Беззвёздная ночь - Роберт Сальваторе

— Он — покойник, — резонно напомнил Бренор берсерку.

— Есть о чем беспокоиться! — загрохотал Пвент. — Жрецы умеют разговаривать с мертвецами, кроме того, при нем может оказаться карта. Да говорю тебе, мы найдем дорогу в этот вонючий город и я спущусь туда ради тебя, мой король! Поубиваю всех этих паршивых дроу — кроме нашего, конечно, — добавил он, подмигнув Реджису, — и верну твою девчонку домой!

Бренор лишь вздохнул и махнул рукой, чтобы хафлинг вел их дальше. Несмотря на свое настроение, в глубине души он надеялся, что при виде растерзанного тела Энтрери испытает особое удовлетворение.

Они прошли еще немного. Реджис постоянно высовывал нос из своего капюшона, чтобы сориентироваться. Наконец хафлинг увидел высокий утес, похожий на растущую из скалы ветку.

— Здесь, — показал он. — Похоже, это то самое место.

Пвент взглянул вверх, потом осмотрел дно ущелья как раз под выступом. Он стал карабкаться по скальным обломкам на четвереньках и принюхиваться к камням, словно надеялся почувствовать трупный запах.

Реджис, откровенно веселясь, наблюдал за ним, потом повернулся к Бренору. Тот стоял у склона ущелья и, покачивая головой, водил ладонью по камню.

— Что там? — спросил Реджис, подходя поближе. Услышав его слова, Пвент тоже присоединился к ним.

Став рядом с королем, Реджис тоже разглядел нечто серо-сизое, облепившее камень. Бренор оттянул кусочек странной материи.

— Что это? — опять спросил Реджис, осторожно дотронувшись пальцем до непонятного материала. За пальцем потянулись липкие волокна, и хафлингу не сразу удалось освободиться от клейких нитей.

Бренор долго молчал. Пвент пробежал мимо них, обнюхал камни, потом помчался на другую сторону ущелья.

— Это то, что осталось от паутины, — наконец угрюмо произнес король дворфов.

Одновременно Бренор и Реджис подняли головы и посмотрели на далеко выдававшийся над ущельем утес, представляя, чем могло закончиться падение полумертвого убийцы, если кто-то натянул под ним сеть.

* * *

Пальцы мелькали чересчур быстро, и убийца так и не смог понять переданное ему указание. Он энергично замотал головой, и раздосадованный дроу всплеснул черными ладонями, пробормотал ругательство — и пошел прочь.

«Иблис», — повторил про себя Артемис Энтрери. Это слово обозначало «дерьмо», и с тех пор, как Джарлакс привел его в это злосчастное место, он чаще всего слышал в свой адрес именно это. А что, интересно, от него ожидали? Он ведь только начал учить язык жестов, а движения пальцев в нем были столь сложными и точными, что Энтрери сомневался, под силу ли хотя бы одному из двадцати людей освоить его. К тому же он отчаянно пытался выучить разговорный язык темных эльфов. Он знал некоторое количество слов, в целом понимал, как строится предложение, но способен был передать только простейшие мысли.

Зато слово «иблис» он знал слишком хорошо.

Убийца прислонился к стене маленькой пещерки, ставшей в эту неделю штабом всех операций Бреган Д'эрт. Сам себе он казался таким ничтожным, как никогда раньше.

Когда Джарлакс вернул его к жизни неподалеку от того ущелья в окрестностях Мифрил Халла, он принял предложение наемника отправиться вместе с ним в Мензоберранзан (теперь-то он понимал, что это был скорее приказ), решив, что его ждет увлекательное приключение.

Но ничего похожего на приключение не получилось; это место оказалось настоящим адом. Здесь Энтрери был всего лишь «колнблас», не-дроу, и жить ему приходилось среди двадцати тысяч представителей расы, не отличавшейся особой терпимостью. Нельзя сказать, что дроу как-то по-особому ненавидели людей, просто так они относились ко всем, кто не принадлежал к их народу. И поскольку в их глазах он был только «колнблас», когда-то наводивший ужас убийца теперь стоял ниже последних солдат Бреган Д'эрт. Какая разница, что он совершил и кого убил в прежней жизни. В Мензоберранзане Артемис Энтрери обречен был вечно занимать только двадцать тысяч первое место.

А еще эти пауки! Энтрери их ненавидел, а в городе темных эльфов они ползали повсюду. Дроу выращивали более крупные и ядовитые разновидности многоногих тварей и держали их в качестве домашних животных. Убийство паука считалось тягчайшим преступлением и каралось «дживвин куи'эльгхин» — пытками до смерти. А в восточной части гигантской пещеры рядом с озером Донигартен, где росли мох и грибы и куда Энтрери часто отправляли надзирать за толпами рабов, пауков было несметное количество. Они ползали вокруг него, по его телу, свисали вниз на длинных нитях у самого лица едва сдерживавшего отвращение человека.

Убийца поднес к глазам сиявший зеленым светом меч. Хорошо хоть в городе теперь больше света; по какой-то непонятной причине магические огни и факелы стали недавно в Мензоберранзане обычным делом.

— Неразумно пятнать такой прекрасный клинок кровью дроу, — донесся от двери знакомый голос, говоривший на Общем языке. Джарлакс вошел в комнату, но Энтрери не отрывал взгляда от светящегося лезвия.

— Ты допускаешь, что я решусь причинить вред кому-то из твоих могущественных соплеменников? — саркастически отозвался он. — Разве посмею я, презренный иблис… — Джарлакс высокомерно рассмеялся, и Энтрери замолчал, неприязненно взглянув на наемника, державшего в руках широкополую шляпу и теребившего перо диатримы.

— Я всегда высоко ценил твою доблесть, — сказал Джарлакс. — Ты несколько раз дрался с Дзиртом До'Урденом и до сих пор жив, а этим в Мензоберранзане мало кто может похвастаться.

— Я был ему ровней в бою, — процедил Энтрери сквозь зубы. Но слова отозвались в нем болью. Он неоднократно сражался с Дзиртом, но лишь дважды им никто не мешал. И оба раза Энтрери оказывался в проигрыше. Раньше ему нестерпимо хотелось сравнять счет, доказать, что он сильнее. Но в глубине души убийца сознавал, что больше не хочет сходиться с Дзиртом в бою. Когда он проиграл в первый раз, в грязных, вонючих отстойниках Калимпорта, каждый день его жизни был отмечен жаждой отыграться, тогда он все свое существование подчинил тому, чтобы добиться долгожданного реванша. Но, проиграв во второй раз, когда он остался болтаться как тряпка, израненный, избитый и беспомощный в продуваемом всеми ветрами ущелье…

«Что же изменилось?» — спрашивал себя Энтрери. Почему ему больше не хочется драться с отступником-дроу? Потому ли, что доказывать больше нечего? Или он просто боится? Разные чувства тревожили его, и Артемис Энтрери не мог найти покоя ни внутри себя, ни в темном городе дроу.

— Я был равен ему в бою, — тихо повторил он как можно увереннее.