Секретный Черчилль. Британские спецслужбы в войнах ХХ века - Вадим Телицын

Вот как во время войны отзывался Шекспир о человеке, с которым вместе охотился и отдыхал в Баварии: «человек, не лишенный обаяния, и очень милое создание» «беспримерного личного мужества», но «без больших интеллектуальных способностей»; и обратное, «простейшей души человек, не способный лицедействовать». Шекспир не мог не понимать, что Гесс был «всецело предан Гитлеру, который был его идолом». Интересно отметить, что, несмотря на запинающийся английский Гесса, англичанин почувствовал «в его характере чудаковатую тягу к мистицизму, а его взгляд и выражение лица выдавали в нем неуравновешенный ум». Аналогичные замечания высказал после войны и Карл Хаусхофер: его друг, сказал он, никогда не был вполне нормальным человеком; уже в начале 1919 года у него проявлялись тенденции к самоубийству и отсутствие уравновешенности. «Помнится, что я отправил его к нашему семейному терапевту, доктору Боку, обнаружившему у него признаки инфантилизма». Как бы там ни было, но вскоре после этого заявления Хаусхофер и его жена покончили с собой. Шекспир считал Гесса «в политике и дипломатии совершенным любителем», который «не имел знаний об управлении», необнадеживающий вердикт для второго лица в Рейхе.

«Когда я встретился с Гессом, им владела идея, что нет причины, которая могла бы помешать Германии захватить высшую власть в Европе, не повлияв на мировое могущество Британской империи. Англия и Германия могли бы поделить сферы влияния и править миром вместе. Не думаю, чтобы он любил Англию, но он восхищался англичанами по многим аспектам… Он ненавидел Россию и все то, что за ней стояло…»

Годом, венчавшим «английскую политику», стал 1935 год. Ему предшествовали успешные визиты Розенберга и Геринга в Британское воздушное министерство, руководимое лордом Лондондерри; двустороннее англо-германское соглашение по военно-морскому флоту, подписанное с легкой руки Риббентропа, одним из консультантов которого был Альбрехт Хаусхофер. Являясь негласной отменой Версальского решения и договора о коллективной безопасности Лиги наций, он стал пощечиной английскому союзнику, Франции; Германия добилась цели: вбила клин в отношения между этими двумя странами. Тот факт, что британское правительство и Королевский военно-морской флот попались на эту удочку, свидетельствует о полном непонимании ими Гитлера и идей национал-социализма. Сэр Джон Саймон, министр иностранных дел, всего два года назад порицавший Розенберга по поводу плохого обращения с евреями, полагал, что дело заключалось в выборе между двумя Германиями: той, что продолжала бесконтрольно вооружаться, и той, от которой можно было добиться взаимного уважения законов при условии гарантии признания ее прав. В британском штабе военно-морских сил поверили угрозе Риббентропа, что если они не согласятся с предложением Гитлера увеличить германский флот до 1/3 мощи британского Королевского Военно-морского флота, начнется безудержный рост военно-морских сил Германии.

Заодно с этими наивными представлениями о целях новой Германии сыграли чувства симпатии, испытываемые к бывшему противнику высшими кругами: королевская семья, земельный и банковский капитал видели в России и коммунизме главную угрозу для своей империи и своего устоявшегося положения. Германию они начали воспринимать в том свете, в каком это было выгодно Гитлеру: в роли бастиона в борьбе против коммунизма, и считать, что война между ней и западными союзниками будет только на руку России. В Королевских военно-воздушных силах понимали, что создание бомбардировщика поколебало неуязвимость островного положения страны и коренным образом изменило имперскую стратегию; Королевский Военно-морской флот стремился поддерживать политику голубого океана, подразумевавшую защиту империи без ведения боевых действий на суше, подобных страшному кровопролитию, имевшему место в Первой мировой войне; немалое беспокойство с его стороны вызывали американские военно-морские силы, движимые антиимперскими (антибританскими) настроениями, а также высокая вероятность создания германо-итало-японской коалиции против Британии. В свете сказанного предлагаемая Германией дружба представлялась весьма заманчивой. Определенную роль, кроме практических и стратегических соображений, сыграло британское чувство честной игры и короткая память или простодушие относительно методов, с помощью которых завоевывалась империя.

На Берлинских Олимпийских играх, состоявшихся летом 1936 года, процесс соблазнения продолжился. Столица преобразилась. Даже липы, давшие имя улице Унтер-ден-Линден, были выкорчеваны, чтобы уступить место знаменам со свастикой высотой в пятнадцать метров. «Все делается с колоссальным размахом, – записала в дневнике Белла Фромм. – Свастика повсюду, повсюду черная форма СС и коричневая СА». Бросались в глаза косметические изменения, связанные с устранением всех признаков антисемитизма и концентрационных лагерей. Не осталось ни следа от оскорбительных для евреев лозунгов и надписей на стенах; “Der Sturmer” из книжных магазинов и ларьков исчезла; политические заключенные, труд которых использовался на принудительных земляных работах, больше не смущали взора, так как держались подальше от дорог. Гесс, присутствовавший 1 августа на грандиозной церемонии открытия Олимпийских игр, стоял справа от фюрера.

Среди почетных британских гостей в тот день находился привлекательный молодой человек, член парламента, маркиз Клайдсдейл, наследник герцогов Гамильтона и Брандона. Клайдсдейл был известен как блестящий авиатор высокого профессионализма, летный инструктор Королевских вспомогательных военно-воздушных сил (резерва Королевских Военно-воздушных сил), ведущий офицер 602-й эскадрильи города Глазго. В прессе его называли «Летающим маркизом», или «Боксирующим маркизом». В школьные годы он выступал за Итон, позже за Оксфордский университет и стал впоследствии чемпионом Шотландии по боксу среди любителей среднего веса. Он даже объездил мир с показательными соревнованиями, собирая средства на благотворительность. Теперь его больше знали как летчика. За три года до этого он возглавил картографический отряд, получивший задание сделать карту неизученных районов Гималаев, и таким образом стал первым человеком, перелетевшим на самолете Эверест. Свои достижения, которые в соавторстве с командиром авиакрыла Макинтайром он изложил в «Книге пилота об Эвересте», маркиз оценивал весьма скромно, приписывая успех техническим достижениям: новому сверхмощному нагнетателю горючего и большому пропеллеру.

В парламенте он представлял шотландский избирательный округ Восточный Ренфрю, и по возвращении из гималайской экспедиции, чтобы отпраздновать событие, палата общин устроила в его честь торжественный обед. Уинстон Черчилль сидел рядом с ним. Одно время Клайдсдейл входил в круг молодых друзей и сторонников Черчилля, но позже из-за его «английского» отношения к шотландским проблемам их пути разошлись.

Рудольф Гесс тоже был страстным поклонником авиации. Хотя в 1927 году он не получил финансовой поддержки для повторения трансатлантического перелета Линдберга, только в обратном направлении – с востока на запад, в 1932 году он принимал участие в воздушных гонках «Вокруг Цугшпице» и пришел вторым, а в 1934 году тоже стал победителем соревнований. Воздухоплавание и все, что с ним связано, было его страстью. Любопытно отметить, что, несмотря на всевозможные светские рауты, куда во время Берлинских Олимпийских игр приглашались почетные британские гости, с Клайдсдейлом он не познакомился, во всяком случае, так позже утверждали он сам и герцог Гамильтон (кем стал Клайдсдейл). То же говорили впоследствии вдовствующая герцогиня Гамильтон и ее старший сын, нынешний герцог, а также Ильзе Гесс.

Известно, что, по крайней мере, на одном приеме точно присутствовали и Гесс, и Клайдсдейл. Речь идет об обеде 12 августа, устроенном Гитлером в рейхсканцелярии в честь сэра Роберта Ванситтарта. Трудно поверить, чтобы Гесс не воспользовался моментом и не представился известному авиатору, тем более что Клайдсдейл являлся членом Англо-германского товарищества, то есть был достаточно влиятельным британцем, с которым Гессу нужно было познакомиться и убедить в необходимости британско-германской солидарности против общей большевистской угрозы. Если этого не произошло, то только из-за его природной замкнутости или стеснительности, обусловленной слабым знанием английского языка.

В первом полном германском объяснении полета Гесса в Шотландию в 1941 году говорилось, что их встреча произошла в Берлине именно в период Олимпийских игр. Можно не сомневаться, что утверждение было делом рук министерства пропаганды доктора Геббельса и имело цель внести раздор в британские умы, намекнув на более близкие отношения, чем те, которые на самом деле существовали между Гессом и Гамильтоном. Тем не менее, британское министерство информации сделало тогда аналогичное заявление, от которого вскоре отказалось. Наиболее достоверные сведения относительно этой встречи дал Карл Хаусхофер непосредственно перед Нюрнбергским процессом 1945 года. Брат герцога, лорд Малькольм Дуглас-Гамильтон, также считал, что они познакомились в Берлине. Обсуждение миссии Гесса, состоявшееся у лорда с герцогом Брунсвиком 24 мая 1945 года в присутствии его штурмана Р. К. Лэнгдона, не оставило у последнего на этот счет никаких сомнений.