки.

Сопровождающий посмотрел на часы, тихо о чём-то поговорил с шофёром и громко объявил по-русски:

– Через полчаса будем на месте.

И разбуженные его голосом люди зашумели, задвигались, собирая разложенные и развешенные вещи.

Эркин проморгался, протёр кулаками глаза и спросил Фёдора.

– Ты знаешь, где мы?

– Столица, похоже, – поглядел в окно Фёдор. – Атланта. Не бывал никогда?

– Нет, – честно ответил Эркин, поднимая спинку кресла.

Фёдор покачивал головой, глядя на развалины, только кое-где не то что разобранные, а так… немного расчищенные.

– Однако раздолбали здесь всё… Капитально.

– Это ты Белореченска не видел, – откликнулись сзади.

– Оттуда, что ли?

– Ну да. Пять раз из рук в руки. Ни одного дома не осталось. А на всё Пограничье был знаменит. И красив, и богат. Да что там… – говоривший горестно выругался. – А здесь ещё ничего. Вон, целые есть. Стёкла с рамами вставь – и живи.

Эркин посмотрел на Женю, и она улыбнулась ему.

– Эркин, ещё хлеб есть. И яичко одно. Поешь.

– А ты?

– Я не хочу, – и видя его огорчение: – Вот водички дай.

Эркин вытащил из кармана на спинке сиденья флягу и протянул Жене. Она попила сама, дала попить Алисе.

– Ну вот.

Эркин взял флягу, глотнул из горлышка и посмотрел на Фёдора, молча предлагая. Тот мотнул головой, думая о чём-то своём. Впереди зашёл спор: дадут или не дадут по приезде ужина. Если дадут, то паёк надо съесть сейчас, чего ему лежать, а если нет, то надо приберечь. А чего тут думать? Запас карман не тянет. А ну как выжрешь сейчас, а ужина-то и не будет… А если будет? Так к ужину и добавишь, дурила…

Атланта

– Пап, ты обёртку в сумку положи, – попросил Дим. – А то в кармане помнётся.

Тим кивнул, взял у Дима обёртку и положил в сумку, в отделение для карты, как раз поместилась. И, чтобы ненароком не забыть, сразу повесил её себе через плечо, проверил карманы на спинках, взглядом нашёл наверху их мешки и тючок.

Доня, не дожидаясь остановки, начала одевать и закутывать младших. Сашка с Шуркой выясняли, чей шарф выпал из рукава и валяется на полу. Кто-то, верный принципу: ешь сейчас, потом не будет, – дожёвывал паёк.

Грег внимательно, даже слегка перевесившись через подлокотник в проход, следил за дорогой. Похоже, он узнавал места, но пока не высказывался.

За окнами поплыл серый высокий забор, и Грег обернулся к Тиму.

– Точно. Сейлемские казармы.

Тим быстро, но внимательно посмотрел в окно и кивнул. Но промолчал. Узнать-то он, конечно, узнал, но остальным лучше этого не показывать. А то ещё спрашивать начнут, объяснять придётся. А это, ну, совсем лишнее. Автобус уже заворачивал в ворота, и Тим снял с крючка пальтишко Дима.

– Одевайся, сынок.

Плавно, без толчков, автобус остановился, сопровождающий встал и громко весело сказал:

– Приехали. Собираемся и выходим. Ничего не оставляйте, – взглядом нашёл Сашку и Шурку и улыбнулся. – Весь мусор тоже с собой. Чтобы у шофёра лишней работы не было.

Люди закивали, выбирая из карманов обрывки пайковой обёртки и яичную скорлупу. Тим помог Диму застегнуться, быстро натянул куртку, так что сумка оказалась под ней, что тоже неплохо, а то слишком в глаза бросается и ни у кого такой нет, и снял с верхней полки их мешки и тючок.

– Ничего не забыл?

– Не, – улыбнулся Дим, хлопая себя по карманам. – Всё моё при мне.

Неся оба мешка и тючок в одной руке, а другой придерживая сына за руку, Тим пошёл по проходу. Он хотел задержаться, посмотреть приборную доску водителя и, может, даже поговорить – классно водит, у такого хорошо бы поучиться – но сзади напирали.

Уже смеркалось, и над просторным плацем зажглись фонари. Шум, суета, зычные призывы сопровождающих и команды коменданта. Пять автобусов из разных лагерей одновременно. Не потеряться бы в такой толпе.

– Семейные?!

– Куда семейных?!

– Крайний правый?!

– Все семьи?!

– А мы братья, нам куда?

– Мужчины-одиночки!

– Крайний слева!

– Грег, потом увидимся?

– Ладно, выжили, так проживём!

– Семейные, по семьям…!

– Вещи все взяли?

Женя несла узел, за который держалась Алиса, а другой рукой вцепилась в рукав куртки Эркина. Ничего, главное – они вместе, теперь… неважно, всё неважно, они вместе. В суматохе высадки Эркин неловко надел мешок, теперь ему неудобно держать на плече ковровый тюк, другую руку оттягивает ящик, Женя держит его за рукав, Алиса… Алиса где? Здесь? Ну, хорошо. Остановиться, переложить, что-то поправить некогда. Они уже идут в общей плотной толпе. Матери дёргают, подтягивают к себе поближе детей, громко ругаются мужчины, отталкивая напирающих, и над всем пронзительный голос Дони, в который раз тревожно пересчитывающей свой выводок.

Тетрадь сорок шестая

Графство Эйр

Округ Кингслей

Коттедж № 3715

Он просыпался медленно, как всплывал со дна. Запахи, звуки, свет сквозь веки. Где он? Кто он? Он… Серёжа… Серёжка-Болбошка. Полностью… для школы… Сергей Игоревич Бурлаков…Он что, болен? В школу не надо?

Он медленно открыл глаза и удивлённо огляделся. Но… но это совсем чужая комната, его – не такая. Да, он помнит, он уже большой мальчик и у него своя комната, маленькая, а эта… нет, он же помнит. И кровать не такая, и… и всё. Где он? Где мама? Аня? Мила? Папа? Ну, папа на работе, а остальные?

Он откинул одеяло и сел. Снова огляделся. Нет, что-то совсем не то. Что? А ну-ка, посмотрим. Он встал, качнулся, с размаху плюхнулся