На берегах Альбунея - Людмила Шаховская

Всякие катастрофы огненного или водяного свойства повторялись в Италии так часто, что никому там не были в диковину, но тем не менее, всякий старался предупредительно спастись, не считая пустяком это заурядное явление.

Нессо решил выйти из хижины, чтоб узнать, в чем дело, но в тот момент, когда он перешагнул порог ее двери, из кузницы Вулкана раздался новый удар, на этот раз сопровождаемый оглушительным треском; почва задрожала, заколебалась под ногами Нессо, и он упал, больно ударившись головой об каменный порог двери.

К утру он очнулся от обморока, весь в крови из опасной раны, полученной при падении; при его попытке встать эта рана открылась снова и было запекшаяся кровь полилась струей из разбитого затылка.

Поняв, что ему легко истечь кровью, старик собрал последние силы, встал на ноги и, шатаясь, побрел обратно в хижину.

– Теперь я так слаб, что даже подросток одолел бы меня, – мелькнуло в голове.

Он с тоскою принялся пить вино для укрепления сил, обмыл рану, обвязал тряпкой, и улегся в постель.

К вечеру того дня, почувствовав облегчение, Нессо вышел из хижины; он опирался на секиру, потому что какая-то странная, никогда прежде неизведанная им истома владела его организмом, – предчувствие близости смерти.

В воздухе произошла непонятная дикарю перемена: атмосфера была насыщена вулканическим электричеством и серными парами; было сыро, но в то же время и душно, несмотря на зимнюю, январскую прохладу.

Нессо прервал свое раздумье криком удивления, лишь только кинул первый взгляд на окружающую местность: там расстилался совсем другой вид; многое изменилось в одну ночь до неузнаваемости благодаря могучей работе подземных сил.

Где прежде возвышались громадные старые дубы и платаны векового дремучего леса, Нессо приметил их не больше десятка; все непроходимые дебри священной дубравы Цинтии исчезли в образовавшемся провале, ушли в недра земные, опустились с почвой, как пропал и старый дом царя Проки со всею альбунейскою усадьбой.

Изумленный анахорет, забыв свою немощь, торопливо бросился к этому месту и понял, что произошло: почва расселась на несколько огромных трещин, образовав на прежде гладком месте Горного ущелья овраги и пропасти, из которых одни поглотили упавший туда лес, другие зияли полные черных, обгорелых камней, обугленных проходившей тут некогда огненной, вулканической жилой.

Озеро Цинтии обмелело, ушло в землю, почти исчезло, чтоб стать снова глубоким не раньше, как спустя много лет, когда случится вновь такая же катастрофа в природе и все переделает, перекроит одежду местности на прежний лад.

Не в силах освоиться с совершившимися переменами, Нессо направился к центру поляны, где находился жертвенник, чтобы взглянуть, цело ли святилище.

Куча камней с дровами на них уцелела, но к своему величайшему горю, жрец приметил, что почва около этого места оседает, сыплется в овраг и с каждой минутой ущелье, превратившееся в холм, уменьшается объемом, грозя поглотить хижину и самого жреца в болото.

Жертвенник стоял уже не в центре, а с края равнины, около пропасти.

Спасения не было; слезть с этого небольшого холмика оказалось некуда; кругом виднелось мутное болото с серными испарениями, издававшими отвратительную вонь.

Так прошло несколько дней.

Нессо не выздоравливал, все хуже расхварывался от раны, а его надежда, что почва высохнет, вода уйдет, соберется по-прежнему в одно место, в озеро, не сбывалась. Напрасно он день и ночь наблюдал, следил за изменениями в почве, почти не спал, ел на ходу, боясь потерять драгоценную минуту какой-либо спасительной случайности, стал строить плот, чтобы спастись, если вода достигнет до самой вершины холма, но вода не сбывала и не поднималась, а продолжала с медленною постепенностью подмывать холм, и жертвенник Цинтии готовился рухнуть в топь.

Нессо стало думаться, что если он уцелеет на плоту среди образовавшейся грязи, то не будет в состоянии уложить с собою все свои запасы, а если бы и мог, то из них одно прокиснет, другое протухнет, засохнет, заплесневеет или сквасится в три дня времени, а ему все равно неизбежно грозит голодная смерть, потому что люди, если и узнают про его опасность, и захотят выручить, не проберутся, не принесут провизии через топь.

На Нессо напала лихорадка и от незаживающей раны и от болотных испарений.

Охваченный припадком, просидев всю ночь около хижины без сна, он чувствовал, что голова его горит, в висках бьет, точно камнями, все тело дрожит, корчится, а тоскливая истома предчувствий смерти мучит его дух невыносимо.

– Неужели должен я умереть такою смертью?! – стал размышлять Нессо, впервые в жизни узнав, что такое испуг. – Расхвораться, как трус, и погибнуть в болоте, в грязи, точно казненный отверженец, не дождавшись удара руки доблестного соперника, не сразившись за алтарь богини!..

Эта мысль ужаснула Нессо.

Он принялся деятельно лечиться бывшими у него травами и переносить провизию на устроенный им плот, но лекарства не помогли ему; к вечеру того же дня состояние несчастного старика ухудшилось настолько, что он уже не мог встать с постели.

Долго тянулась мучительная болезнь, много дней и ночей крепкая натура Нессо боролась с губительным влиянием болота, но малярия одолела, он впал в бред.

Фантастические сцены и картины, в которых самым невозможным образом сплетались воспоминания прошлого и планы будущего, тучами понеслись в воспаленном мозгу Нессо, сменяясь с быстротою вихря. Грезились ему олени с головами в виде тыквы, и Амулий, летящий через озеро верхом на козле, имеющем крылья и морду совы, и нападение журавлей вместо 12-ти альбанцев.

Больной метался, вскакивал, прятался по углам хижины, звал на помощь, молился.

Временами его страшные кошмары сменялись противоположными чудными видениями лебедей, цветов, с самой юности не виденных им женщин; тени царя Проки в платье со звездами, и иных, давно умерших друзей наклонялись к лежащему Нессо, целовали его, ободряли, угощали разными плодами.

Жертвенник, ему мнилось, весь сияет, как солнце, горит каким-то дивным, восхитительным небесным огнем, в ожидании особенной жертвы, которую Нессо должен принести по новому уставу, только он никак не мог понять, что он должен сделать, – какой это устав и какая жертва, животное или человек.

Наконец после долгих мучительных размышлений он додумался и решил бесповоротно:

– Эта жертва я сам... но как?.. как?..

Он стал измышлять всевозможные ритуалы, передумывал, изменял, откладывал; все ему казалось неправильно, недостаточно, неподходяще к делу.

У него началась предсмертная агония.

Совершенно обессиленный болезнью, исхудалый до подобия скелета, похожий на мертвеца, несчастный жрец лежал без всякой помощи, без питья и пищи в те часы, когда не мог протянуть руки за кружкой или к связке сушеных плодов.

Его терзали опасения, что постель, на которой он лежит, сделается его смертным одром; крысы съедят его тело, не опаленное огнем, не зарытое в землю.

Сердце старика уже едва билось; дыхание перешло в хриплый свист, мозг перестал сплетать ему галлюцинации, мысль текла как бы во мраке, в оцепенении, в забытье.

Но вдруг случилась перемена: по всему телу умирающего точно ударила молния; Нессо вскочил с постели, как здоровый, его глаза широко раскрылись; снова могучий, сильный, крепкий, он стал созерцать вереницу дивных видений, проносящихся в его мыслях. Он увидел загробный мир, каким это ему представлялось по его верованиям. Души умерших стройно шли перед ним, точно звезды по небу. Царь Прока манил к себе своего друга, уверяя, что там хорошо, лучше чем на земле.

Множество факелов освещало это шествие блаженных душ, и каждый факел был подобен солнцу.

Вместо перьев, головы идущих украшали кометы с огненными хвостами; плащи их имели пуговицы из звезд.

При них были белые лани, лебеди, ласковые собаки, козы, овцы, все животные, каких Нессо любил, только гораздо красивее видом и несравненно крупнее земных.

– Туда! – воскликнул умирающий и протянул руку к небесной веренице, манящей его за собою в лучший мир, где не видно было богов, каким он привык поклоняться, но не мог их вообразить, потому что не видал никаких кумиров в своем заточении; там была Сила всеозаряющая, скрытая от разума, лишь инстинктивно понятная душе хорошего дикаря.

Нессо пошел к остаткам жертвенника Цинтии, который за дни его болезни успел развалиться, подмытый рыхлою почвой. Оправив на нем дрова, Нессо оделся в жреческое покрывало с венком на голове и лег на жертвенник, говоря свою последнюю речь.

– Я сам себя приношу в жертву, сам с собою борюсь, ибо соперника равного силой во всем Лациуме не нашлось для меня.

Он поджег под собою дрова, привычной рукою подбросил секиру на воздух... секира метко попала в цель – разрубила ему голову.

Жизненный огонь, едва тлевший в его изможденном теле, погас, зато ярко разгорелся вокруг него огонь погребальный, пожирая останки могучего старца-фанатика.