О бихевиоризме - Беррес Фредерик Скиннер

до тех пор, пока он не подвергается атакам. Часто полезно говорить о репертуаре поведения, который, подобно репертуару музыканта или труппы исполнителей, представляет собой то, что человек или группа способны сделать при соответствующих обстоятельствах. В этом смысле знание является репертуаром.

Виды знания

Одно из значений слова «знать» – это просто быть в контакте, быть в близости. Именно в этом смысле говорят, что человек познал грех, красоту, печаль или мужчина познал женщину в библейском смысле плотского обладания ею. Конечно, здесь подразумевается, что поведение меняется в результате этого контакта.

Считается, что мы знаем, как сделать что-то – открыть окно, произнести «анаколуф»[29], решить проблему, – если мы способны это делать. Если мы можем добраться отсюда до нужного места, говорят, что мы знаем дорогу. Если мы в состоянии прочесть стихотворение или сыграть музыкальное произведение, не заглядывая в записи, говорят, что мы знаем его «наизусть» – любопытный прием физиологизации[30].

Также говорят, что мы знаем о чем-то. Мы знаем алгебру, Париж, Шекспира или латынь не только в смысле контакта с областью, местом, поэтом или языком, но и в смысле владения различными формами поведения по отношению к ним. Мы знаем об электричестве, если мы можем успешно работать, вербально или иным образом, с электрическими приборами.

Все эти формы знания зависят от предыдущего влияния условий подкрепления, но также считается, что мы обладаем особым видом знания, если мы можем попросту сформулировать инструкции, указания, правила или законы. Человек может знать, как управлять оборудованием, потому что он прочитал инструкцию, или как передвигаться по городу, потому что он изучил карту, или как вести себя законно, потому что он знает закон, хотя он, возможно, никогда не управлял оборудованием, не посещал город и не чувствовал на себе руку закона. Знание, позволяющее человеку описывать условия, существенно отличается от знания, отождествляемого с поведением, формируемым этими условиями. Ни одна из форм не предполагает другую.

О собаках Павлова говорили, что они знают, «когда нужно слюноотделение», но они пускали слюну не потому, что знали, что за звонком последует пища. Можно сказать, что крыса знает, когда нужно нажать на рычаг, чтобы получить пищу, но она не нажимает из знания того, что пища будет доставлена. Можно сказать, что водитель такси хорошо знает город, но он передвигается по нему не потому, что обладает когнитивной картой.

Вытекает ли знание из опыта?

Джон Локк и другие британские эмпирики делали акцент на простом контакте со стимулирующей средой. Они не объясняли, почему человек должен обращать внимание на окружающий его мир, для чего ему связывать (ассоциировать) два совпавших признака так, чтобы один потом напоминал ему о другом, или зачем он вообще должен о них думать. В главе 5 мы убедились, что некоторые преемники Локка привнесли в эмпирическую позицию элемент веры или воли, но знание о мире основано не только на контакте с данной обстановкой, поскольку оно обусловлено условиями подкрепления, частью которых эта обстановка является. «Опыт», из которого извлекается знание, состоит из всех условий.

Знание как сила и как размышление

Мы не действуем, применяя знания, наши знания сами по себе являются действиями или, по крайней мере, правилами для них. Оно само по себе является силой, на что указывал Фрэнсис Бэкон, отвергая схоластику и ее акцент на знании ради знания. Оперантное поведение – это, по сути, реализация силы: оно оказывает влияние на окружающую среду. Продвижение или наращивание познания, предложенное Бэконом, было развитием человеческого поведения в интересах человека, и достижения современной науки показывают, что он правильно предвидел его характер. Тем не менее в последнее время проблема силы была поставлена под сомнение. Считается, что Запад сделал своего рода фетиш из контроля над природой. Конечно, нетрудно указать на печальные последствия многих достижений науки, но неясно, как они могут быть исправлены, кроме как путем дальнейшего использования научной силы.

В бихевиористском анализе есть место для вида знания, которое не требует действий и, следовательно, силы. Не обязательно активно действовать, чтобы чувствовать или интроспективно наблюдать определенные состояния, обычно связанные с поведением. Сказать: «Я узнаю морского льва, когда увижу его», – значит сообщить, что человек может опознать морского льва, но не то, что он делает это сейчас. Реакция, временно забытая, все еще может быть заявлена как знание, как, например, когда мы говорим: «Я сейчас об этом не думаю, но я знаю это так же хорошо, как свое родное имя».

Мы также используем «знать» в значении «быть под контролем» состояния, которое не является единственным определяющим фактором нашего поведения. Когда мы говорим: «Я пошел на встречу, зная, что Х будет выступать» (где знание можно заменить на веру, ожидание, осознание или понимание), мы сообщаем, что на наше поведение повлияло некое предварительное указание на то, что Х будет на встрече, но само поведение нельзя назвать знанием этого факта. Сказать: «Я пошел, думая, что Х будет там», – значит предположить менее четкое или надежное предварительное указание. Это различие между размышлением и знанием, о котором говорилось в главе 7. Было сказано, что «все знание состоит из гипотез… считающихся доказанными или высказанных весьма условно», но мы, скорее всего, скажем «я думаю» в отношении предварительной гипотезы и прибережем «я знаю» для доказанного случая. Однако это различие не принципиально. Утверждение «Я знаю, кто-то прячется в этой комнате» подразумевает слабые доказательства, но все-таки является сильной реакцией предположительно по другим причинам. Подобные условия могут преобладать, даже если замечание не было сделано.

Большая часть того, что называют созерцательным знанием, связана с вербальным поведением и с тем фактом, что именно слушатель, а не говорящий, предпринимает действия. Мы можем говорить о силе воздействия слов на слушателя, но поведение говорящего при определении или описании чего-либо предполагает вид знания, оторванный от практических действий. Однако вербальное поведение играет ключевую роль в созерцательном познании, поскольку оно хорошо приспособлено для автоматического подкрепления: говорящий может быть слушателем сам себе. Существуют и невербальные формы поведения, обладающие тем же эффектом. Перцептивные реакции, проясняющие стимулы и разрешающие недоумение, могут автоматически подкрепляться. Аналогичным образом происходит «улавливание смысла» трудного отрывка. Весь мир фантазий – это перцептивное поведение, которое автоматически подкрепляется, и некоторые его части попадают в область знания. Однако созерцание такого рода было бы невозможно без предварительного знакомства с непредвиденными обстоятельствами, в которых действие предпринимается и по-разному подкрепляется.

Понимание

В простом смысле слова я понял, что говорит человек, если я могу правильно повторить его слова. В несколько более сложном смысле я понимаю его, если реагирую соответствующим образом. Я могу сделать это, «не понимая, почему он это говорит». Чтобы понять почему, я должен